Выше звезд и другие истории - Ле Гуин Урсула. Страница 38

Хезер сидела, не шевелясь, и наблюдала за покойным лицом Джорджа, с которого исчезло выражение сосредоточенности – да и вообще всякое выражение. Так бы он мог выглядеть на смертном одре.

Доктор Хейбер с головой ушел в свои приборы – склонился над ними, хлопотал, то и дело что-то настраивал, снимал показания. На Джорджа даже не смотрел.

– Так, – вполголоса сказал он (не ей, подумала Хезер, он сам себе слушатель), – готово. Отлично. Теперь небольшой перерыв, пошла вторая стадия, между сновидениями. – Он что-то подкрутил в настенной панели. – Потом сделаем проверочку…

Он снова подошел к ее креслу, и Хезер подумала, что уж лучше бы он о ней забыл, чем делал вид, что с ней разговаривает. Кажется, этот человек не понимал пользу молчания.

– Ваш муж, миссис Орр, внес неоценимый вклад в наши исследования. Уникальный пациент. То, что мы узнали о природе сновидений, об их использовании в качестве положительных и отрицательных подкреплений при выработке рефлексов, сослужит бесценную службу во всех областях жизни. Вы же знаете, как расшифровывается «НИПОЧ» – «Научные исследования ради пользы человечества». Данные, полученные благодаря вашему мужу, принесут человечеству колоссальную пользу – без преувеличения. Только подумать, что начиналось все с банального злоупотребления медикаментами! Самое поразительное, что эти дремучие бюрократы с медфакультета скумекали, что тут что-то особенное, и направили его ко мне. Обычно такой проницательности от университетских психологов ждать не приходится.

Говоря все это, он посматривал на часы и теперь со словами: «Так, проверить малыша…» – метнулся в дальний конец комнаты. Там еще потыкал в «Усилитель» и громко сказал:

– Джордж, вы все еще спите, но меня слышите. Вы меня прекрасно слышите и понимаете. Кивните, если слышите.

Лицо не изменило своего невозмутимого выражения, но голова раз кивнула. Как будто марионетку дернули за веревочку.

– Отлично. Теперь слушайте внимательно. Вам приснится еще один яркий сон. Вы увидите, что… у меня в кабинете висит большая фотография. На ней гора Худ, вся в снегу. Эту фотографию вы увидите на стене позади стола, прямо тут, у меня в кабинете. Хорошо. Теперь вы заснете и увидите сон… Антверпен.

Он опять засуетился и склонился над приборами.

– Так, – прошептал он, – ага… хорошо…

Машины затихли. Джордж лежал бездвижно. Даже Хейбер перестал дергаться и бормотать. В большой, залитой мягким светом комнате, за стеклянной стеной которой шел дождь, не было ни звука. Хейбер застыл рядом с энцефалографом, повернув голову к стене за столом.

Ничего не произошло.

Пальцами левой руки Хезер описала маленький кружок по упругой шершавой поверхности кресла – бывшей шкуре живого существа, той промежуточной субстанции, что когда-то разделяла корову и Вселенную. В голове вновь навязчиво заиграла старая песенка, которую они слушали вчера:

Что ты увидишь, выключив свет?
Не скажу, но эта вещь моя…

Она и не подозревала, что Хейбер может замереть и замолчать так надолго. Только раз его пальцы дернулись к ручке настройки, но он сразу затих и продолжал разглядывать пустую стену.

Джордж вздохнул, сонно приподнял руку, вновь уронил ее и проснулся. Поморгал и сел на кушетке. Тут же бросил взгляд на Хезер, как будто проверить, здесь ли она.

Хейбер нахмурился и судорожно ткнул в нижнюю кнопку «Усилителя».

– Что за черт! – рявкнул он и начал всматриваться в экран энцефалографа, по которому, как и прежде, бежали веселые зигзаги. – «Усилитель» транслировал быстрый сон; как вы умудрились проснуться?

– Не знаю, – зевнул Джордж. – Проснулся и все. Разве вы не сказали, чтобы я просыпался скоро?

– Да, обычно говорю. По сигналу. Но как вы вышли из-под стимуляции «Усилителя»?.. Надо увеличить мощность; я, конечно, сильно осторожничал.

По всей видимости, он теперь разговаривал с «Усилителем». Окончив эту беседу, он резко обернулся к Джорджу:

– Так о чем был сон?

– Снилось, что на стене, позади моей жены, висит фотография горы Худ.

Хейбер глянул на голые деревянные панели стены и тут же перевел взгляд на Джорджа.

– А еще? Другой сон, до этого. Не помните?

– Что-то было. Секунду… Вроде бы снилось, что мне что-то снится. Как-то так, довольно запутанно. Я был в магазине. Точно – в «Майер энд Фрэнк», покупал новый костюм. Нужна была синяя куртка: я не то на работу новую устроился, не то еще что. Не помню. Но у них была таблица с размерами – шкала роста и шкала веса. И я оказался ровно посередине – среднего веса и среднего роста, человек среднего телосложения.

– Другими словами, нормальный, – сказал Хейбер и вдруг захохотал.

После напряженной сцены и затянувшегося молчания Хезер от его громоподобного хохота аж подпрыгнула.

– Замечательно, Джордж. Замечательно! – Он хлопнул Джорджа по плечу и стал снимать электроды. – Наконец-то. Получилось. Вы свободны! Чувствуете?

– Пожалуй, – мягко сказал Джордж.

– Огромная гора с плеч, а?

– С моих на ваши?

– Ага, на мои!

Опять зычный, утробный и несколько затянутый хохот. Он всегда такой, подумала Хезер, или перевозбудился?

– Доктор Хейбер, – спросил ее муж, – вы когда-нибудь разговаривали о снах с пришельцами?

– С альдебаранцами? Нет. Форд в Вашингтоне проводил с ними пару экспериментов, дал им кучу психологических тестов, но результаты – сплошная абракадабра. Все упирается в проблему коммуникации. Они разумные, но Ирчевский, наш главный ксенобиолог, полагает, что, возможно, они совсем нерациональны, а то, что мы принимаем за их попытки интегрироваться в наше общество, на самом деле может оказаться инстинктивной мимикрией. Трудно сказать наверняка. ЭЭГ им не сделаешь. На самом деле мы даже не знаем, спят они или нет, а уж про сновидения и говорить нечего!

– Вы знаете слово «яхклу»?

Хейбер на секунду задумался.

– Слышал. Что-то непереводимое. Вы что, решили, это значит «сон»?

– Я не знаю, что это значит, – покачал головой Джордж. – Я не думаю, что знаю что-то такое, чего не знаете вы. Но я правда считаю, доктор Хейбер, что, прежде чем… применять вашу новую методику, прежде чем вы начнете видеть сны, вам стоит поговорить с кем-то из пришельцев.

– С кем именно? – В реплике явно сквозила ирония.

– С любым. Не важно.

– О чем поговорить, Джордж? – рассмеялся Хейбер.

Хезер увидела, как ее муж вскинул взгляд на высившегося над ним доктора и светлые глаза его сверкнули.

– Обо мне. О снах. О яхклу. Не важно: главное – вы прислушайтесь. Они поймут, что вы задумали. Они гораздо опытнее нас в этих вопросах.

– В каких?

– В сновидениях. В том, аспектом чего служат сновидения. Альдебаранцы уже давно этим занимаются. Наверное, даже всегда занимались. Они из времени сновидений. Я сам толком не понимаю, не могу выразить словами. Всё видит сны. Изменения формы, игра бытия – это сны субстанции. Камни видят сны, и земля меняется… Но когда пробуждается сознание, когда ускоряется ход эволюции, надо действовать осторожно. С миром нельзя шутить. Надо уяснить свой путь. Освоить навык, овладеть искусством, узнать его пределы. Сознающий себя ум должен стремиться быть частью целого – целенаправленно и аккуратно, как камень, который является частью целого, не сознавая того. Вы понимаете? Эти слова что-то для вас значат?

– Все это не ново, если вы об этом. Мировая душа и так далее. Донаучный синкретизм. Можно, конечно, рассматривать сны – или действительность – с позиций мистицизма, но для того, кто хочет и может использовать рациональный подход, это неприемлемо.

– Не могу с вами согласиться, – сказал Джордж без малейшего вызова, а просто очень искренне. – Но тогда хотя бы из научного любопытства попробуйте вот что. Прежде чем подключаться к «Усилителю», до того как нажмете на кнопку, когда только будете начинать самогипноз, скажите: «Эр перренне». Вслух или про себя. Один раз. Внятно. Попробуйте.