Полуостров Сталинград (СИ) - Чернов Сергей. Страница 28

Без обычных стрелковых дивизий нет армии. Поэтому в 24-ой армии создаётся 71-ый стрелковый корпус с дивизиями 244, 245, 246.

Номера дивизий в этих соединениях идут подряд, потому что они свеженькие, только что созданные.

Карта боевых действий на юге.

Рокоссовский забросил диверсантов, — мы только собираемся так диверсантов экзаменовать, а он уже делает, — в тыл. Они захватили немецкий эшелон и тихо вошли в город с юга. С одной стороны. С другой Житомир атаковали подразделения с трофейными танками. Чтобы с толку сбить. Запутать немцев удалось, они подпустили колонну слишком близко. Дальше остаётся ударить по газам и ворваться в город. Но пять танков он потерял. И до батальона пехоты. Сказал, что три из пяти можно отремонтировать и отправил их в Гомель.

Сейчас Двойной К восстанавливает 27-й корпус, от которого осталось всего два боеспособных полка (предположительно — замечание автора, не нашёл подробных данных о судьбе этого корпуса).

Состав корпуса: 87-ая, 124-ая, 135-ая стрелковые дивизии.

Ещё немного и у моего Маркграфа будет полноценная армия. Цанава там ещё орудует со своей дивизией.

Окончание главы 6.

Примечания к главе.

Может показаться странным, что Павлов раздёргивает и ослабляет 10-ую армию. Перебросил 6-ую и 36-ую кавдивизии, 29 мотодивизию. На самом деле, он стремится пропустить через реальные боевые действия наибольшее количество частей. Обстрелянное подразделение ценится намного выше необстрелянного. По окончании сражения за Минск Павлов планирует вернуть эти соединения в 10-ую армию. Естественно, они будут пополняться людьми и техникой.

Глава 7. Первым делом — самолёты

22 августа, пятница, время 14:05.

Филиал учебно-боевого авиацентра в Полесье, зона Рокоссовского.

Алексей Кондратьев, лётчик, курсант.

Редкая минута отдыха. Нет, я не жалуюсь, что хотел, то и получил. Полной ложкой и по самую макушку. Настрадался в полку, к которому приписан. Латвия, СевЗапфронт, аэродром близ Резекне. От полка осталось четыре самолёта, на ходу, но заштопанные. Вокруг каждого стая голодных до полётов лётчиков, пробиться зелёному новичку — глухой номер. Так что когда нас, молодых и не только, спешно отправили в Белоруссию, обрадовались все.

— Там хоть полетать дадут… — сказал кто-то из оптимистов.

— Кто его знает… — проныл кто-то из пессимистов.

— Если нас куда-то отправляют, значит, где-то там не хватает лётчиков, — припечатал веско умный я.

— Это центр обучения, — возразил пессимист.

— Лётчиков! — поднял палец я и заткнул нытика. Самый последний дурак понимает, что по-настоящему обучить лётчика можно только за штурвалом «живого» самолёта.

Как потом выяснилось, не совсем я был прав. Оказывается, многому лётчика можно и на земле обучить.

Это сейчас мы лежим на травке под деревьями после сытного обеда. В центре обучения личного времени хорошо, если час в сутки. Как-то смешно получается: пока учились, ни вздохнуть ни почесаться. А фактически на линии фронта живём, как люди. Суворов — гений военного дела, это же он сказал: тяжело в учении, легко в бою. Точно!

Дрючили нас так, что вспоминать страшно. Некоторых быстро отбраковали. Нет, списали не в пехоту, а в бомбардировщики. Что с ними ещё делать, если они от перегрузок чумеют? Центрифуга. С такими тренировками мы никогда не сталкивались. Раскручивали нас до восьми «же», хотя сами инструкторы утверждали, что больше четырёх-пяти ни один самолёт не выдержит, так что нефиг и пробовать такое в реальном бою.

— Зачем тогда? — немедленно прозвучал глупый вопрос, на который ответил я, опередив инструкторов. Разве я мог такой шанс упустить. Кого-то куснуть… да я спать потом не смогу!

— Балбес ты, — тыкнул пальцем ему в лоб, благо сидел недалеко, — а вдруг наши замечательные авиаинженеры выпустят самолёт, который десять «же» выдержит? Чо будешь делать? В танкисты пойдёшь?

Инструктор одобрил мои слова и подтвердил их.

— Всегда надо иметь запас. Во всём.

Сейчас мы тоже учимся. И одновременно воюем. У каждого — опытный ведущий. Их четверо и берут нас на задание по четверо. Учебно-боевая эскадрилья «чаек». Такое обучение мне нравится. Настолько, что в нас, в меня, так точно, зарождается какое-то дьявольское веселье. Спрошу у ребят, они тоже так думают?

— Ребята, а вам тоже смешно? Как и мне?

— Ты о чём? — на меня смотрят три пары глаз нашей учебно-боевой эскадрильи. Учебной её половины.

— Ну-у-у… как мы учимся? Летаем на полигоны, стреляем по учебным мишеням, так? А сейчас что делаем? Сейчас мы будем использовать в качестве учебных мишеней живых фашистов.

Ржу. Меня веселят две вещи одновременно. Разве не смешно использовать немецкие колонны или боевые позиции в качестве учебных мишеней, за успешное поражение которых нам оценки ставят? Чуть ли не в школярские дневники. Лица моих товарищей, что не могли сами додуматься до элементарного, веселья добавляют.

— Миш, сам подумай, — обращаюсь к одному, который затеял письмо писать. — Собьёщь немецкий самолёт — тебе пятёрку поставят.

— Не понял, — хмурится Мишель, — в личное дело сбитый не запишут што ли?

— Ха-ха-ха… — если бы уже не валялся на траве, щас точно упал бы.

— Ой, не могу! — аж ногами сучу от восторга и не могу удержаться. — Конечно, нет. А если тебя собьют, то поставят двойку в журнал и спишут, как не сдавшего экзамен. Тяжело в учении — легко в бою.

Последней фразой ввожу Мишеля в полный и окончательный ступор. Почти воочию вижу, как его мозг выворачивается наизнанку в попытке понять непознаваемое. Остальные не такие тугоумные, как Миша, и начинают ржать. Может, подражают.

— Веселитесь? — раздаётся над нами голос капитана. Всем приходится вскакивать по моей команде «Смирно».

Капитан, наш славный временный комэск, отличается невероятной серьёзностью. Кажется, он даже смеяться умудряется, не смеясь. Не понимаю, как он так может? Вижу временами, что веселится от души, но при этом лицо неподвижное и глаза серьёзные.

— Это хорошо, но мало. Пойдёмьте, по-настоящему похохочем, — вдохновляет нас на подвиги комэск.

Соврал малость. Потеха началась много позже.

Через полчаса. Настоящей потехи пока нет.

— Внимание! Смотрим во все стороны, ждём две жёлтые ракеты, — предупреждает голос серьёзного капитана Митрохина через наушники.

— Две жёлтые ракеты слева, — замечаю чуть раньше, но даю проявить себя и другим. Что, всё я, да я.

— Вираж влево в сторону ракет! — командует комэск. — Горку вниз! До ста метров! Резче, парни, резче.

Быстрое снижение — перегрузка наоборот. Вес не давит, напротив, исчезает. И содержимое внутренностей… куда?! А ну, назад!

А вот и родная перегрузка, когда выходим на горизонт. Перегрузочка родная и слабенькая, не то, что на центрифуге. Мы сейчас вроде и учимся, но уже на этапе «легко в бою».

Капитан на ходу вводит в курс дела. Зачем этот манёвр нужен. Садимся. Дозаправляемся и снова в небо. Класс!

Мы летим на высоте не больше километра. Комэск время от времени поднимается выше. Встреча с мессерами в наши планы не входит. Пока. По плану обучения у нас штурмовка. По учебным целям. Насколько понимаю, подкрадываемся к Тернополю с востока.

Пейзаж, состоящий из множества прямоугольных и не очень прямоугольных полей, напоминает разноцветную мозаику. И чем-то он меня царапает… оп-па! Мой ведущий вдруг начинает пересекать мне курс, берусь за ручку, восстанавливаю положение. Силуэт ведущего должен неподвижно висеть в строго определённом месте лобового остекления. Слева, ближе к верху.

— Молодец, Чибис, не спишь… — отзывается ведущий.

Не сплю, не сплю и, слава небу, вроде формируется у меня рефлекс держаться за ведущим, как на привязи.

Будто толчок от манёвра испытал, доходит до меня, что не так с красивой мирной картинкой под крыльями. Мирная она, вот в чём дело! Территория занята немцами, но по виду ничего не изменилось! Так же цветут поля, и зреет урожай, время от времени вижу сельских жителей на телеге или пешком. Изредка показываются машины, мы их пропускаем. Хотя можно и со стрельбой из пулемётов поупражняться. Только это мы уже проходили.