Факел чести - Аллен Роджер Макбрайд. Страница 57

Этот маневр использовался уже сотню лет, но загвоздка была в том, что для смены направления нам требовалось рискованно приблизиться к поверхности Куу — на расстояние тринадцати километров. Этого хватило бы, чтобы разбиться вдребезги при отклонении от курса более чем на сотую долю процента.

Куу была невелика, представляла собой всего лишь каменный шарик, маленький и бесполезный. Но в случае аварии от этого нам не было бы легче. Все подробности рельефа никчемной планетки росли на экране. Ее почти сплошь покрывали кратеры, и очередной кратер, оставленный нами, просто пришелся бы на место какого-нибудь из прежних. Когда-то на Куу были горы, долины и равнины, а теперь от них остались одни сплошь усеивающие поверхность кратеры. Мертвенность и уродливость этой планетки теперь не скрывали ни расстояние, ни атмосфера.

Мы опасались мести «Левиафана», но ответной атаки не последовало. Может, мы действительно повредили катапульты для запуска, а может, удрали слишком быстро или же гардианов утомила битва с истребителями Лиги. Черный лунный ландшафт подплыл еще ближе. Радар сообщал, что отклонение от курса равно нулю, но мы учитывали ошибку прибора, которая могла возникнуть при такой дальности.

— Мак, включи пятую камеру!

Я переключил экран на пятую камеру и тихо выругался. «Левиафан» произвел запуск. Одна, две, три ярких искры отделились от корабля. Четвертая только появилась и тут же рассыпалась снопом искр поменьше.

— Что-то случилось с катапультой!

— Мы не смогли их остановить, но, похоже, сумели задержать на время.

Больше над кораблем не появилось ни одной искры.

Я переключился на главную камеру и увидел, как Куу надвигается на нас, подобно валуну, катящемуся на муравья. Ее шар рос буквально на глазах, и мне пришлось настраивать масштаб, чтобы вновь видеть перед собой всю луну.

Радар сообщил, что до поверхности планеты остается еще тридцать километров. Мы наблюдали, как мертвая планета растет, и ее изображение расплывалось перед нашими усталыми глазами.

К тому времени, как расстояние между нами сократилось до десяти километров, наш резвый полет значительно замедлился. Оказавшись на расстоянии восьми километров от луны, мы почти ползли. Однако все было относительно: нам по-прежнему нужна была вся мощность двигателя, чтобы вырваться отсюда. Гравитация Куу держала и притягивала нас. Мы вновь набирали скорость.

Теперь казалось, что мы движемся не только к луне, но и вокруг нее; ее поверхность скользила под нами по мере того, как мы описывали над ней дугу. «Джослин-Мари» летела с почти застопоренными двигателями, под нами прокатывался мрачный ландшафт. Казалось, мы катимся вниз по длинному, крутому склону одного из проплывающих внизу кратеров.

Я запустил программу прогнозирования столкновения, ввел данные о Куу из памяти на свой монитор. Программа дала мне три схемы.

Первая представляла собой простую координатную сетку карты Куу. Крохотный красный крестик медленно тащился по ней. Если бы двигатели отказали в эту минуту, на месте крестика появился бы новый кратер, оставленный нами.

Вторую схему усеивали цифры от нуля до 15350 — наше превышение в метрах над средним радиусом планеты.

На третьей схеме появилась ломаная черная линия, которая менялась с каждой минутой — это радар снимал рельеф Куу впереди нас. Вопрос состоял в одном: когда наше превышение достигнет пятнадцати километров, не окажутся ли в этом месте планеты горы высотой километров шестнадцать?

Мы находились почти точно в центре оборотной стороны Куу — территории, для которой имелись лишь самые неточные карты.

Если двигатели выдержат и мы дотянем до того места, где при этом исчезнет красный крестик, будет ли это означать, что Куу — идеально круглое тело без гор и долин (что маловероятно)? А если ее гравитационное поле повсюду одинаково (что тоже маловероятно), мы значительно отойдем от поверхности спутника.

Внезапно значение нашего превышения над уровнем планеты стало падать — пятнадцать и три, пятнадцать и два, пятнадцать и один…

Я чертыхнулся. Так и есть: гравитационное поле Куу не везде одинаково. Под поверхностью, над которой мы пролетали, залегали более плотные породы, и притяжение здесь было сильнее, чем в среднем над Куу. Нас тащило вниз.

Ощущение скольжения по длинному склону исчезло — мы просто падали, второго варианта здесь быть не могло.

Отвратительное лицо Куу проносилось перед камерами.

Ломаная линия рельефа стала еще более ломаной.

— Мы снижаемся над горной цепью, — вполне нейтрально сообщила Джослин. — О Боже мой, сейчас мы врежемся в гору! — Последнее замечание было абсолютно точным и справедливым. — Мак, я перейду на ручное управление. Начинай отсчет до точки среднего превышения над уровнем и называй значение превышения в метрах.

— Двадцать секунд. Превышение двенадцать пятьсот. Девятнадцать секунд, двенадцать тысяч четыреста. Восемнадцать секунд, одиннадцать тысяч девятьсот.

Джослин прильнула к своим экранам, следя за двигателями, радаром и камерой заднего обзора.

— Пятнадцать секунд, — продолжал я, — одиннадцать девятьсот. Четырнадцать секунд, двенадцать тысяч. Тринадцать секунд, по-прежнему двенадцать тысяч.

— Хватит, читай только значения максимальной высоты рельефа, — приказала Джослин.

— Максимальная высота — десять тысяч пятьсот метров. Подъем… Десять шестьсот. Одиннадцать восемьсот… данных нет.

— Все верно, Мак, мы прошли зону гор. Радар пытается дать показания о пустом про…

Ее заглушил грохот. На мгновение свет померк, и я неожиданно вспомнил, что, если мы врежемся, у нас не будет времени заметить, что мы мертвы. Включилось аварийное освещение, показания радара исчезли. Вдруг я понял, что мы летим в невесомости.

— Джоз, что это…

— Помолчи! — крикнула она, лихорадочно работая на пульте.

Зависнув посреди кабины и желая весить раз в шесть побольше, я наблюдал, как пилот в соседнем кресле пытается спасти мою шкуру.

Свет вновь мигнул, корабль мучительно закачало, где-то в его недрах включились двигатели. Вентиляторы принесли в кабину новый запах в дополнение к уже привычной для нас вони — запаху сгоревшей изоляции и расплавленного кабеля.

— Пока корабль слушается управления. Мак, но, похоже, мы лишились второго двигателя и переключились на запасной компьютер. Посмотри, удастся ли запустить главный компьютер снова.

Но я уже вводил команды запуска. Компьютер вернулся к работе через десять секунд.

— Джоз, переключайся на автоматическое управление.

— Готово… Вот это да! Теперь начинается самое плохое.

— По-моему, хуже уж некуда.

— Похоже, корабль еще держится более или менее. Второй двигатель просто исчез — кажется, его снесло ударом. Система охлаждения вышла из строя, но это еще не самое страшное.

— В чем дело?

— По-моему, когда мы проходили над последним высоким хребтом, компьютер решил, что мы сейчас врежемся. Он запустил автоматический обходной маневр, включил двигатели, а затем понял, что столкновения не произойдет, и резко выключил их. Все произошло за полсекунды, но двигатели от этого успели пострадать. Они и так весь полет испытывали чрезмерную нагрузку. Второй двигатель взорвался, и это вызвало второй скачок энергии по всей цепи — в том числе и цепи реактивной системы. При этом вырубились первый и второй двигатели. Мне удалось вновь запустить их и распределить нагрузку, но при этом перегрузка снизилась до двух «g» с шести. Это не пошло кораблю на пользу — в том числе и системе охлаждения, — заключила Джослин свой монолог.

— Но сможем ли мы добраться до базы при двух «g»?

— Разумеется! Мы ведь потеряли двигатель, а не топливо. Но лететь придется на несколько часов дольше. И кроме того, «Левиафан» остался на прежнем месте.

«Джослин-Мари» вынырнула из-за мертвой планеты, где чуть не нашла гибель, и устремилась вперед — навстречу своей базе, врагам, друзьям и судьбе.

Часть четвертая

«Левиафан»

17

4. Рыкают враги Твои среди собраний Твоих; поставили знаки свои вместо знамений ваших.