Когда порвется нить - Эрлик Никки. Страница 43

— Ладно, — решила вступить в игру Мора. — И куда мы отправимся?

— Не знаю, куда угодно! Может быть, куда-нибудь в романтическое местечко, например во Франции или Италии.

— Ну, в колледже я год изучала итальянский язык, который мне так и не пригодился… — заметила Мора. Но потом замолчала. — Столько сложностей — и все из-за меня? Не надо.

— Ты шутишь? Ты же знаешь, как я люблю планировать. Мечтаю выбирать интересные маршруты путешествий.

Мора рассмеялась.

— Я просто имела в виду… Я знаю, что иногда все кажется таким мрачным, но… со мной все будет хорошо.

— Я в этом не сомневаюсь, — сказала Нина. — Ты очень сильная, сильнее всех на свете.

Мора легонько поцеловала Нину в лоб.

— Хорошо, — произнесла она. — Подумаем утром.

Мора упала щекой в подушку, и все мрачные события дня — мужчина, продающий фальшивые нити, женщина, подавшая в суд на своего мужа, — отошли на второй план. Вместо этого она стала думать о плакате, обнаруженном в школе: его края торчали из мусорного бака, который не успели опустошить. Мора заметила его, когда шла с вечерней встречи, и незаметно взяла его из урны.

На плакате были помятые фотографии известных личностей, безвременно ушедших из жизни: Селена Кинтанилья[18], Коби Брайант[19], принцесса Диана, Чедвик Боузман[20]. В верхней части было написано: «Жизнь любой длины может быть исполнена смысла».

Мора не знала, кто и зачем сделал этот плакат, но, держа его в руках, она чувствовала себя не такой одинокой. Кто-то был на ее стороне. Кто-то видел ценность в ее жизни, в жизни всех коротконитных. Возможно, она была не единственной, кто боролся.

Именно тогда, в последние секунды перед тем, как провалиться в сон, Мора решила, куда она хочет отправиться.

Она вспомнила фотографии, которые видела на уроках итальянского языка. Каналы, гондолы, ослепительные маски.

Ужасные предупреждения о том, что город тонет, звучали из года в год.

Все против него, вода постоянно поднимается. «А город стоит, — подумала Мора. — Потому что боец».

ХАВЬЕР

Хави надеялся увидеть драку.

Сентябрьские первичные дебаты рекламировались как матч-реванш между сеющим распри Энтони Роллинзом, чья агрессивная борьба с коротконитными в одночасье сделала его знаменитым, и эмоциональным оратором Уэсом Джонсоном, чья речь на первых дебатах тронула многих, но не смогла удержать Роллинза. Хави ждал, что Джонсон каким-то образом вырвется вперед, но не мог предугадать, какие следующие шаги предпримут оба кандидата.

Джек гостил у отца, поэтому Хави был один в их квартире, включив трансляцию дебатов на своем ноутбуке.

— Я хотел бы воспользоваться своим вступительным словом, чтобы ответить на слухи, которые ходят вокруг моей кампании с июня, — начал сенатор Джонсон.

И произнес следующее:

— Мне не стыдно сказать, что я получил короткую нить.

Джонсон продолжал говорить под ропот в толпе и к удивлению Хавьера.

— Некоторые будут использовать этот факт, чтобы поставить под сомнение мое соответствие должности, — сказал он. — Я хотел бы напомнить им, что восемь наших президентов умерли во время пребывания на посту, включая некоторых из лучших лидеров, которых когда-либо видел наш мир. Именно в их честь я продолжаю свою кампанию.

Сенатор сделал небольшую паузу и перевел дыхание.

— Я также хотел бы обратиться непосредственно к моим братьям и сестрам с короткими нитями, которые слушают меня сегодня. Великий американский писатель Ральф Уолдо Эмерсон[21] писал: «Дело не в продолжительности жизни, а в ее глубине. Вам не нужна долгая жизнь, чтобы оказать влияние на этот мир. Вам просто нужно желание это сделать».

Восторженные возгласы зрителей отозвались в душе Хавьера. Впервые с тех пор, как он согласился поменяться с Джеком, он почувствовал уверенность в том, что сделал правильный выбор. Он окажет свое влияние на мир. У него было желание, как сказал Джонсон, а нить Джека проложит путь.

Ведущий обратился к конгрессмену Роллинзу, и Хави нахмурился при виде дяди Джека, его волосы были жестко разделены и блестели под светом софитов, фальшивая ухмылка была высечена на гладковыбритом лице. На митинге Энтони в Нью-Йорке был убит человек, и это, казалось, почти его не тронуло.

— Ну, прежде всего, я хотел бы поаплодировать сенатору Джонсону за мужество и… уязвимость, которые он проявил сегодня вечером, — сказал Энтони. — Я знаю, что некоторые критикуют мою реакцию на недавние случаи насилия в нашей стране и считают, что я поступаю несправедливо по отношению к коротконитным. Но это не вопрос справедливости, это вопрос национальной безопасности. Будучи сам объектом нападения, которое, к счастью, не увенчалось успехом, я сделаю все необходимое, чтобы сохранить Америку в безопасности. Поскольку наши возможности измерения нитей становятся все более точными, эта задача становится все более актуальной. Но те, кто утверждает, что я не испытываю никакой симпатии к коротконитным, ошибаются. Мой племянник — младший лейтенант армии США, и я горжусь тем, что являюсь его дядей. У него тоже короткая нить. Когда я стану президентом, я буду руководить не только с силой человека, который защитит нашу нацию, но и с состраданием человека, который почувствовал трагедию нитей в собственной семье.

Пока зрители аплодировали Роллинзу, ошеломленный Хавьер сидел на своей кровати и его приподнятое настроение от речи Джонсона улетучивалось.

Дядя Джека использовал короткую нить Джека — которая на самом деле была короткой нитью Хави — ради политической выгоды.

Хави стало плохо. Его личное несчастье могло привести к власти этого жадного, эгоистичного человека.

Знал ли Джек о плане Энтони?

В последнее время Джек почти не упоминал о своих тете и дяде, но Хави знал, что он наконец-то начал рассказывать своей семье о своей короткой нити, и Хави предполагал, что именно по этой причине Джек все больше времени проводил, мрачно сидя на диване, потягивая пиво и вяло поедая чипсы. Очевидно, он поделился новостями с Энтони. Но знал ли Джек, что дядя собирается использовать его как чертову пешку на телевидении?

Хавьер был слишком зол, чтобы дальше смотреть дебаты, поэтому он закрыл ноутбук, натянул кроссовки и отправился на пробежку. Не останавливаясь, он добрался до Джорджтауна, где, усталый и запыхавшийся, упал на ступеньки у часовни Долгрена.

Хави смотрел на студентов, которые разговаривали, читали учебники и флиртовали на лужайках вокруг него; кампус из красного кирпича гудел, наполненный энергией ранней осени, которую можно ощутить только в школе. Многие колледжи, очевидно, удвоили число консультантов в кампусе на следующий год, чтобы помочь студентам пережить двадцать второй день рождения. Хави слышал, что многие старшекурсники поклялись не открывать свои коробки, когда те придут, хештег #НеОткрывай стал ненадолго трендом в интернете. «Но это легче сказать, чем сделать», — думал Хави. Даже после четырех лет тренировок Хави знал, что невозможно точно предсказать, как он отреагирует в стрессовой ситуации. Неважно, насколько целеустремленными могут чувствовать себя эти ребята из колледжа, настоящим испытанием будет встреча лицом к лицу с коробкой.

Хави вытер пот с подбородка, затем повернулся, чтобы посмотреть на маленькую часовню позади, щурясь в отблесках заката.

Ему было немного неловко от мысли, что он все лето не ходил на мессу. Когда он рос, родители приводили его в церковь каждое воскресенье, и мама подсовывала ему леденцы, чтобы он не ерзал на скамье. В академии он по-прежнему посещал большинство главных праздничных служб, но постепенно стал о них забывать.

Очевидно, что нити привели к возрождению веры у таких же, как он сам, забывших о церкви. Хави вспомнил, что видел многочисленные сообщения в новостях о том, что за несколько месяцев после прибытия коробок количество верующих во всех религиях увеличилось; все это сопровождалось фотографиями переполненных церквей и синагог. Его родители даже отмечали, что в церкви на службах бывало тесно, что было отрадно видеть после стольких лет сокращения паствы.