Женский роман (СИ) - Светлая Марина. Страница 30

Сегодня она, вероятно, в честь праздника, решила устроить предпремьерный показ. Вересов, правда, пока не определился кого кому. То ли его — деду, то ли деда — ему. Он склонялся к первому варианту, потому что сейчас Мара бегала в поисках любимого дедового вина. И улыбнулся. Если дед — такой крепкий орешек, как утверждает Мара, то одним вином его не подкупить. Сам он пока не собирался предпринимать никаких действий. Противника прежде надо увидеть и оценить самостоятельно. А качественные характеристики от Мары могут быть сильно преувеличены.

Прошедшие два месяца промчались как-то слишком быстро. Они провели их вместе, на даче, если не считать того, что посреди ночи приходилось срываться в Бровары, чтобы отвезти Мару домой. За редким исключением, когда пару раз на выходные она придумывала какие-то ночевки у подружек. Макс сердился. Но быстро отходил, ведь, несмотря ни на что, она была рядом. Проверяла ли она тетрадки, бродила ли вместе с ним вдоль речки или засыпала у него на плече под мыльную романтическую комедию.

Все прочее складывалось превосходно.

Кирилл после осенних каникул, проведенных у бабушки в Белой Церкви, взялся за учебу с удвоенным энтузиазмом. Во всяком случае, так он говорил отцу. Но оценки приносил более чем удовлетворительные. А однажды на вопрос «Так что там с институтом?», очень серьезно ответил: «Я определился. Почти». И это было лучше, чем ничего.

Впрочем, в этот же период в безоблачной жизни МаксМары случилось некое подобие первой ссоры. Макс предложил провести эту неделю в его квартире. Мара категорически отказывалась, приводя аргумент за аргументом против такой идеи. В конце концов, Максим устало согласился.

Алла Эдуардовна вполне себе прижилась у Вересовых, отца и сына, что абсолютно устраивало и работодателя, и работницу.

И даже госпожа Мазур-Борисоглебская начала сдавать свои позиции, чем несказанно радовала не только своего бывшего, но и его адвоката.

Ждать долго не пришлось. Мара выскочила из здания ТРЦ через двадцать минут после того, как он припарковался, и стала оглядываться в поисках знакомого Прадо на парковке. Макс подмигнул ей фарами, она радостно улыбнулась, помахав ему рукой. И помчалась сквозь толпу, придерживая капюшон, который, вопреки привычке носить шапку, теперь красовался на ее голове, так и норовя слететь от ветра. Макс вышел ей навстречу, перехватил цветные пакеты, которые она тащила с собой, и устроил их на заднем сиденье. Мара к тому времени уже совсем привычно сидела впереди.

— Кошмар! — объявила она вместо приветствия. — Почему мне кажется, что с каждым годом очереди становятся длиннее? Это что? Улучшение жизни? Ухудшение? Демографический взрыв?

— Тебе кажется, — улыбнулся Макс, — хотя я бы проверил на твоем примере некоторые факторы — улучшение жизни и демографический взрыв, — и тут же спросил о другом: — Куда дела свою любимую шапку?

Пропустив мимо ушей первую половину его фразы, Мара растерянно захлопала ресницами, потом открыла сумочку и достала из нее означенный головной убор.

— Она портит прическу, — с загадочной улыбкой объявила Мара и скинула с головы капюшон.

Макс внимательно изучил короткую стрижку Мары в стиле Одри Хепберн («Как украсть миллион?» — любимый фильм мамы. До дыр были засмотрены две видеокассеты и один диск. Конечно, больше из-за Питера О’Тула, но Хепберн мама тоже уважала). Вспомнил, как сам представлял ее на Испанской лестнице, и, улыбнувшись, сказал:

— Такую прическу портить не стоит.

— Правда? — осторожно спросила Мара. — Тебе нравится?

— Нравится! — Макс кивнул в подтверждение своих слов и, выруливая с парковки, спросил: — Ну и куда дальше?

— Домой, — несчастным голосом скомандовала Мара и тут же снова расплылась в улыбке: — Нет, ну точно-точно нравится? Не сильно коротко?

— Не сильно.

Сквозь пробки и снег они добрались, наконец, до дома, где жила Мара. Наконец-то (!!!) Макс имел полное право припарковаться недалеко от подъезда, благо, свободное место имелось. Не все еще, видимо, добрались до праздничных столов. Мара выскочила из машины, Макс прихватил все пакеты и, поднявшись на третий этаж, попал, наконец, в жилище, где обитали самый строгий дед на свете и его внучка — учительница французского, по счастливой случайности оказавшаяся классной руководительницей сына.

Мара открыла дверь ключом, включила в прихожей свет, шепнула Максу: «Разувайся, тапки сейчас выдам».

И крикнула куда-то вглубь квартиры:

— Дед! Мы приехали!

Пока Вересов переобувался, в коридоре появился дед и тяжелым взглядом воззрился на затылок Макса. Дождавшись, пока тот поднимет голову, дед придирчиво оглядел его с головы до ног. Поджал губы, заметив небритость, хмыкнул на тапочки, совершенно новые и определенно купленные Мариной специально к сегодняшнему «знакомству», и все же протянул руку:

— Петр Данилович.

— Максим, — протянул в ответ руку Вересов.

— А по батюшке? — спросил дед одновременно с крепким рукопожатием.

— Не станем беспокоить батюшку, — улыбнулся Макс.

— Ну-ну, — дед кинул взгляд на Марину, — проходите, раз пришли, — пригласил он и вернулся обратно в гостиную.

— Ну… Пошли! — сказала Мара, глубоко вдохнула, будто собиралась нырнуть, сцепила руки за спиной и направилась за дедом. Максу оставалось только следовать за ней.

Гостиная была небольшая. В стиле «Back in the USSR». Во всяком случае, югославский гарнитур по одну стену и ковер на другой вызывали именно такие ассоциации. Сосна стояла в углу — живая. Игрушки на ней тоже были те самые, уже теперь подзабытые, совдеповские. Даже ракета с космонавтом имелись в наличии. Единственное, что представляло собой воспоминание о том, что союз давно развалился — это телевизор. Телевизор был относительно современный, жидко-кристаллический.

Посреди комнаты стоял стол. Накрытый в лучших традициях новогодней обжираловки. Мара накануне весь вечер рубила салаты, солила семгу и делала закуски по рецептам из интернета. Дед молча обалдевал, поскольку она в жизни ничего не готовила. И это при том, что встречать Новый год они собирались на какой-то вечеринке, про которую она толком ничего не поняла. Наглаженное новое платье висело в шкафу. Оставался последний и самый трудный бой. Получить одобрение деда. Разрешение она вымолила накануне. Но одобрение получено так и не было.

Макс расположился в одном из кресел в гостиной, повертел головой, квалифицируя добротность домашнего мироустройства Мары. Дед устроился в соседнем кресле, внимательно глядя в телевизор. Шла всем известная наизусть новогодняя комедия, но дед сидел с таким видом, словно видел ее впервые.

— Петр Данилович, — негромко позвал Макс, пока Мара суетилась между комнатой и кухней, — Мар… рина сказала, что вы отпускаете ее со мной. Я вам обещаю, что все будет хорошо.

Дед в ответ что-то буркнул себе под нос и выключил звук — началась реклама.

— Марина! — позвал он. — Ну долго ты еще будешь возиться?

— Иду, иду! — Мара влетела в гостиную с бокалами в одной руке и с бутылкой «Хванчкара» в другой. Оценив ситуацию, с тоской подумала, что шансы на дедово благословение неумолимо стремятся к нулю. Но все-таки, упрямо мотнув головой, решительно спросила: — Шампанское кто-то будет?

— Если только ты, — улыбнулся Макс.

Дед недовольно поморщился. Мара поставила бокалы на стол. И приподняла бутылку.

— И кто откроет?

Подхватившись с кресла, Макс забрал у нее бутылку.

— А штопор?

— Ой! — пискнула она и снова исчезла где-то на кухне. Там загрохотали ящики стола, приборы, черт его знает что еще. И до гостиной донеслось: — Дед! А где штопор?

— Там же, где и всегда, — проворчал дед и стал подниматься из кресла.

— Петр Данилович, мы найдем, — заверил его Максим и вышел из комнаты.

— Найдут они! — недовольно раздалось ему вслед.

Мара, сидя на коленях перед большим столом, выдвигала из него все ящики по очереди, шарила в них руками, разочарованно вздыхала и переходила к следующим. Едва Макс показался на кухне, она вскочила на ноги и, сделав страшные глаза, прошептала: