По острию греха (СИ) - Лари Яна. Страница 17

Распахиваю глаза и тут же захлёбываюсь шквалом эмоций, потому что он, немигающе глядя мне в лицо, расстёгивает штаны, открывая моему взору всю запредельную мощь своего желания.

— А вот теперь смотри в зеркало.

Позволив поднять себя со стула, полуосознанно разглядываю багровые лепестки королевских лилий, густо оплетающие талию, льнущие книзу живота, тянущиеся к груди. И это так красиво, что дух захватывает.

— Как живые…

— Ещё нет, — шепчет Дамир, заходя мне за спину.

Снова дёргаюсь, когда его руки, наконец, обхватывают меня под рёбрами, мгновенно лишая остатков связных мыслей. Нервы натягиваются хрустальными струнами, вспарывают сердце каждым изломом, прошивают внутренности, заставляя содрогаться от тянущей под кожей боли. — Не закрывай глаза. Вот теперь смотри, как ты прекрасна… смотри как прекрасны мы…

Плавно, с мучительной неотвратимостью он опускает меня себе на бёдра. С приглушенным стоном толкается внутрь, заставляя давиться воздухом, от зрелища того, как я вбираю его напряжённую плоть. Полностью. До основания. Я замираю, боясь пошевелиться. Заворожено смотрю, как мышцы на мужских руках сплетаются в тугие канаты, когда Дамир приподнимает меня, придерживая за талию. Удерживает крепко до будущих синяков, чуть кренится торсом вбок. Взгляд из-под трепещущих от наслаждения век обжигает, напряжённо следит, как сантиметр за сантиметром вновь исчезает во мне блестящий смазкой член.

Не помня себя от чувства острой наполненности, вонзаю ногти в сильные кисти. Очередной подъём и сразу же рывок обратно, сокрушительный, резкий, вышибающий душу. Раскрыв рот в немом крике, откидываюсь назад, чтобы как можно плотнее прижаться к телу сзади. Короткий несдержанный прикус над плечом окончательно выбивает меня из реальности волной сумасшедшего возбуждения. Теперь уже в голос вскрикиваю от нового натяжения внутренних мышц, сжимающих его по всей длине.

Риск быть услышанной услышанной Анисимом, заставляет кусать губы так сильно, что они становятся белыми. И всё равно тишина разрывается всхлипами, рыком, отчаянным скрипом стула, влажными шлепками. Ноги слабеют уже спустя пару резких толчков. Нарастающая во мне буря сметает способность хоть чем-то помогать Дамиру. Разрывает изнутри до нехватки дыхания, до криков, до тянущих спазмов. Я целиком теряюсь в его бешеном жёстком ритме и напрочь перестаю контролировать как свои действия, так и издаваемые звуки.

Последний мутный взгляд в мерцающее зеркало. Багровые цветы блестят росой испарины — хищные размазанные — тянут стебли к горлу. Прекрасные и хрупкие до жути на фоне сильного мужского тела.

Он просто сорвал меня как букет, разорвал мои принципы, заполнил горячим семенем и заставил смотреть на агонию прежних идеалов. Ничего, абсолютно ничего я до сегодняшней ночи ни об удовольствии, ни о себе не знала.

— Я сделаю тебя счастливой, слышишь?

Мы лежим на золотистых шкурах. Сердце Дамира размеренно стучит под моей щекой, и уверенный шёпот оседает на уголках моих губ улыбкой.

Я уже счастлива. Ни вчера, ни завтра, а счастлива сейчас. И пусть при свете дня нас гарантированно поедом съедят ненависть Алекса, насмешки знакомых и осуждение посторонних людей, эти мгновения принадлежат только нам двоим. Здесь, в золотом полумраке мастерской наша грешная связь безупречна.

Выбор

Сон сходит медленно, расползаясь ленивыми мурашками вслед за прикосновением чего-то невесомого к векам. Я прячу лицо на груди Дамира, стараясь догнать дремоту, но сегодня у моего пробуждения такой умопомрачительный мужской запах, что бежать от реальности будет кощунством. И всё же чарующая действительность едва просачивается сквозь дымку сонной истомы. Так уютно обнимать, как это делает он — преступление.

Подтянувшись чуть выше, игриво прихватываю зубами кожу под его ключицей. На языке отчётливо чувствуется сладковатый вкус гуаши. Мы так и уснули на ковре из бараньих шкур, сплошь покрытые смазавшейся краской, но даже не вспомню, когда в последний раз так сладко спала.

Стрельников тихо смеётся, обводя прядью моих волос теперь уже контур плеча. Разгоняемый щекоткой пульс окатывает мышцы приливом жара.

— Я готова рассмеяться в лицо, тому кто первым заявил, что утро добрым не бывает.

Ёжась от удовольствия, поднимаю голову, открываю глаза, но тут же щурюсь из-за солнечного света, пробивающегося через зазор в шторах.

— Это отговорки для лентяев, — бормочет Дамир, заваливая меня на спину. — Но мы-то не такие, а значит можем сделать наш рассвет ещё лучше, — тёплая ладонь скользит по моему животу, поднимая волну головокружительного возбуждения. — Предлагаю начать прямо сейчас.

— Звучит заманчиво.

Он улыбается той самой обаятельной улыбкой, которой с первых секунд знакомства подчинил мои мысли. А ведь гипнотизм Стрельникова только крепнет. Чтобы свести меня с ума, уже достаточно просто быть рядом.

Задумчиво оглядев мужественное лицо с багровыми разводами на нижней челюсти, толкаю Дамира обратно на шкуры и усаживаюсь верхом на его бёдра.

— Что ты задумала, м?

Довольный вкрадчивый тон, будто нарочно дразнит самолюбие.

— Не всё мне одной терять голову.

— Ты так считаешь?

Он провокационно усмехается, пробегаясь расслабленными пальцами вдоль изгибов моих ног. Поглаживающее скольжение по внутренней стороне бёдер горячкой жалит изнутри, заставляя бездумно цепляться за простыню. А он всё улыбается! Теперь уже невинно, будто и не догадывается, чего мне стоит сдерживать мучительный стон. В мастерской снова становится невыносимо жарко.

Дамир вдруг поднимает руки, обхватывает мои кисти и кладёт их себе на лицо. Ладони щекочет густыми ресницами, холодит глубоким вдохом, опаляет долгим выдохом. Во мне всё переворачивается от накатившей вдруг нежности.

— Эти глаза видят только тебя, — глухо шепчет он, клеймя поцелуем правое запястье. — Твоя грусть стелется в тумане рассветов, — проходится губами вдоль линии жизни. — Твой смех искрится в лучах полуденного солнца, — трётся кончиком носа об основание пальцев. — А пленительность мерещится в ночной темноте. Во всём, каждую секунду в моих мыслях только ты. Ещё вопрос, кто из нас больше потерял голову.

Вдумчивость его тона запускает ток под кожу. Пожар в теле и тепло в душе. Я всё ещё не могу до конца поверить, что решилась перешагнуть границы запретного. Это непривычно и несвойственно мне, но оно того стоило.

Слова не идут, горло сковывает от избытка эмоций. Порывисто склоняюсь, чтобы выразить то немногое, что вообще поддаётся какому-либо определению поцелуем, но едва обхватываю ладонями лицо Дамира, как раздаётся стук в дверь.

— Дамирка? — голос Анисима вибрирует недоумением. — Приболел, что ли? Ты собирался сегодня спуститься пораньше. Там телефон разрывается.

Я застываю всего лишь на долю мгновения, прежде чем вскочить на ноги и кинуться за ширму, хватая по пути лежащие у ножки стула стриги. Только скрывшись за плотной гардиной, позволяю себе перевести дух. Идиотизм, конечно. С учётом того, что произошло между нами этой ночью надеяться скрыть отношения нелепо, но воспитание не позволяет поступить иначе. Я всё ещё замужняя женщина. Хоть ни о чём не жалею, а всё равно сгораю от неловкости.

Из-за моего убежища хорошо слышно шуршание накрахмаленной простыни, которой мы укрывались. Дамир садится. Тяжело вздыхает, прежде чем отозваться будничным:

— Проспал. Одну минуту, уже иду.

Прижав к груди одежду, вслушиваюсь в торопливую возню, представляя, как он натягивает сброшенные вчера штаны. Давно я так мучительно не краснела.

Секундную тишину ломает скрип дверных петель.

— Что с твоим лицом? Ты уснул на холсте вместо подушки?

— Сам поражаюсь, — слышно как Дамир подавляет зевок. Остаётся лишь восхититься его способности вести себя как ни в чём не бывало, учитывая обстоятельства. Хотя, конечно, мог бы и не утруждаться особо, но снова предпочёл уважить мой выбор.

— Держи, всю плешь мне проел этот твой директор музея. Сколько телефонов есть в доме — каждый оборвал. Сказал перезвонит.