По острию греха (СИ) - Лари Яна. Страница 15
Коснувшись в последний раз губами наволочки, бегом отправляюсь в душ, потом чищу зубы, одновременно подсушивая волосы феном, надеваю джинсы и тонкий свитер, затем выхожу во двор.
В усадьбе тихо. На кухне хлопочет дед Анисим. Он меланхолично разливает чай по кружкам и, заметив меня, тянет губы в отеческой улыбке.
— Доброе утро! — произносим одновременно.
— Как самочувствие? — встревоженный взгляд проходится по моему лицу, но почти сразу теплеет. — Вижу, что лучше. Помогли мои травки. Сейчас ещё сдобой подкрепишься и хоть в пляс пускайся.
— Это правда, тебе уже лучше? — раздаётся за спиной шёпот Дамира. У меня мгновенно пересыхает во рту от воспоминаний и томного подтекста. — Тогда тебе обязательно нужно позавтракать. Я покажу тебе город. Посидим где-нибудь.
— На города я насмотрелась, покажи лучше часовню. Я слышала она древняя, никогда не бывала в таких местах… — заканчиваю с меньшей уверенностью, почувствовав предплечьем мимолётное прикосновение его руки. Стрельников стоит так близко, что начинает покалывать щёки.
Чёрт. Не хватало ещё покраснеть перед Анисимом.
— Договорились.
Он подводит меня к стулу, помогает усесться и галантно задвигает его следом. Снова незначительное, но такое горячее скольжение пальцев вдоль позвонка над вырезом свитера. Едва ощутимое на коже, но обжигающее глубоко под ней.
— Отлично.
Я всё-таки вспыхиваю под его голодным взглядом, когда Дамир садится с противоположной стороны стола. Сопротивляться влечению абсолютно бессмысленно. Он просто не оставляет мне выбора.
Завтрак проходит в молчании. Стрельников в мою сторону больше не смотрит. С одной стороны понятно, что он таким образом пытается удержать рамки приличия. С другой… хочется послать эти приличия к чёрту.
Мы, безусловно, торопим события, но спорить с возникшим притяжением практически невозможно. Первоначальный интерес слишком быстро пересёк черту невозврата, превратившись в неудержимую потребность стать ближе. Так близко, как он позволит. И чем дальше, тем сложнее удерживать дистанцию.
Позавтракав, отправляемся смотреть часовню. Пробормотав себе под нос что-то насчёт неисправимости Анисима, Дамир всё-таки соглашается пройти через кладбище. Багровые кроны осин осуждающе шелестят нам вслед, а мы молчим, то и дело соприкасаясь рукавами, будто два школьника на первом свидании.
Так нелепо до грусти всё-таки встретить друг друга, но не в то время и не при тех обстоятельствах.
— Тебя, вероятно, интересует вот это, — он останавливается у старой кладбищенской ограды с витым орнаментом из чёрного металла. — Здесь упокоена вся моя родня. Я утолил твоё любопытство?
— Большинству не исполнилось и сорока, — заключаю, внимательно оглядев ряд табличек на крестах. Упавшее сердце не даёт нормально вдохнуть. Надо же, такие молодые. Очень хочется спросить, что же их так рано скосило, но неловкость наливает язык свинцом.
— Официально у кого что, — проницательно усмехается Дамир, едва взглянув мне в лицо. — Иначе бы здесь не лежали. Но моей семье не привыкать затыкать людям рты. В роду Стрельниковых немало отчаявшихся наложить на себя руки.
— Дурная наследственность?
— Дурной пример, — он вдруг разворачивает меня лицом к себе. Смотрит долго пробирающе, без всякого намёка на иронию. — Нормальная у меня наследственность. И дети будут нормальными.
Тон предельно серьёзный, если не сказать жёсткий. Но мне нравится, как уверенно он переплетает наши пальцы. Нравится настолько, что я позволяю себе не отнимать руки.
— Пойдём дальше? — невольно улыбаюсь и тут же хмурюсь, чувствуя давление кольца на безымянном. И это самое пугающее. Потому что его наличие заставляет судорожно искать себе оправдание, а я таковых в упор не вижу.
— Пойдём.
Высокий острый шпиль часовни венчает крест покрытый позолотой. Перед нами вырастают ржавые ворота, увитые диким виноградом. Место выглядит заброшенным, но в то же время вызывает необходимое мне сейчас умиротворение.
В конце дорожки нас встречает входная арка, украшенная резьбой в виде мелких зубцов. Стрельников толкает дверь и пропускает меня вперёд, в промозглый полумрак каменных стен. Величие давит чувством одиночества, а ползучий плющ, что разросся за окнами, добавляет сумраку ещё больше безрадостных теней. Дамир отстранённо рассматривает растрескавшиеся фрески, я же чувствую себя как в нашей с Алексом квартире — уместно, но неуютно.
— Здесь красиво.
— И сыро, — он подходит так близко, что приходится затаить дыхание. Проводит пальцами по лицу. Просто что-то смахивает, а у меня сердце ошибается на пару тактов. — Чем собирать паутину и дышать пылью, предлагаю погулять на солнце. Не хочу снова рисковать твоим здоровьем.
Забота, нежность, внимание. Трепет желаний и горечь запретов.
Душа уже предала данные мужу клятвы. Тело контролировать проще, но стоит ли? Неразрешимый вопрос.
Мы гуляем до самого обеда. Затем допоздна слушаем байки Анисима, старательно не пересекаясь взглядами. Уже на закате я набираю Алекса. Муж вкратце рассказывает о том, как сильно замотала его конференция и дежурно справляется о моём здоровье. Он сильно устал, это слышно по интонациям, в которых не осталось даже обычной сдержанности. Стрельников просто периодически подвисает. По-человечески мне его жаль. Недавние сомнения теперь усугубляются чувством вины.
Свою лепту в душевный раздрай привносит и неугомонная Кети.
Kate:
«Привет! Ну как, проверила своего благоверного?»
Следующее сообщение отправлено час спустя:
«С тобой всё в порядке?»
И последнее, полученное совсем недавно:
«Не молчи. Всё настолько плохо? Я переживаю»
Устало улыбнувшись, печатаю ответ.
Strelnykova:
«Пока не знаю. Не до того было»
Кети в сети. И реагирует мгновенно, строча сообщения как из пулемёта:
«С одержимым своим проводила время?»
«У вас уже что-то было?»
«И как он?»
Strelnykova:
«Ты меня смущаешь, неугомонная. Пока не решилась, всё-таки ситуация непростая»
Kate:
«В каком месте она непростая? Когда ж тебе надоест самой всё усложнять?»
«Вот где сейчас твой муж, пока ты себя изводишь?»
Strelnykova:
«В том-то и дело, что на конференции. Ты бы слышала его голос! Алекс пашет как чёрт, а я? Слушаю его, а у самой уши горят»
Kate:
«Ваш брак потому и разваливается, что держится на честном слове. Все эти командировки старая как мир уловка. Вина, подозрения. Нельзя так себя изводить. Проверь, хотя бы будешь знать точно»
Писать что-либо в ответ бессмысленно, Кети переходит в оффлайн. Да и не хочется.
Свернув чат, собираюсь с духом и звоню на ресепшен «Интуриста».
— Здравствуйте. Соедините меня, пожалуйста, со Стрельниковым. Триста двенадцатый номер, — уточняю, вспомнив, что он заселился там же, где и прошлый раз.
Слушая тихие щелчки компьютерных клавиш, пытаюсь собрать воедино кинувшиеся врассыпную мысли. Если нас всё-таки соединят, придётся как-то выкручиваться. Впрочем, поздно давать заднюю, сориентируюсь по обстоятельствам.
— Такого нет.
— Точно нет? Проверьте ещё раз. Стрельников Александр.
— Одну минуту.
И даже ориентироваться не пришлось.
— Нет. В списках такой не значится.
Вот же лгун! Развёл как дурочку… Она и есть.
По логике сейчас самый момент поплакать, но слёзы не идут. Зато раздаётся тихий стук в дверь.
Дамир не заходит, остаётся стоять на пороге. Курит — со вкусом затягивается, сверля меня нечитаемым в темноте взглядом.
— Проходи, — не зная, куда деть руки, продеваю большие пальцы в шлевки джинсов.
Резкий выдох густым облаком дыма разрезает неловкую тишину.
— Тебе сиделка больше не нужна.
Вызов в голосе тот же. Подход другой. Спокойный, как у человека, который точно знает, что сегодня получит своё. Неспешный.
В сознание вихрем врывается волнительное томление, изрядно приправленное робостью перед решающим шагом. Существует бесчисленное количество причин, по которым я обязана пожелать Дамиру спокойной ночи и закрыть перед ним дверь. Я не должна поощрять, не должна предавать своих убеждений. Сдаться сейчас означает пойти навстречу той эгоистичной его части, которая приучена брать, не думая о последствиях. Но я лишь потерянно мнусь, не в силах подвести решающую черту.