Пленница любви - Картленд Барбара. Страница 4

— Добрый вечер, Харриет! — воскликнула Сорильда и приготовилась услышать причину ее появления.

— Ее светлость попросила меня причесать вас по-новому, мисс.

— Меня вполне устраивает эта прическа, — возразила Сорильда.

Харриет даже не удосужилась ей ответить, и Сорильда, понимая, что это не просьба, а приказание, села к туалетному столику.

Харриет достала фарфоровую баночку, и Сорильда вопросительно взглянула на нее.

— Ее светлость считает, что у вас сухие волосы, мисс, — пояснила горничная.

Открыв баночку, она начала смазывать волосы Сорильды какой-то темной помадой.

Вскоре стало видно, что в результате этого волосы ее лишились своего цвета, стали влажными и тусклыми.

Затем Харриет стянула их сзади в тугой узел, оставив по бокам тоненькие косички; они свисали вдоль щек, закручивались возле ушей и совершенно Сорильде не шли.

Девушка ничего не сказала. Она прекрасно знала, чего добивалась герцогиня, но совершенно не представляла, что тут можно сделать.

Лишь обдумывая сложившуюся ситуацию в целом, она начала осознавать, что начисто лишена возможности с кем-то встречаться или бывать в обществе; ей уже виделось, как она проводит в замке всю жизнь, не имея никакой возможности вырваться отсюда.

Когда устраивались приемы, Айрис находила различные поводы, чтобы Сорильда не появлялась за обеденным столом.

— У нас на одного мужчину меньше, чем дам, и я не могу найти никого, чтобы добиться равного количества гостей, — говорила она Сорильде в присутствии герцога. — Я знаю, дорогая, ты меня поймешь и на этот раз пообедаешь одна.

То же самое повторялось, когда гости приглашались к ленчу. Хотя Сорильде хотелось запротестовать и заявить, что это происходит не единожды, а постоянно, она знала: что бы она ни сказала, у тетушки на все отыщется ответ, и герцог ее поддержит.

У Сорильды возникло такое ощущение, будто она оказалась в западне, словно ее посадили в тюрьму на пожизненное заключение.

Временами, когда герцогиня вела себя особенно отвратительно, девушка подходила к окну своей спальни, смотрела на зеленый парк со старыми дубами, тянувшимися высоко в небо, и ей казалось, что она за решеткой.

Вот так, говорила она себе, чувствовали себя пленники королевского рода, когда их отправляли в какую-нибудь отдаленную крепость и они знали, что им отсюда не вырваться до самой смерти.

«Как все это вынести? Как могу я остаться здесь навсегда, если со мной так обращаются?»— спрашивала она себя, но, как ни старалась, не могла отыскать никаких тайных ходов, никаких заветных слов, которые провели бы ее сквозь невидимые преграды, стоявшие между нею и свободой.

Все это было делом рук герцогини, но Сорильда корила себя за то, что сглупила и не поговорила с дядей о своем будущем до его женитьбы.

Даже в самых невероятных фантазиях ей никогда и в голову не приходило, что он, казавшийся ей таким старым и степенным, внезапно решится начать новую жизнь с молодой женой.

Сорильда прекрасно понимала, почему Айрис вышла за него замуж. Оттого, что она была наблюдательна, а может, оттого, что была женщиной, она замечала уловки, на какие пускалась Айрис, чтобы привлечь внимание герцога и удерживать его покорным рабом своей красоты.

Иногда маска, надетая Айрис, соскальзывала, и Сорильда видела, что ей скучно, что ей надоел старый муж и даже положение герцогини не может заменить утрату поклонников, крутившихся возле нее в прошлом.

Сорильда сама не знала, когда она начала подозревать, что ее тетушка проявляет особый интерес к графу Уинсфорду.

Быть может, это случилось, когда она заметила, как ярко вспыхивали голубые глаза при разговоре о нем и с какой теплотой при этом звучал голос, обычно безразлично холодный или язвительный, когда она говорила с женщинами.

Как бы там ни было, Сорильда обнаружила, что сама выискивает признаки того, что при упоминании имени графа Айрис становится более снисходительной.

И теперь, следуя за герцогиней по коридору, Сорильда спросила:

— Вы собираетесь написать графу, чтобы поздравить его со вступлением в члены ордена Подвязки? Она шла позади тети, но даже не видя ее лица, почувствовала, что та ухватилась за поданную идею.

После короткого молчания герцогиня ответила:

— Конечно, следовало бы его поздравить.

Интересно, он здесь, в своем поместье, или в Лондоне?

— Он здесь, в Уинсфорд-парке.

— Откуда ты знаешь? — резко прозвучал вопрос.

— Вчера о нем говорили конюхи. Они сказали, что он привез новых лошадей, купленных на Таттерсолзском аукционе. Отвечая, Сорильда знала, что на самом деле герцогине было известно, где находится граф.

Она не могла объяснить, откуда знает об этом, — все было так, словно она читала тетушкины мысли.

— Тогда мы должны пригласить его на обед! — воскликнула герцогиня. — Хорошо бы устроить небольшой прием. Надеюсь только, что твой дядя не начнет читать проповедь по поводу Хрустального дворца.

Они поднялись по лестнице, и герцогиня направилась в свой будуар, находившийся рядом с парадной спальней, которую она занимала.

Будуар был наполнен благоуханием цветов из оранжерей, разместившихся во внутреннем парке замка, и ароматом экзотических французских духов — этот запах следовал за Айрис, куда бы она ни шла.

— Надо подумать, — говорила герцогиня, подходя к секретеру, стоявшему возле окна. — Едва ли его милость останется в поместье надолго, так что, пожалуй, лучше отправить ему приглашение с грумом. Я сейчас напишу, а ты отнеси его в конюшню и вели Хаксли немедленно отвезти его в Уинсфорд-парк.

Сорильда ждала, понимая, что ей дадут это письмо для того, чтобы дядя узнал о званом обеде, когда отменять его будет поздно.

Пока герцогиня писала, Сорильда огляделась вокруг и отметила, что Айрис собрала в этой комнате все самое лучшее и ценное в замке.

Здесь были миниатюры, изображавшие герцогов Нан-Итонских начиная с эпохи Тюдоров, усыпанные бриллиантами табакерки, подаренные предыдущему герцогу принцем-регентом, часы из оникса со стрелками, украшенными драгоценными камнями, и такие же подсвечники. Прочие многочисленные objets d'art 10 украшали гостиные, прежде чем были перенесены сюда.

Сорильда признавала, что все они служили прекрасным фоном для красоты Айрис, но вместе с тем, как и много раз до этого, задавала себе вопрос: почему женщина с таким изумительным лицом и прекрасных пропорций телом не имеет души и сердца им под стать?

Не одной ей в замке приходилось несладко из-за властолюбивых замашек Айрис, не одна она пострадала из-за привлекательной внешности. Служанки, за которыми не было иной вины, кроме миловидного лица, оказались выдворенными без всяких рекомендательных писем; Сорильда знала, что и ее ждала бы такая же участь, если бы Айрис могла избавиться от нее подобным способом. Герцогиня закончила письмо, вложила его в конверт и запечатала.

— А теперь, Сорильда, поторопись на конюшню, — резко сказала она. — Отдай записку Хаксли и не трать понапрасну времени возле лошадей, а сразу возвращайся сюда.

Сорильда не ответила. Она взяла записку и пошла к выходу. Дойдя до двери, она обернулась и в глазах герцогини увидела выражение, заставившее ее вздрогнуть.

«За что она так меня ненавидит?»— спрашивала она себя, спускаясь по лестнице.

В одном из огромных зеркал в золоченой раме она увидела свое отражение и подумала, насколько жалко выглядит по сравнению с элегантно одетой и красивой герцогиней.

С напомаженными жирными волосами, в тускло-коричневом платье, надетом поверх жалкого подобия кринолина, она выглядела словно воспитанница приюта или продавщица из дешевой лавки.

Единственное, чего Айрис была не в силах изуродовать, так это глаз Сорильды. Такие огромные, что, казалось, заполняли все ее овальное личико, они мерцали зеленым светом в лучах неяркого весеннего солнца, проникавшего сквозь высокие окна холла. Но Сорильда знала, что в глубине их таились печаль и отчаяние, ибо ей было страшно.