Пятнадцать ножевых 2 (СИ) - Вязовский Алексей. Страница 14

Глава 6

У входа в дом стоял незнакомый фургон. И топтались трое крепких мужчин.

Я напрягся. Неужели опять менты по мою душу? Так быстро?

Затормозил, вгляделся. Не похоже что-то. Мужики в грязных рабочих халатах поверх полушубков, на фургоне написано "Мебель" .

— Ты Панов? Из шестьдесят второй? — один из мужиков заметил меня, затушил сигарету. — Ждем тебя уже тут целый час!

— Допустим, я.

— Тогда принимай.

Мне вручили кипу документов. Накладные на перевозку, чеки …

— Вы грузчики! — сообразил я. — Привезли мебель?

— Да. Куда заносить?

— На последний, девятый этаж.

Грузчики завздыхали.

— Грузовой лифт работает.

— Хозяин, добавить бы надо.

Ну вот, все по советской классике. Пролетариат в борьбе за справедливую оплату труда.

— Добавлю.

Стоило только пообещать — все завертелось. Мужики зашуршали вверх-вниз — спустя полчаса комплекты были в квартире.

Сначала я перетащил кухонный гарнитур в кухню, а спальный в спальню. Освободил от упаковки. И передо мной встал во всей красе вопрос о сборке. Благо, скрупулезные немцы прислали все чертежи. Не Икея, но не так уж и сложно. В спальне надо было собрать гарнитур Мадонна — кровать, шкаф с двумя отделениями, тумбочки. В состав кухонного гарнитура под названием Хаскер входили стулья, новомодный диван-уголок, стол, шкафы — настенные и напольные.

А у меня ко всему прочему нет ни одной завалящей отвертки. Не говоря уж о дрели и дюбелях. Надо звонить Давиду! Кое за кем нехилый такой должок…

Сборку мебели мы отметили пивом. Давид помимо отверток привез с собой воблы и несколько банок Гуса.

— Хороший пивас немцы варят. А у нас — одна моча

Ашхацава ахнул, когда я смял пустую банку:

— Что ты делаешь?!

— А что?

— Я их хотел выставить красиво на кухне!

— Дава, это не дизайн, а дешевка какая-то. Показать девкам, какое пиво ты себе можешь позволить?

— Да что бы ты понимал!

Давид обиделся.

— Ладно, не дуйся. Обещаю угостить тебя немецким копченым пивом!

— Ты шутишь? Бывает копченое пиво? — Ашхацава мигом меня простил, открыл новую банку

— В одном немецком городе случился большой пожар. Огонь практически не повредил солод, который хранился в амбаре. Но зерно приобрело характерный аромат дымка. Его потом использовали для варки пива. Ну и результат все немцы заценили…

— И где ты мог его пробовать? — Давид скептически на меня посмотрел. — За границей ты не был, фарца и Березка такое пиво к нам не завозит. Я бы знал.

И что отвечать?

— У Шишкиных.

— Да… папаша Лизы из загранок не вылезает. С одной медицинской конференции на другую прыгает.

— И я скоро буду.

— Врешь!

Пришлось рассказывать Давиду о хеликобактер пилори, показывать статью в журнале.

— Везет тебе, Панов! И Шишкина тебе, и бактерия эта…

— Везет тому, кто сам везет. Запомни Дава. Ладно, давай закругляться. Иначе завтра будем дышать на экзамене пивасом. Преподы такого не любят.

Как выяснилось, кроме запаха пива, преподы не любят шибко умных студентов. Которые козыряют перед экзаменаторами своими знаниями.

Профессор Степанов с терапии сразу начал меня валить. Придирался по первому вопросу билета, по второму…

— Как вы поступите, если вам будет нужно, чтобы больной хорошо пропотел? — уже все студенты с потока зло смотрели на экзаменатора, а он все не унимался. Я быстро посмотрел на часы. Полчаса мучает.

— Я дам ему салицилат натрия или ацетилсалициловую кислоту

— А из народных средств?

— Горячий чай, малина, липовый цвет...

— Ну, а если это не подействует?

— Я прибегну тогда к помощи летучих масел, эфира...

— А если этого будет недостаточно?

— Я попробую ртутные препараты.

— А если результата все-таки не будет?

Я скрипнул зубами. Да сколько же можно??

— Я попробую применить сальсаперель, шафран.

— А если и этого будет недостаточно?

— Я пошлю больного экзаменоваться к вам!

В лектории воцарилось потрясенное молчание. Было слышно, как по стеклу бьется рано проснувшаяся муха. Сейчас мне Степанов ка-а-ак врежет! Отправит на переэкзаменовку. Или…

Додумать я не успел, дверь зала резко открылась, внутрь забежала Верочка — новая секретарша декана.

— Панов! Вот ты где! Тебя срочно к телефону.

— Девушка! — Степанов вспылил. — Неужели вы не видите, что здесь идет экзамен?!

— Вижу. Но… Панову звонят из Генеральной прокуратуры СССР!

А вот и Калиниченко объявился. Потому что повестку мне так и не принесли, подвёл ментов информатор. Я пожал плечами, посмотрел сначала на профессора, потом на Верочку:

— Передайте, что я не могу. У меня экзамен. Перезвоню им через час… а может и через два. Пусть оставят номер телефона.

Надо было видеть глаза секретарши. Да и Степанова тоже. Я опять оглянулся. Шишкина была белее мела. Что-то сигнализировала мне лицом, но я не понял, что именно.

— Ставлю вам… четыре! — профессор вытащил из внутреннего кармана перьевую ручку, поставил автограф. — Есть огрехи в ответах.

Что ж… История, как я послал Степанова, а он мне поставил 4 — явно войдет в анналы Сеченки.

Следак-важняк сидел не где-нибудь, а в здании Генеральной прокуратуры на Пушкинской улице. И попасть туда оказалось сложнее, чем к генералу КГБ на Лубянку. Во-первых, рядом не запаркуешься. Стоило Лизе подрулить к обочине, как выскочил милиционер, замахал руками. Пришлось проехать дальше.

— Я дождусь тебя дальше, встану у памятника Ленина, — девушка попыталась меня поцеловать, но я увернулся.

— Вон мент пялится!

— Да он уже отвернулся!

— С меня два поцелуя вечером.

— Три! — Лиза присмотрелась ко мне. — Ты что-то холодный стал какой-то. Отстраненный. Из-за прокуратуры волнуешься? Там же ерунда, ты всего лишь свидетель.

— Из-за твоих новых ухажеров!

— Андрей! Это же Петька! Мы с ним с первого курса учимся. Ничего серьезного. Знаешь, сколько девок у нас на курсе по нему сохнет?

— Ах, Петька… Ну тогда это все меняет, конечно.

— Да ты ревнуешь! — Шишкина захихикала. — Как мило. Иди ко мне.

Лиза все-таки сорвала поцелуй.

— Сойдемся на полудюжине вечером. Компенсирую. Все, я пошел!

— Ни пуха!

Второй квест оказался посложнее — получить пропуск на проходной. Тут стояла очередь, женщина на выдаче работала словно сонная муха. Народ волновался, ругался на тех, кто пытался пролезть мимо очереди.

Потом пришлось миновать два поста — один на входе, другой на этаже. И наконец, вот я у заветного кабинета номер тринадцать. Счастливое число, чего уж там…

— Можно? — я постучался и заглянул в дверь.

Бровастый, круглолицый Калиниченко быстро печатал на пишущей машинке. Каретка так и мелькала.

— Панов? Заходи, — махнул мне рукой следователь, кивнул в сторону стула. — Чай будешь?

Владимир Иванович, потянувшись, встал, налил чаю себе и мне. Подвинул поближе пиалу с сушками.

Сначала следак посмотрел мой паспорт, потом начал расспрашивать — биография, как оказался на месте преступления… Вставил лист в машинку, стремительно набил протокол допроса. Дал мне ознакомиться и подписать.

— Дело сложное, знаю, что у тебя был разговор с Циневым, — Калиниченко ловко хрустел сушками, попутно показывая мне пальцем, что кабинет “прослушивается”. — Так что ситуацию ты и сам понимаешь. Возможно придется поучаствовать в следственных действиях, не исключаю вызова в суд для дачи показаний. Ты не куришь?

Я посмотрел на подмигивающего следака, кивнул — Курю.

— Пойдем, посмолим.

Вышли мы не в курилку, а во внутренний дворик. Тут в снегу были протоптаны целые дорожки. Явно не мы первые нарезали “безопасные” круги в прокуратуре.

— Андрей, скажу тебя прямо — дело пытаются развалить. Прячут свидетелей, мутят с экспертизами, — Калиниченко закурил, закашлялся. — Тьфу, давно пора бросить. Все никак не получается.