Госпожа попаданка (СИ) - Каминский Андрей Игоревич. Страница 61

— Я оставлю тебя в Монастыре, — продолжала Саломея, — и твою подружку тоже…после должного наказания. Но если я узнаю, что вы продолжили свою нелепую вражду…, - она замолчала, но лицо ее приобрело выражение, ставшее красноречивей всех слов.

— Можете убираться, — бросила Саломея, — обе. Кайра, проводи их отсюда.

Диаконесса кивнула и жестом показала послушницам следовать за ней. Уже выходя, Лена услышала обращенные к Дарине слова Саломеи.

— А с тобой дорогуша, мы еще не закончили.

Последовавший за этими словам отчаянный вопль ужаса и боли, заставил Лену облиться холодным потом и она чуть ли не бегом припустила по коридору.

— Икария будет сидеть тихо: чтобы никто не припомнил ей эту историю. Теперь Саломея крепко держит дом Гелос за жабры — если она обнародует среди других Домов, во что втянула Артемисия дочку, мало никому не покажется. Но и ты особо не злорадствуй — требование прекратить соперничество относилось и к вашей компании. Сосредоточься, лучше, на более полезных занятиях…дааааххх, вот таааак!!!

Последние слова Кайра сопроводила протяжным стоном, приподнимая бедра навстречу умелому языку Лены, старательно вылизывавшую истекавшую влагой щель. Делала она это с неподдельным удовольствием, обхватив губами чувствительный клитор, Лена упоенно чертила языком волнующие восьмерки на нежной плоти. Одновременно, пропустив руку между ног, Лена отчаянно мастурбировала, едва сдерживаясь от того, чтобы не кончить одновременно с диаконессой.

Кайра сидела на широкой скамье в изящной беседке из синего мрамора, расположенной на очередной террасе, нависшей над морем. Из одежды Кайра имела лишь красные сапоги — Амола не преминула подарить любимой Госпоже трофейную обувь из кожи гидры. Язык и губы Лены сейчас заменяли архдиаконессе собственные пальцы, пока лоркнийка замутненными от похоти глазами смотрела на обнаженные тела, ритмично двигавшиеся на входе в беседку. Сегодня расслаблялась не только Кайра, но и ее верная соратница: Амола, оглашая воздух громкими криками, оседлала могучего минотавра. Огромный, поистине бычий член, с хлюпаньем вонзался во влагалище стражницы, чьи огромные ягодицы тряслись с такой силой, что, казалось, они вот-вот оторвутся и укатятся, словно два черных шара. Грозный рев чудовища уже сменился жалобным мычанием — вот уже более часа ненасытная Амола, беззастенчиво использовала его для своего сексуального насыщения. Но и этого ей было мало: на стоявшем перед черной амазонкой столике восседал сатир — с гордо вздымавшимся членом, необычайно большим для столь тщедушного тела. Амола увлеченно сосала этот, во всех отношениях, выдающийся орган: то щекоча языком увесистую головку, то разом забирая гениталии в рот вместе с яйцами.

Возвращаясь в Никтополь, отряд Амолы, объединившись еще с несколькими охотничьими командами, наткнулся на шайку сатиров и минотавров — один из осколков огромного стада, разбитого в Лунном лесу. Чудовищ решили взять живьем — остаток дороги пленники провели со связанными руками и ногами: с темной повязкой на глазах, они лежали, уткнувшись лбами в бревна плота. В Монастыре им спилили рога, заклеймили, вставили кольца в носы, после чего распределили между жрицами. Парочку взяла себе и Кайра — как подарок своей верной сподвижнице. Амола же опоила сатира и минотавра очередным своим зельем, одновременно начисто лишающим воли и вызывающим неконтролируемое сексуальное влечение.

Все трое кончили одновременно: бедра Кайры конвульсивно стиснули голову Лены, ее влажная плоть запульсировала, изливаясь в рот попаданки, пока она сама отчаянно теребила собственное влагалище, сотрясаясь в судорогах сокрушительного оргазма. Но даже с зажатыми ушами, она слышала ударивший по ушам отчаянный визг, уже знакомый ей по бою в Лунном лесу. Ноги Кайры раздвинулись, выпуская Лену, и та, обернувшись, увидела, как сатир падает на пол, нелепо дрыгая ногами, тогда как Амоладержит в зубах комок плоти, капающий кровью и спермой. В тот же миг негритянка одним движением переместилась с бедер минотавра на его морду, снова возбуждаясь от панических дерганий могучего тела, лишенного воздуха.

— Ладно, подлиза, — Кайра, расслабленно потянувшись, взяла с ближайшего столика некий предмет и подала его Лене, — беги, твоя сучка, поди, уже извелась в ожидании.

Лена, вылизав промежность Кайры, напоследок чмокнула носок сапога, после чего, ухватив подарок, выскользнула из беседки. Диаконесса же, развалившись на скамье, лениво мастурбировала, глядя как Амола, самозабвенно двигая бедрами, растирает свои выделения по морде не то задохнувшегося, не то захлебнувшегося чудовища.

— Снимай эти тряпки, — скомандовала Лена и Темнозара, понятливо улыбнувшись, через голову стянула одеяние послушницы. Обнаженной боярышня походила на саму Елену — высокая, длинноногая, с золотыми волосами и голубыми глазами. Округлые формы не могли скрыть перекатывающиеся под кожей сильные мускулы. Неудивительно, что никто в Некрарии, кроме самой Темнозары не усомнился в росковском происхождении Лены. Также как и сама Лена не усомнилась в том, что новая «боевая подруга» достойна вступления в «Доминацию».

Церемония посвящения проходила во Внешних Садах, на берегу небольшого озера. В черной воде, за спинами Темнозары и Лены, с негромким плеском двигалась некая тень, с мерцавшими в ночи зелеными глазами.

Лена разделась и, достав нож Амолы, подошла к девушке. Костяное острие прокололо нежные соски и Лена припала к одному из них, высасывая кровь. Тут же из темноты вынырнула Кэт, впившаяся холодными губами во вторую грудь росковки.

— Именем Матери-Триморфы — торжественно произнесла Лена, — Пусть кровь, текущая в наших жилах, свяжет живое и мертвое, возродив нас к новому рождению.

— Пусть будет так, — эхом прошелестела обступившая их тьма.

С неохотой отстранившись, Лена проколола уже собственный сосок — и теперь уже Темнозара припала к нему словно голодный вриколакс. Тут же отстранилась и Кэт — а на ее место скользнула Мартильда. Одна за другой из темноты появлялись обнаженные послушницы «Доминации» — Лайга, Кмера, Найда, поочередно припадали к грудям своей новой сестры. Лена же, отступив, склонилась над брошенной на землю одеждой. Когда же она выпрямилась, в ее руках уже был подарок Кайры — выточенный из цельной кости неведомого зверя искусственный член, покрытый затейливой резьбой. С обеих сторон причудливый девайс оканчивался закругленными черепами диковинных тварей, напоминавших одновременно кашалотов и морских змеев. Поскольку Амола сегодня была занята с Кайрой, а ее устрашающий фетиш «работал» только в ее руках, Лена выпросила у наставницы одну из любимых игрушек лоркнийской аристократии.

С похотливым смешком, Лена толкнула росковскую боярышню на траву, навалившись сверху и впиваясь в губы жадным поцелуем. Обнаженное тело затрепетало, одновременно от страха и предвкушения, когда Лена, разведя стройные ноги, ввела в уже хлюпающее влагалище костяной фаллос. Вторую «голову» она направила в собственную вульву резким движением бедер, насадив на жутковатый девайс сразу обоих. Обнаженные тела ритмично двигались, доставляя друг другу невероятное наслаждение, в то время как обступившие их «сестры» изощренно ласкали Лену и Темнозару.

Стыдный секрет

Морская вода взбурлила, закручиваясь воронкой, вздулись и лопнули несколько больших пузырей — и все успокоились. Лена в сердцах выругалась, сердито смотря на простилавшуюся перед ней гладь.

— Не трать слова на ругань, — спокойно произнесла Кайра, — попробуй еще раз.

Лена вместе с наставницей стояли на берегу небольшой бухты, с трех сторон взятой в кольцо зубьями черных скал. Каменные глыбы нависали над водой так, что сюда почти не проникали солнечные лучи: чуть ли не единственным источником света оказался небольшой костер из плавника и сухих водорослей, разожженный на плоской, напоминавшей наковальню, скале. На камне, углем и мелом, была начерчена причудливая фигура, напоминавшая звезды с множеством коротких и длинных лучей. У коротких лучей виднелись буквы Морского Алфавита, а у длинных — причудливые символы. Здесь же лежали, истекая кровью, и тушки семи чаек, с отрезанными крыльями и свернутыми головами. Кровоточил и длинный надрез на руке Лены — буквы и символы на магическом узоре она чертила собственной кровью.