Таинство любви сквозь призму истории - Картленд Барбара. Страница 23

Кучер-француз и форейторы смутились, но Кристина только смеялась.

«Подойдите и поднимите меня, – приказала она. – Мне не стыдно, что меня увидели в таком виде. По крайней мере, хоть станет известно, что я не мужчина и не гермафродит, как думают некоторые».

Юной девушкой Кристина писала самому знаменитому философу того времени Декарту, прося совета и помощи. Но философы часто оказываются плохими наставниками в любви, а у Декарта был великий ум, но почти не было сердца.

Она спрашивала:

«Что хуже – злоупотребление любовью или злоупотребление ненавистью?»

Декарт ответил:

«Когда дело доходит до порочных крайностей, любовь – самое опасное».

Во Франции другой философ, Блез Паскаль, признавался:

«Бесполезно скрывать, ты всегда любишь, – и продолжал: – Чистота ума приводит и к чистоте страсти. Поэтому великий, чистый ум любит пылко и ясно видит, что он любит».

К сожалению, мало кто из людей того времени имел «великий, чистый ум». Фактически, если вести речь о высших классах, их любовь зачастую бывала не романтичной, а деловой и банальной. Подробности женитьбы в 1677 г. принца Оранского на Мэри, дочери Якова II, описаны в дневнике ее воспитателя доктора Эдварда Лейка:

«4 ноября. В девять часов вечера брак был торжественно завершен в спальне ее высочества. Приведший ее король был весьма мил… В одиннадцать часов они легли в постель, его величество пришел, задернул полог и сказал принцу: «Теперь, племянник, за дело! Вперед! Святой Георгий за Англию!»

Несмотря на всеобщее убеждение в заграничной чувственности, королевские браки за рубежом были столь же обыденными. Филипп IV Испанский начал царствование с закрытия всех борделей. За чревоугодие ввели наказания, женщинам запретили демонстрировать свои прелести. Посещая по ночам королеву, его величество приходил в черном плаще, в правой руке держал щит и меч. Впереди него к постели шла фрейлина, неся свечу и ночной горшок.

Его жена Мария Анна Австрийская писала в письме:

«Лучше быть последней монахиней в Граце, чем королевой Испании».

Пожалуй, в XVII в. только сельская беднота, не имея других привилегий, оставалась реально знакомой с блаженным чувством влюбленности и с браком по любви. Для всех прочих брак был серьезно обсуждаемым общественным и экономическим договором, тогда как любовь и наслаждение они получали более или менее незаконно.

Отец почтенного семейства считал дочь, над которой имел полную власть, своим экономическим достоянием. Любящий отец уделял много времени устройству хорошего брака, чтобы дочь его жила в комфорте; жадный просто подыскивал богатого зятя ради упрочения собственного общественного и финансового положения.

Девушку могли выдать замуж в двенадцать лет, хотя, судя по церковным записям, чаще всего брак заключался в пятнадцать.

Анонимный поэт того времени написал циничный стишок, намекающий на немалые познания невест в любви:

Сельских тружеников можно было пожалеть: они не могли надеяться на выгодный брак. Приходилось рассчитывать найти партнера по любви, что считалось грубым и весьма прискорбным обычаем непривилегированных классов.

Влюбленность, безрассудная страсть, эмоциональные переживания, наконец, женитьба – все это считалось свойственным людям, неспособным сдержать инстинкты. Когда нечто подобное происходило в более или менее благополучных семействах, влюбленный считался достойным презрения и насмешек.

Но не имеющий ни гроша молодой деревенский парень не придавал никакого значения общественным условностям и запретам. Он сам выбирал девушку, ухаживал за ней, найдя, как правило, в высшей степени благосклонную слушательницу, так как, кроме замужества, ей могла выпасть лишь роль домашней прислуги. Достигнув взаимного понимания, парень зачесывал прядь волос на одну сторону, чтобы она свисала на щеку, зимой и летом вплетая в нее цветок.

Впрочем, путь от ухаживания до брака был долгим, и поведение простонародья на публичных празднествах и в Майский день 35 подвергалось гневному осуждению.

Непорядок заключался в «принуждении и соблазне девушек, особенно сирот, а также несовершеннолетних детей добрых горожан на совершение тайных и незаконных деяний».

Джон Конгрев, обвиненный судом графства в том, что оставил некую Маргарет Морли с ребенком, возмущенно взорвался: «Будь я неладен! Может мужчина сделать ребенка стоя? Я ведь с ней просто стоял!»

Лили 36 в своей повести ужасается тому, что страсть стала теперь достоянием низших классов.

«Нынче все влюблены, – восклицает он, – ремесленник, клоун и нищий. Какова причина появления этих влюбленных червей? Только праздность».

Брак был простым делом. На протяжении большей части XVII в. он мог заключаться и в церкви, и дома, в любой день, в любое время.

Если когда-нибудь существовала Веселая Англия, то исключительно на деревенских свадьбах. Символом свадьбы служил розмарин. Вскоре после рассвета девушки доставляли жениху огромную охапку веток. Розмарин несли перед невестой, покидавшей родительский дом. У каждого была веточка розмарина, брачное ложе сильно благоухало от рассыпанных под простынями листьев и приколотых в ногах и в изголовье бутонов.

Новобрачные непременно шли в церковь под музыку, для бедных пар собирали деньги, на которые молодожены могли купить необходимые в домашнем хозяйстве вещи. Общественный свадебный подарок составлял для сельской пары крупнейшую в жизни сумму.

По контрасту с этой идиллической картиной любви и брака более состоятельные особы довольствовались практичной процедурой.

Джон Обри в «Кратких жизнеописаниях» приводит пример деловых переговоров, которые вел сэр Томас Мор, автор «Утопии», выдавая дочь за сэра Уильяма Роджера.

«Дочери милорда в тот момент спали на низкой кровати в спальне своего отца, – пишет он. – Он привел сэра Уильяма в спальню, схватил уголок покрывала и неожиданно сдернул. Они лежали на спине в высоко задранных ночных рубашках, а проснувшись, тут же перевернулись на живот. Роджер хлопнул по ягодицам избранницу со словами: «Эта моя». Вот и все сватовство».

Впрочем, были и другие способы найти жену. Есть свидетельства, что ни законы, ни стремление обрести положение и богатство не могли заставить отказаться от женитьбы на желанной девушке.

Сэмюэл Пипе, автор известного дневника, принадлежал к среднему классу, жил в пуританскую эпоху, возмужал в Содружестве, вечно выискивая возможность для продвижения и служа превосходным примером расчетливого, бездушного и ограниченного мужа.

Фактически он женился на девушке очень красивой, но не обладавшей особым общественным и финансовым положением. Он женился по любви, писал, что ценит красоту превыше всего, имея в виду женскую красоту.

Он относился к жене как к товарищу и хозяйке дома, а также страшно ее ревновал, о чем свидетельствует отрывок из дневника.

«15 мая 1663. …дома я уже почти вечером обнаружил, что моя жена и учитель танцев беседуют наедине, а не танцуют. Преисполнившись смертельной ревности, я так сильно страдал умом и сердцем, что ничего не мог делать… смертельно глупо и тягостно доводить себя до такой ревности… Но стыдно подумать, что я решился на следующий поступок – лег на пол проверить, надеты ли, как всегда, нынче на моей жене панталоны…»

Хотя Пипса заботила нравственность его жены, он сам постоянно изменял ей, никогда не упуская возможности пофлиртовать, потискать, пристать к каждой хорошенькой девушке, замеченной им в пивной, среди прислуги королевского дворца, даже в церкви.