Двойной генерал (СИ) - Чернов Сергей. Страница 109

— Эшелон с трофейной техникой и образцами вооружений скоро сформируем. Как только догрузим, дам тебе знать. Берии привет передавай.

Но когда Цанава уходит, чуть подождав, даю себе волю, глумливо хихикаю. Всегда забавно видеть лица тех, которые ещё вчера наслаждались всемогуществом, и которые вдруг видят перед собой непринуждённо поставленные барьеры. Сюда нельзя! — написанное крупными буквами долго изучают неверящими глазами.

29 июня, воскресенье, время 13:40.

Минск, радиозавод им. Молотова, ул. Красная 7.

Рассматриваю на складе длинные ряды радиоприёмников «КИМ». Есть и другие, ещё до присоединения Литвы изготовленные. Дисциплинированное население за неделю всё сдало. А я приказал отправить всё сюда. Теперь радиозавод вынимает начинку и использует для производства армейских радиостанций.

Знаю, что семьдесят процентов самолётов радиофицированы. Практически это приближается к полной радиофикации. С исчерпавших свой ресурс и повреждённых самолётов радиостанции снимаются и монтируются на новые или отремонтированные. Группа Хадаровича, разросшаяся до полуроты, вся в мыле, но справляется.

С танковыми вопрос решается. Приличный вариант есть, но ставить приходиться только на лёгкие малошумящие танки. В Т-34 пока только на приём. Акустический шум работать на передачу не позволяет. Здорово помогают трофейные танки. Часть из них Никитин делает командирскими. Немецкие танки более комфортабельны, не так сильно грохочут. Радиофикация вынуждает снижать боезапас, но для командирских и связных танков не критично. У немцев есть и специализированные машины, только мы народ более непритязательный.

— Дмитрий Григорич… — следующие слова застревают в горле директора Юделевича, остановленные моим жестом. «Не мешай! Чапай думает».

Меня, человека другого времени, потрясает самоотверженность обычного населения. Без слов и протестов сдали свои радиоприёмники. Докладывали, что многие отказывались брать квитанции, когда слышали, что их будет использовать армия. Я планировал или заплатить компенсацию или вернуть после войны, но столкнулся с искренним и огромным удивлением моего генерала. С одной стороны, его недоумение, с другой — готовность к материальным жертвам со стороны жителей. Пришлось остановиться. Ничего, сделаю так, что уровень жизни всей Белоруссии станет на голову выше. Как? А пока не знаю.

— Что вы хотели, Давид Львович?

— Видите ли, Дмитрий Григорич, война началась…

— Да, я заметил, — не оглядываюсь на смешки своей свиты.

— Цены на рынках подскочили в три раза, а в магазинах ничего не найдёшь, — объясняет директор. — Мои работники не голодают, нет. Но, сами понимаете, зарплаты при таких ценах на всё не хватит…

Решение надо принимать на ходу, тем и отличается военное время от мирного. На раскачку нет ни секунды.

— Сделаем так. На заводе все зарплаты отменить. Весь персонал перевести на обеспечение по нормам и за счёт РККА. За исключением оружия и боеприпасов, разумеется. Денежное довольствие ранжировать. Директор приравнивается командиру полка, рядовой работник — красноармейцу. Это верхняя и нижняя планки. Остальные — между ними. Со шкалой сами разберётесь.

Немного думаю и даю время записать текст для будущего приказа моему адъютанту. Секретарша директора тоже что-то пишет.

— Организовать на заводе отдел, аналогичный нашему обеспечению личного состава продовольствием. Стандартными обедами кормить работников по талонам. Наладить их оборот. Каждого работника снабжать сухим пайком согласно должности. Через двое суток начать распространение опыта перевода на военные условия работы персоналов других предприятий.

Но в конце делаю масштабную поправку.

— Это касается исключительно радиозавода, авиазавода и Гомельского машиностроительного. Организацией обеспечения остальных предприятиях займутся органы советской власти.

Прошёлся ещё по цехам, но быстро, я здесь не за этим. Уединяюсь в кабинете с директором.

В подобных случаях, мои генералы сразу отдают мне место за своим столом. Первый раз я сдуру попытался отказаться, мой генерал меня поправил. Раздражённо и даже с негодованием. Спорить не стал.

А вот Рабинович, то есть, Юделевич так не делает. Тоже не спорю, сижу рядом в кресле. Мне и отсюда его неплохо грузить. Сначала профессор Никоненко.

— Доводить радиоглушилку будем у вас. Она работоспособна, но… — слегка морщусь. Наверняка будут накладки, а здесь ему удобнее детские болезни лечить.

— Второе. Мне нужно большое количество лёгких, простых в управлении и маломощных, до десяти километров, радиостанций. Ротный уровень, — поясняю ключевой момент. Дальше ничего объяснять не надо. У меня больше сорока дивизий. Это полторы-две тысячи рот. Впрочем, это число надо озвучить. По верхней планке.

— Это порядка двух тысяч экземпляров. На первое время хватит четыре-пять сотен…

Юделевич записывает на бумагу мои запросы. Бумага стерпит, сдюжит ли завод?

— Дмитрий Григорич, — пытливо на меня смотрят выразительные глаза. Представителя древнего и мудрого народа.

— Дмитрий Григорич, скажите честно, немцы Минск возьмут?

Привычно давлю раздражение от порядком надоевшего вопроса. Помогает соображение, как хитро можно вырулить на этом повороте к своей теме. Хотя бы в мелочи, хотя бы только в разговоре обойдите еврея, и настроение сразу поднимется.

— Давид Львович, гарантии вам никто не даст. Война дело такое… непредсказуемое. Гарантию может дать только наша победа. А что для этого надо?

Глубокие глаза собеседника смотрят вопросительно.

— Общие усилия для этого нужны. И не только танкистов, лётчиков и других пехотинцев. Ваши, в том числе. Радиоэфир тоже поле боя. Немцы подслушивают нас, мы — их. Мы делаем глушилку, а у них она уже есть. Испытали мы пару неприятных дней при штурме Бреста.

— Вроде мы всё делаем, что можем.

— И огромное спасибо вам за это! Но вынужден признать: немцы по-прежнему сильнее нас в этой области…

— Не так уж, — возражает Юделевич, — мы тут внимательно изучили трофейные радиостанции. Практически наши им не уступают.

— Этого мало. У нас нет радаров, у немцев — есть. У них есть радиопеленгаторы, у нас — нет. Понимаете? Это ваше поле боя. И ещё вот что мне надо…

Принимаюсь объяснять свою идею. Связана с радиопеленгацией. Немцы быстро и довольно точно засекают работу радиопередатчиков. Что превращает каждый выход в эфир в сложную боевую операцию. Будет превращать. Когда я начну засылать разведгруппы во вражеский тыл. Придумал, как можно сбивать немцев с толку, но для этого мне нужны…

— Мне нужны радиоимитаторы. Сравнительно небольшие одноразовые передатчики. Их будут сбрасывать с самолёта в заданный район или устанавливать разведгруппы. В заданное время они выходят в эфир и выдают сигнал, похожий на шифрограмму. Понятно, зачем это?

— Хотите перегрузить немцев лишней работой, поставить службе пеленгации массу ложных целей?

Оправдывает репутацию своего народа, как одного из самых умнейших.

— Да. А вот сможете ли вы создать для меня такое оружие?

— Мы попробуем.

Твёрдого ответа не требую. Мне технические возможности этого времени до конца не понятны.

Через полчаса покидаю завод. Всё, что нужно, сделано. Округ, — хотя сейчас фронт, но по сути так округом и остался, — живёт и живёт энергично. На минском ж/д узле вчера видел несколько эшелонов с разбитой техникой. В основном, немецкой. Здесь, в Минске её распотрошат и пустят несколькими потоками. Радиостанции, целые, повреждённые и совсем разбитые — на радиозавод. Разбитые самолёты и их обломки — алюминиевый лом в переплавку. Отправляем его в Ступино. Разбитые двигатели, танковые и авиационные — туда же. Уцелевшие узлы и цельные движки — в автомастерские. Как правило, минскую и барановичскую. Их бригады тут же на специальной площадке потрошат всё, что можно. Снимают пулемёты, инструменты, сливают бензин, — хотя последняя операция очень редка, обычно это делают ещё в войсках. Короче говоря, сдирают всё, что можно, вплоть до гусениц. Танковые башни с уцелевшими пушками забирают УРы. Хотя я Михайлина переориентировал, но «стаканы» с танковыми башнями делать продолжаем. Прижилась технология и металла хватает. Такие огневые точки ставим у мостов и как альтернативу ДЗОТам.