Создатель иллюзий. Начало (СИ) - "Rayko". Страница 39

От тягостных раздумий его отвлек тоже камешек. На этот раз реальный. Он просвистел около морды и с громким стуком ударился обо что-то твердое в паре метров правее. Спустя пару мгновений послышался стук следующего камешка уже слева.

"А в этот раз недолет", — автоматически отметил про себя Карачун.

Без особого желания енот свернул глубинные воспоминания и начал плавно включать органы чувств. Первым активировалось обоняние, и его нос тут же защекотал запах легкого морского бриза. Затем включился слух, и тут же начал деловито сепарировать окружающий шум на отдельные звуки. Совсем рядом слева кто-то вполголоса разговаривал. Один голос приглушенно что-то доказывал другому, а второй невнятно бубнил в ответ.

— … дохлый, я тебе говорю. Гляди сколько лежит, не шелохнется! Да и не дышит… вроде, — пробубнил первый голос.

— Так сходи и погляди! — недовольно шипел второй.

— Вот сам и сходи! — парировал первый.

— За старшего Табик меня оставил! — почти выкрикнул второй голос, — Вот вернется, расскажу ему, что ты меня не слушался. И еще про ту бутылку медовухи расскажу! Да, да, я видел, как ты ее из нычки уволок. Иди давай, кому сказано!

Первый голос стал приближаться, что-то недовольно бурча. Енот явственно расслышал, как его обладатель движется на трех лапах, чем-то позвякивая о камни. Через минуту в поле зрения показалась голова рыжего орангутана, который с дебильным выражением морды вытягивал шею вперед, опасливо приближаясь к Карачуну.

— Ты это… Ты че там… — обезьяна протянула к еноту, зажатый в левой лапе ржавый тесак и аккуратно ткнула тупой стороной клинка в бок, — Ты че тут, а?

Карачун решил не поддерживать этот высокоинтеллектуальный диалог, и вместо этого сконцентрировал все внутренние силы для решения задачи — что же все-таки ему напоминает это облачко, за которым он следит уже пару минут.

— Ну че там? — донеслось нетерпеливо из-за спины орангутана.

— А, это… вроде живое… — обезьяна зачесала свой покатый лоб, усердно подбирая правильные слова, — Но чета оно не шевелится…

— Ну так умертви и выбрось в море!

— Как умертвить?

— Тесаком, Брил! Та штука, что у тебя в лапах называется тесак! Долбани по нему разок, и оттащи в воду! Святое Древо, и за что мне такой дебил достался в напарники?!

Когда обезьяна замахнулась своим монструозным оружием, Карачун все-таки решил, что облачко похоже больше на енота с бритым хвостом, чем на крысу. Удовлетворенный таким выводом, он резко перекатился вправо, услышав при этом, как за его спиной звякнул о камни тяжелый мачете. Потом Карачун перекатился обратно, придавив своей тушкой оружие врага и не давая тому снова поднять тесак. Тупой примат даже не попытался отпустить свой "свинорез", а нагнулся вслед за ним. И тогда Карачун с силой, на выдохе, ударил ему раскрытой ладонью в грудь. Обезьяна как ветром сдуло; проведя в полете секунду времени и преодолев около пяти метров тот молча закатился в кусты.

— А не такой уж я и старый! — весело прошептал енот, поднимаясь с земли и отряхивая шерсть.

Со стороны "второго голоса" громко щелкнула спускаемая тетива и арбалетный болт пронесся в шаге от ловца, довольно мерзко при этом свистнув. Обладателем второго голоса оказался, низковатый для своего вида, гиббон. Отбросив бесполезное оружие, он со всех лап рванул к видневшейся в зарослях тростника деревянной конструкции, напоминающей столб с гнездом на вершине. Проворно проскакав по зарослям, гиббон подскочил к столбу, ухватился за свисающую с "гнезда" веревку и… тут же отпрыгнул, получив удар тесаком по лапам. Лапы впрочем остались целы, енот бил хоть и лезвием, но плашмя. Обезьян с диким визгом рванул в сторону, но получив тесаком еще раз, но уже по лбу, рухнул на задницу.

— Та-ак… а что это ты у нас тут делаешь? Вот это что такое? — указал енот на свисающий конец шнура.

— Веревка.

— Вижу, что не писюн. Нахрена она тут висит?

— Тревогу поднять, — пролепетал испуганный примат, зажимая лапами шишку на лбу, набухающую прямо на глазах.

— А-а-а, ну это дело хорошее, я бы даже сказал — нужное. Давай!

— Что давать?

— Сильно стукнул, да? Тревогу поднимай, мудила!

Понукаемый пинками "однорогий" обезьян подошел к столбу, с силой дернул за шнурок и в небо вознеслась сигнальная ракета.

Пленный примат как раз заканчивал изливать свою исповедь на уши Карачуна, когда продиравшееся с диким треском и галдежом подкрепление изволило "оперативно" прибыть.

Из рассказа гиббона, енот узнал, что отребье, состоящее из приматов разнообразнейшего калибра, в количестве восемнадцать рыл, гордо именовало себя командой пиратов Перешейка. Впрочем, старшим у них был хоть и отставной, но все же кадровый моряк Табик, а их гордое корыто носило название "Лейла". Кстати, "краса и гордость пиратского флота", побитая недавно случившимся штормом, в данный отрезок времени как-раз проходила внеплановый ремонт.

На пригорок, с венчавшим его сигнальным столбом, высыпали шестнадцать обезьян, неумело изображая окружение и тыкая в сторону непонятного визитера вилами, баграми, топорами, а некоторые и вовсе заточенными с одного конца палками бамбука.

"Интересно, а нахрена вилы на корабле?" — улыбнулся про себя Карачун.

Наименее оборванный примат по-хозяйски выдвинулся вперед и сложил руки на груди, всем своим видом демонстрируя кто тут босс.

— Кто таков? Чего здесь делаешь? Отвечай, да побыстрей!

Проигнорировав вопрос главаря, енот снова обратился к пленному:

— Скажи, дружок, а сколько моряков сможет управлять кораблем без потери в управлении и в ходе?

Гиббон сжался, словно перед ударом и чуть подумав выдал:

— Пятеро, господин, не считая капитана. Да, пятеро смогут вести корабль!

— Пятеро, значит… Прекрасно! — енот оскалился в самой хищной своей улыбке, и оглядев собравшихся, потянулся за мачете, — Значит остальные мне и нахрен не нужны!

— Господин Карачун! Ну не наша на то вина! Ветер меняется, не дойдем за сутки. Ребята и так, как рабы пашут! Не, ну не реально за сутки до столицы дойти!

— Табик, друг мой любезнейший. Ты мне, падла такая, вся из себя морская и просоленная, что давеча говорил? — Ловец дожевал уже осточертевший кокос и швырнул скорлупу за борт, — "Вот на корабле Рябого точно доплывем! Мудаком буду, господин Карачун, к вечеру завтрашнего дня в порту встанем." Говорил? Говорил! Я тебя за язык тянул? Не тянул! Корабль я тебе добыл? Еще как добыл! Да, Рябой?

Енот подмигнул, нанизанной на форштевень голове шимпанзе.

— Вот теперь, капитан, хоть пердите в паруса всей командой, но если до завтрашнего вечера не прибудем в порт Песегама, рядом с головой Рябого будут висеть яйца Табика! По одному за каждый час просрочки! И просто напоминаю — у тебя их два всего… Намек понятен?

К полуночи следующего дня на горизонте засветился маяк столицы Паргота. Карачун, пребывая в благостном настроении, даже не стал наказывать горе-капитана как пообещал, и все-таки оставил ему шанс на размножение. Хотя этот шанс все же уполовинился вдвое.

Наблюдать за сходом на берег опасного пассажира выбралась вся команда, исключая капитана, лежавшего пластом в каюте. Но у того были весомые причины и грех на него было обижаться. Весело помахав лапой, спустившийся по сходням енот быстро сориентировался на пирсе и взял направление на жилище портового приказчика.

Постельный клоп, очевидно тоже собственность доходного дома, шустро перебирал лапами по годами не стиранной подушке. Карачун, наблюдая за его движениями силился догадаться, сколько бедолаг ушло в путешествие в мир иной на этих простынях. И сочли ли владельцы ночлежки это достаточным поводом, чтобы постирать белье? Вероятнее всего нет.

— А у вас тут… Атмосферно! — енот брезгливо поджал лапы под табуретку, — Антураж такой… в духе минимализма. Я имею ввиду — минимум стирального порошка, минимум удобств и минимум уборки.