Полуостров Сталинград (СИ) - Чернов Сергей. Страница 80

— Ворон, я — Дрозд. Приказ принят. Приём.

— Дрозд, я — Ворон. Отбой связи.

Откидываюсь на спинку. Прислушиваюсь. На моём Вороне двигатели гудят мощно и ровно. А классный самолёт казанцы сделали. Не чувствуется недостатка кислорода, герметизация что надо. И не так холодно. Мы на одиннадцати километрах, а температура градусов четырнадцать-пятнадцать. Можем и на двенадцать тысяч подняться, но уже внатяжку.

Лететь нам приходиться не по прямой, так что расстояние до Берлина в девятьсот камэ превращается в тысячу двести, не меньше. Надо обойти Варшаву и другие крупные и плотно охраняемые узлы. Мы и вылетали крадучись. К Белостоку набрали высоту десять тысяч пятьсот, а подходя к границе, выключили движки и километров пятьдесят планировали. Забрали на север, обходя Варшаву длинной дугой. И дальше идём галсами. Один из плюсов, если засекут радарами, направление однозначно не определят.

Что у нас там с Дроздом?

— Потихоньку отстаёт, — докладывает стрелок-наблюдатель.

Так. Делаем задуманный финт ушами. Всем уходит приказ подняться на двести метров, не прибавляя оборотов. Скорость при этом снижается.

При очередном галсе Дрозду велено чуть срезать, не выходя за пределы видимости. Заталкиваю раздражение куда подальше. Генералу не пристало по пустякам нервничать. А не пустяк для генерала только результат крупного сражения.

Два часа двадцать минут полёта.

— Товарищ генерал, — радист протягивает трубку, — снова Дрозд.

— Я — Ворон. Слушаю.

— Ворон, я — Дрозд. Докладываю. При новом включении ненадёжный двигатель работает без замечаний. Приём.

— Дрозд, я — Ворон. Набирай высоту, присоединяйся ко всем. Приказ прежний. Отрабатываешь первым и уходишь в сторону. Цель будет указана. Приём.

— Ворон, я — Дрозд. Приказ принят. Присоединяюсь к вам. Жду координаты цели. Приём.

— Дрозд, я — Ворон. О цели сообщу позже. Отбой связи.

Мы, кстати, не боимся, что нас прослушают. Могут, но вряд ли. Очередная павловская хитрость. Когда летим группой, включаем особый режим радиосигналов. Очень слабый. На нескольких сотнях метров слышим друг друга великолепно. На нескольких километрах уже ничего не разобрать, а ещё дальше сигнал полностью съедается радиошумом.

Смотрю на карту, подбирая цель для Дрозда. И, в конце концов, решаю ничего не менять. И бомбометать первым не будет. Только время надо так рассчитать, чтобы пауза в любую сторону между Дроздом и остальной стаей была минимальна. Если менять схему бомбёжки, то минимум-миниморум. И цели сменить нам никто не позволит. Всё утверждено на самом высоком уровне, то есть, генералом Павловым. Сижу, думаю, рассчитываю траектории полётов.

Час настал! Берлин перед нами. Большой город, чёрт побери! Светомаскировку они соблюдают, англичане им расслабляться не дают, только и месяц светит и огоньки кое-где мелькают. Фары автомобилей, заводские огни на тех предприятиях, что работают круглые сутки. На мостах и каналах что-то светится. Отдаю команду по радио.

— Я — Ворон. Всем! Филин и Кречет, заходите на цели! Дрозд, иди за ними, потом заворачивай на свою цель с северо-востока! Сойка, Грач и Сокол, у вас тоже всё по плану. Заходите с юга!

— Я — Филин, приказ принят.

— Я — Сойка, приказ принят…

18 сентября, четверг, время 12:55.

городок Кукейнос.

Старший сержант Нефёдов.

Отваливаюсь от стола. Наконец-то мы обедаем, как баре. Пусть за дощатым столом и на скамейках, но нам обычные армейские удобства кажутся санаторными. Парни блаженствуют, допивая компот.

Поразительно быстро, всего за час, всё перевернулось с головы на ноги. Этот придурок Степанов должен был обращаться с нами, как с особами королевской крови. Мы им дверь к наступлению открыли широко и настежь. Фактически плацдарм захватили. А он нам козью морду строит. Фельдман и расстарался. Накапал, ясен пень.

Вот и прибегает Степанов своими ножками, находит нас в сарайчике и окрестностях, где мы кое-как притулились, жуя остатки сухпая. Немецкие консервы очень неплохи, но наше сальцо лучше. У местных его наменяли. Если мы во вражеском тылу выживаем, то уж у своих всяко устроимся и без благоволения тупого начальства. Прибегает майор, глаза, словно плошки. Ясен пень, выхлопотал люлей от высокого начальства.

— Вы чего тут? — С первой минуты стрелки на нас переводит. — Почему я вас должен искать?

Признаться, я разозлился.

— Извините, товарищ майор. Вы нас в задницу послали, туда мы и ушли. И пока не отдохнём, с места не сдвинемся. Мы двое суток не спали.

Кстати, почти правда. Не то, чтобы совсем, но урывками, вполглаза и по переменке. Поэтому мы так и не сдвинулись с места. Изобразили глубокую обиду, а на самом деле даже рукой-ногой шевелить не хотелось.

— Товарищ майор, приставьте к нам бойца. Как отдохнём, он нам всё покажет и расскажет.

Затем закрываю глаза и засыпаю. Идите все нахрен! И что характерно, майор проглотил мою неподвижность при его появлении. Некоторые из моих ребят дёрнулись вскочить, но видя, что их командир не пошевелился, тоже остались в лежачем или сидячем положении.

После майора в сарайчик заходит ржущий Фельдман… хотя какое там «после майора»! Через три часа, которые как одна минута пролетели. Вот закрыл глаза, провалился в сон, как в глубокую яму. Тут же открываю, три часа долой, и перед глазами хохочущий Фельдман.

— Мне связисты рассказали, — Саша молодец, без понуканий начинает рассказывать, — позвонили из штаба фронта. Там начальником боевой подготовки генерал Богданов, из наших. Его генерал Павлов сюда прислал. Так он нашего майора хоть по телефону, но отсношал так, что тот краснел, бледнел, трясся и еле на ногах стоял. Некоторые слова ребята записали…

Дальше Фельдман начал пересказывать многочисленные и по большей части зверские способы будущего изнасилования товарища майора, ха-ха-ха.

И сразу такая прыть у него образовалась необыкновенная. Вот вам место для проживания, которого полно. Войска ведь уходят. Вот столовая, где вас накормят. Правда недолго, полк уходит, но вот вам сухпай. Вечером банька. Хозяин дома организует.

Прислушиваюсь. Канонада удаляется, на слух уже километров за десять отсюда пушки гвоздят.

— Ну, что парни? Пойдём баньку топить?

Тяжело и лениво поднимаемся, неторопливо движемся по улице к дому, где встали на постой. К трём домам. Сорок человек в одном никак не поместятся. Эх, жить хорошо!

Если бы ещё майор не надоедал. Сижу после бани, никого не трогаю, попиваю квас. Хитрый хозяин за шкалик шнапса нам пару банок выставил. И тут товарищ майор подсаживается.

— Слушай, сержант…

Опять пропускает слово «старший», но возражать лень, да и начало неофициальное.

— У меня просьба к тебе… — майор мнётся и, наконец, рожает, — не жалуйся своему начальству. Сам понимать должен, сколько всего навалилось.

Хм-м, и как я это сделаю? Я обязан подробную докладную написать. Обо всём. И есть одно толстое обстоятельство.

— Начальство про вас уже знает. Мне что, сказать, что я пошутил? — Умный какой. Сделай так, и виноватым стану уже я.

— Не усугубляй, майор. Ну, станешь ты капитаном, это не конец света… — парни, выходящие из бани, распаренные и разморенные, деликатно нас обходят. — Главное, не усугубляй. Я вот вернусь и получу лейтенанта. А ты думай, как нам одновременно старлея не получить. Так что о твоей просьбе умолчу, но это единственное, чем могу тебе помочь.

Майор кривится, но не возражает. Встаёт и уходит. Попутного тебе ветра, майор, дослужившийся до капитана.

Окончание главы 16.

Глава 17. Железный поток

18 сентября, четверг, время 18:40.

Пять километров северо-западнее городка Уцена.

— Артиллерия с фронта! Координаты 61-54 и 25-38! 61-54 и 25-41! Артиллерия с правого фланга! Координаты 61-54 и 25-41! 61-57 и 25-41!

— Повторяю! Координаты артиллерийского заслона! …Бьют прямой наводкой! — кричит в трубку старший лейтенант Смирнов. Несколько секунда назад их накрывает фланговый шквальный огонь. Летят снаряды и с фронта.