Пленница любви - Картленд Барбара. Страница 3

Королева должна была открыть Хрустальный дворец первого мая, то есть через две недели.

С самого начала герцог Нан-Итонский относился к числу тех, кто был категорически против замысла принца Альберта, хотя Сорильда ничуть не сомневалась, что, бывая в Букингемском дворце, он не говорил об этом.

В данный момент она была убеждена, что на самом деле раздражение его вызывал не сам дворец, а ревность к графу Уинсфорду.

Сорильда, чутко воспринимавшая чувства окружающих, заметила, что ее новая тетушка не всегда могла скрыть свои эмоции, и поэтому была уверена, что для Айрис граф значил гораздо больше, нежели просто сосед, чьи земли граничили с землями замка.

Всякий раз при упоминании имени графа, что случалось довольно часто, в голубых глазах появлялось выражение, отличающееся от обычного расчетливого взгляда, с которым она взирала на мир. Если молодая герцогиня и увлеклась графом Уинсфордом, в этом не было ничего удивительного. С того времени, как Сорильда поселилась в герцогском замке, о графе она слышала не только от дяди и его гостей, но и от слуг, фермеров, охотников, лесорубов и всех прочих, кто жил в окрестностях. Впервые увидев графа на сборе охотников, ежегодно происходившем в замке, Сорильда поняла, почему о нем так много говорят.

Оказалось, он не только необычайно хорош собою, что вполне объясняло интерес, проявляемый к нему женщинами; он был лучшим из всех наездников, каких ей доводилось видеть.

Живя в замке, она узнала, что его лошади были столь же известны, как и их хозяин. В прошлом году на скачках в Аскоте 5 он завоевал Золотой кубок. Ожидалось, что в этом году он выиграет его вновь.

До женитьбы герцог относился к графу Уинсфорду без особых восторгов, но вполне терпимо, и вдруг за одну ночь сосед, с которым он, казалось, всегда жил в мире, стал ему заклятым врагом.

— Скажу лишь одно, — говорил он теперь все тем же угрожающим тоном, какой у него появлялся лишь в раздраженном состоянии. — Если нам удастся пережить церемонию открытия этого нелепого здания, если мы не погибнем и нас не разрежет на кусочки падающее стекло, я буду чрезвычайно удивлен!

Герцогиня рассмеялась:

— Я не боюсь, Эдмунд, и ты совершенно напрасно кипятишься и заявляешь об опасности.

— Это не только опасно, это чистое сумасшествие! — резко возразил герцог. — Когда два дня тому назад я был в Лондоне, мне рассказали о последнем сумасбродстве, связанном с этим чудовищным сооружением.

— Что же это? — с любопытством спросила Сорильда.

Ей хотелось увидеть Хрустальный дворец собственными глазами, но когда она высказала пожелание поехать в Лондон только ради этого, герцогиня ясно дала ей понять, что она останется в замке, и категорически запретила девушке останавливаться в Нан-Итон-Хаусе, лондонском доме герцога на Парк-Лейн.

Сорильда считала, что это в высшей степени несправедливо, тем более что все в Нортхемптоне собирались ехать в Лондон на Выставку 6.

Но это не особенно ее удивило, поскольку она знала, что с каждой неделей, с каждым месяцем герцогиня относилась к ней все более нетерпимо.

— Дядя Эдмунд, расскажите, что случилось, — попросила Сорильда. Ей было так любопытно, что она не обратила внимания на морщинку, прорезавшуюся на гладком белом лбу между прекрасными голубыми глазами, ибо герцогиня сочла, что Сорильда слишком уж осмелела.

Словно обрадовавшись представившейся возможности еще раз пренебрежительно отозваться об этом здании, герцог начал рассказывать:

— Оказалось, что на трех огромных вязах, оставленных внутри дворца, осталось множество воробьев, а ведь они могут испортить товары, представленные на Выставке.

— Но почему же об этом не подумали прежде, чем оставлять деревья внутри дворца? — удивилась Сорильда.

— Твой вопрос остается без ответа, — отозвался герцог. — Вся эта затея — позор от начала до конца. Стоит только подумать, что над осуществлением этого бессмысленного проекта трудится не менее двух тысяч человек, как меня охватывает отчаянное сомнение: уж не сошла ли наша страна с ума!

— Но как же удалось справиться с воробьями, дядя Эдмунд? — спросила Сорильда, желая вернуть дядю к теме разговора.

— Королева предложила послать за лордом Джоном Расселом 7, — ответил герцог, — а лорд Джон посоветовал послать солдат гвардейского пехотного полка и перестрелять воробьев.

— Да ведь от этого разобьется стекло?

— Как раз на это и указал принц, — ответил герцог, раздосадованный тем, что своим вопросом Сорильда предвосхитила его рассказ.

— Так как же они поступили?

— Кто-то, не знаю кто, — продолжал герцог, — предложил послать за герцогом Веллингтоном 8.

— А он что?

— Кажется, он ответил, что не занимается ловлей птиц, но по распоряжению королевы прибыл в Букингемский дворец.

С трудом Сорильда удержалась от того, чтобы не перебить дядю, ибо уже по его тону догадалась, что он приближается к сути рассказа.

Герцог помолчал немного и, взглянув на жену, дабы проверить, слушает ли она, сказал:

— Насколько мне известно, Веллингтон произнес три слова: «Мадам, испробуйте ястреба!» Сорильда захлопала в ладоши.

— Как замечательно он придумал!

— И что же случилось? — задала вопрос герцогиня, поскольку чувствовала, что муж ожидает этого.

Разговор ее явно мало интересовал, как бывало всегда, если беседа не касалась лично ее.

Герцог хмыкнул.

— Было доложено, что все воробьи улетели из Хрустального дворца и больше их там не видели!

Сорильда рассмеялась, а после того, как дядя тоже рассмеялся, подумала, что теперь, когда он рассказал ей эту историю — а рассказывать он любил всегда, — настроение у него улучшилось. На время он забыл о графе Уинсфорде.

Герцогиня встала из-за стола.

— Сорильда, я думаю, ты найдешь, чем заняться, кроме как сидеть за завтраком, — сказала она неприветливо. — Кстати, у меня к тебе есть несколько поручений. Идем.

Сорильда еще не успела допить кофе, но прекрасно знала, что задерживаться не стоит, и послушно последовала за герцогиней из комнаты, отметив колыхание ее кринолина, подчеркивающего тонкую талию.

Девушку необычайно возмущало то, что герцогиня не позволяла, чтобы каркас из китового уса для ее, Сорильды, платья был шире двух футов 9.

К несчастью, Айрис появилась в жизни Сорильды в тот момент, когда девушке была нужна новая одежда, поскольку из старой она выросла.

Она как раз собиралась отправиться в Лондон приобрести все необходимое: платья, пальто и новые шляпки, введенные в моду королевой, однако герцог неожиданно женился; так ничего и не было куплено.

После того, как началось правление новой герцогини, оказалось, что Сорильда ничего не может купить, не получив сначала ее разрешения.

— Я всегда выбирала себе платья сама, — протестовала девушка.

— Позволь мне судить, что тебе больше подходит, — твердо ответила Айрис.

Очень скоро Сорильда поняла: более подходящим Айрис считала то, что ей совершенно не шло.

Ей стало ясно: герцогиня намеревалась сделать все возможное, чтобы она выглядела как можно хуже. Айрис категорически запретила шить Сорильде платья каких-либо цветов, кроме тускло-коричневого, отчего кожа ее приобретала нездоровый желтоватый оттенок, или грязно-серого, в котором она сама себе казалась призраком.

Обращаться к дяде было бесполезно. Он совершенно подчинился жене и соглашался на все, чего бы она ни пожелала, когда она ему улыбалась и упрашивала в манере, которую герцог находил совершенно неотразимой.

Герцогиня постаралась изменить внешний вид Сорильды не только с помощью одежды.

Однажды вечером, к удивлению девушки, перед самым обедом к ней в спальню явилась личная горничная герцогини, худая неприятная женщина, передававшая, как Сорильде стало известно, своей госпоже все, что происходило среди слуг.