НОВАЯ ЖИЗНЬ или обычный японский школьник (СИ) - Хонихоев Виталий. Страница 58

— Да нет. — отвечаю я: — скорее — уже зрелой личностью, преодолевшей свои внутренние разлады и комплексы и живущей в мире сама с собой. Которая точно знает, что ей надо и берет это. Которая не будет требовать от человека того, чего он не в состоянии дать и не будет расстраиваться, потому что знает себе цену. Как-то так.

— Ух ты… — задумывается Мидори-сан: — но это не похоже на портрет школьницы, Кента-кун. Это скорее портрет моей ровесницы, ты уж извини.

— А вы мне очень нравитесь, Мидори-сан — говорю я: — вы очень привлекательны.

— Погоди-ка, мистер-без-трусов — улыбается она: — ты сейчас чего — пытаешься меня клеить?

— Именно — киваю я: — всенепременно пытаюсь. Знаю, что шансов у меня практически нет, но я с гордостью погибну в этом сражении. Я даже знаю, что вы мне ответите.

— И что же я тебе отвечу? — спрашивает Мидори, окидывая меня оценивающим взглядом уже второй раз за вечер.

— Хм… — теперь уже я окидываю ее оценивающим взглядом. Ей где-то от двадцати пяти до тридцати. Могу ошибаться. Она — одинока, но иногда у нее бывает мужчина. Скорей всего тот, которого она терпит — отчасти ради статуса «есть кто-то», отчасти ради секса, отчасти, потому что одной совсем тоскливо. Встречи у них нечастые — Хироши подсуетился, даже фотки показал этого перца. На первый взгляд совершенно не впечатляет, но кто его знает, может у него душа прекрасная или в постели он виртуоз. Не судим книгу по обложке. Просто знаем, что у этого прекрасной души постельного виртуоза — жена и двое детей. Потому с Мидори-сан встречаются они редко — раз в две или три недели. Но это не главное. Главное в том, что Мидори — на самом деле уже состоялась как человек и женщина и знает себе цену. Я для нее сейчас — как забавный щенок, которого можно и погладить и по голове потрепать, но всерьез которого не воспринимаешь. Она — порядочный человек, но у нее есть и «особые» желания, просто она не может предаваться им без риска подставиться. Она не боится тьмы внутри себя или своих «особых» наклонностей, она — уже давно разобралась с этим. Просто у нее нет единомышленников, а искать их самостоятельно — такая морока. Потому она давно загнала свои желания глубоко внутрь и сублимирует их каким-нибудь общественно приемлемым способом. Кошку там дома держит, например.

— Я думаю, что вы мне ответите как-то так — «Кента-кун ты очень хороший мальчик, но разница в возрасте слишком большая, подрасти чуток, а лет через пять мы об этом поговорим, хорошо?» — говорю я: — это стандартная фраза для того, чтобы отделаться от приставучего подростка, не повредив его эго слишком сильно. Хотя, если бы были до конца честны со мной и с собой, то вы бы сказали: «Кента, ты не вытянешь. Не справишься. Ты — мелкий засранец, который пытается откусить больше, чем влезет ему в глотку. Да ты помрешь в постели после первого раза, а еще растреплешь всей школе, потому что вы, мальчишки — не умеете хранить секреты, вас распирает от гордости и на завтра я вылечу из школы с волчьим билетом, а тебя тоже выгонят, так что придержи коней сопляк».

— Вот даже как? — задумчиво говорит Мидори, начиная накручивать локон на палец.

— Именно так — киваю я: — а на это я бы ответил, что я в состоянии хранить тайну и принять ответственность и всегда буду ценить наши отношения, какие бы они ни были. Даже если я просто буду для вас сексуальной отдушиной — я готов на это пойти. Вы великолепная, потрясающая, невероятно сексуальная женщина и просто находится в одном помещении с вами — уже честь для меня. Любые отношения начинаются и заканчиваются… но опыт и чувства — остаются с нами. Я могу гарантировать что о нашей связи никто не узнает… и что я приму всю ответственность…

— Ты понимаешь, что пытаешься склеить двадцати семилетнюю женщину к непристойностям в том самом кабинете, где только что раздевал свою одноклассницу? — поднимает бровь Мидори: — и у такой любви никогда не будет и шанса. Я такое видела — это ни к чему хорошему не приведет.

— Согласен — киваю я: — если это любовь. Я же предлагаю вам дружеские отношения. Дружба — не закончится ревностью и прочими эмоциональными потрясениями. Но вам даже не надо ничего говорить — я и сам справлюсь. Да, вы скажете — что дружба — это именно то, что вас сейчас надо, но вам на самом деле нужно больше чем просто дружба. И тут я скажу вам, что у нас не просто дружба, а дружба с бенефитами. Мы не рвем друг другу сердца и не плачем в постели всю ночь, мы просто помогаем друг другу при необходимости. Если у вас есть «особые» потребности в постели, то я готов помочь вам в этом.

— Все-таки ты потрясающий нахал, Кента-кун — говорит Мидори: — мало того, что пытаешься меня уговорить на секс со школьником, так еще и на секс без обязательств разводишь! Пожалуй я зря за тебя беспокоилась, ты вполне можешь стать парой Натсуми-тян.

— Все мы однажды умрем — говорю я: — каждый день может быть последним, глупо умереть так и не познав человеческого тепла…

— Не, это не действует — улыбается Мидори: — но было забавно.

— Не действует? А жаль… — вздыхаю я.

— Не печалься! — она треплет меня по голове: — тут главное — энтузиазм, а его у тебя предостаточно! Обещаю через пять лет внимательно рассмотреть твою кандидатуру.

— Врете вы все — говорю я: — врете со страшной силой. Но я запомню. Не думайте, что я забуду. И уж тем более — не прекращу добиваться.

— Это мне льстит, Кента-кун — снова улыбается Мидори: — я бы тебе сказала, почему я так тебе ответила — но ты же умный, ты и сам себе от моего имени ответишь. Так что ступай домой и забудь о том, что сегодня тут было.

— Забудешь тут — ворчу я, вставая и забирая свой портфель: — у меня теперь моральная травма на всю жизнь.

— Не верю — говорит Мидори: — и вообще, для человека, который только что раздевал свою одноклассницу ты на удивление быстро начинаешь подбивать клинья к другой.

— Я не раздевал ее — она сама раздевалась. И я сам. — еще раз поясняю я: — как там — невиноватый я, она сама! Кроме того, как я уже заявлял ранее, я бы желал узреть без одежды именно вас, а не …

— Ой, все, иди уже, Кента-кун, пока я не разозлилась! — говорит Мидори, но при этом продолжает улыбаться: — ступай.

У шкафчиков для сменной обуви стоит Натсуми. А я уж думал, домой ушла, но нет — стоит, меня ждет.

— Как все прошло? — спрашивает она меня: — Мидори ничего тебе не сделала?

— Да все нормально — говорю я: — она говорит, что никому не расскажет и просит нас тоже помолчать. Так что можешь быть спокойна.

— У нас спор не закончился — Натсуми откидывает волосы назад: — что будем делать?

— А давай ничью объявим? — предлагаю я: — ты бы все равно сняла, я же тебя знаю.

— И ты готов уступить победу? — спрашивает Натсуми: — и ничего не потребуешь взамен?

— Да тоже мне победу нашли — говорю я: — все люди устроены примерно одинаково, тут вопрос только в отсутствии внутреннего страха. Его у тебя почему-то нет.

— Ты знаешь, что такое леотард? — спрашивает меня Натсуми. Я пожимаю плечами. Что-то знакомое. Может быть леопард, скрещённый там с тапиром? Или с ягуаром. С кугуаром? В наше время все может быть, чего только гибриды льва и тигра стоят.

— Леотард — это костюм для художественной гимнастики — поясняет Натсуми: — я на соревнованиях выступала в средней школе, пока суставы не полетели к черту. Это такой… как купальник, застегивается вот здесь — она показывает, где именно застегивается леотард и я вспоминаю эти костюмы. Облегающие как вторая кожа, оставляющие ноги полностью открытыми, а ягодицы — наполовину.

— А когда ты выходишь на выступление — в комиссии сплошь седые старики с похотливыми глазами — продолжает она: — а нам ни украшений, ни рисунков на леотарды наносить не давали. Только номера. Так что — да, я давно уже не стесняюсь своего тела, потому что слишком много людей уже видело его… едва прикрытым.

— Вот оно как. — говорю я, просто, чтобы что-то сказать. Технически говоря, в леотарде — все-таки не голышом, но это свое мнение и нюансы я предпочитаю придержать при себе. Выступление на стадионе, едва одетой, под пристальными взглядами зрителей, болельщиков, и жюри — да, это точно может вытравить из человека страх демонстрировать свое тело. С ней это не пройдет.