Где деньги, мародер? (СИ) - Фишер Саша. Страница 29
— Мы скоро вернемся и сможем все обсудить, — сказал Ярослав Львович, подталкивая Феодору к двери. Мы остались в палате втроем. Ларошев подошел к кровати и сел на краешек.
— Я думал, что вы умерли, Лебовский, — сказал он. — Это было ужасно. Ужасно.
— Честно говоря, я не очень хорошо помню, что случилось, — сказал я. — Я увидел Феодору, потом она подошла ближе, а потом я оказался здесь.
— Ох… — Ларошев запустил пятерню в свои кудрявые волосы. — Она толкнула вас в грудь, и вы упали. Ваше тело окутало темное пламя. Вас страшно трясло, как будто в припадке. Изо рта, ушей и носом шла кровь. А она скрылась точно так же быстро, как и появилась. Если бы не эта девушка… — Ларошев посмотрел на притихшую Лизоньку. — Я хотел сразу идти к ректору. Правилами строжайше запрещены такие выходки. Но Ярослав Львович… Лебовский, с вами точно все в порядке?
— Сейчас да, — я помахал руками и покрутил головой в доказательство. — Но вообще… не уверен.
— Что вы имеете в виду? — брови Ларошева сошлись на переносице.
— Подождите… — я потер виски. — Я пока не уверен…
Вчера я проснулся в особняке Егорова. Я отчетливо помнил свой бег по темным улицам Томска, взволнованное лицо Натахи за стеклом… И как Гиена меня разбудил. А потом мы встретили Леннона и Кортеса, убежденных, что ночь я провел в другом месте. В том, которое снилось мне во сне. Тогда я счел это идиотским розыгрышем и не стал разбираться. Потом я уснул над книжкой, а разбудил меня Витек. А потом разъяренная Феодора чуть не убила меня прямо посреди парка. И на розыгрыш это было уже совсем не похоже. Я был уверен, что мне приснился кошмар. А она? Я почувствовал, как кровь бросилась мне в голову. За что она меня атаковала? За то, что я не подрался с Йованом, как она хотела? Или? Или?… Я крепко зажмурился и сжал виски. Перед моим мысленным взором всплыло мутное зеркало с темными пятнами. И мое отражение в нем. Зло ухмылявшееся, кривляющееся. Я видел его и прошлой ночью, в холле университета, и вчера, в мызе. Могло ли это быть как-то связанным с тем, что произошло? В тот раз в Владой, в этот раз — с Феодорой?
Я открыл глаза. Ларошев и Лизонька смотрели на меня одинаково встревоженными взглядами. Но молчали, не прерывая моих раздумий.
Скрипнула дверь. На пороге стоял Кащеев, Феодоры рядом с ним было не видно.
— Лебовский, я задам тебе только один вопрос… — начал Ярослав Львович. Лицо его было недобрым, голос звучал угрожающе.
— Нет… Подождите… — я убрал руки от головы. — Я, кажется, начал понимать, что произошло…
— Тогда потрудитесь объясниться, потому что я склоняюсь к мысли, что господин Ларошев прав, и нам немедленно нужно отправиться к ректору, — мрачно проговорил Кащеев.
— Где Феодора? — спросил я.
— Не твое дело, Лебовский, — сказал Кащеев. — Я все еще жду твоих объяснений.
— Хорошо… Я попробую… — я шумно выдохнул и снова потер пальцами виски. — Не знаю, как это прозвучит, но…
Я рассказал ему про отражение, про дикую оргию в мызе мародеров. Про сон с участием Феодоры. Про разбудившего меня Витька.
— Я понимаю, что это сейчас звучит как-то неправдоподобно, — закончил я. — Но, боюсь, мне больше нечего пока рассказать…
— Сейчас я позову сюда Феодору, и ты повторишь свой рассказ слово в слово, Лебовский, — сказал Кащеев. Выражение его лица я не смог интерпретировать. Но, кажется, сдерживаемый гнев, с которым он вошел в палату, его покинул. Он вышел за дверь, и меньше, чем через минуту втолкнул в комнату Феодору. Ее лицо снова было опухшим от слез.
— Ну? — сказал он и посмотрел на меня. Я послушно повторил свой рассказ. Тот посмотрел на Феодору. — Что думаешь, милая?
— Доппельгангер? — сказала она. — Но я думала, что это бабкины сказки…
— Доппельгангер? — переспросил я. — Что это? Злой двойник? Типа мистера Хайда?
— Увы, не сказки, — сказал Ярослав Львович и придвинул к моей кровати стул. — Только с основания университета описано по меньшей мере три таких случая. И еще насчет двух были подозрения.
— Светлана Корнеева, в тридцать втором, Мирослав Бедный, в семьдесят четвертом и Валерий Крафт в девяностом, — перечислил Ларошев. — Темный двойник Светланы успел погубить сорок два человека. Остальных остановили быстрее.
— Но я… никого не убивал… кажется… — сказал я.
— Это пока, — хмыкнул Ярослав Львович. — С каждым появлением твоему двойнику будет требоваться все большая мерзость.
Все замолчали и уставились в разные точки, избегая смотреть на меня. Ларошев сверлил глазами пол. Кащеев смотрел в стену. Феодора разглядывала свои руки. Лизонька снова взяла меня за руку. Мне совсем не понравилось повисшее в комнате настроение.
— Что такое? — спросил я.
— Видишь ли, Лебовский… — начал Ярослав Львович.
— Все прежние случаи заканчивались смертью оригинала, — быстро сказал Ларошев. — Теоретический способ остановить доппельгангера есть, но на практике никому так и не удалось его воспроизвести.
Никто не успел мне ответить, потому что в коридоре раздался торопливый стук каблуков. Дверь в палату распахнулась. На пороге стояла Соловейка, глаза ее почти в буквальном смысле метали молнии.
— Я так и знала! — ее кукольный голос подрагивал от гнева. — Лебовский, что именно в моих распоряжениях показалось тебе недостойной внимания шуткой?!
— Сольвейг Павловна, я же почти все сделал… — пробормотал я.
— Садыкей Леонидовна сказала, что ты не только к ней не подходил, но она даже и не слышала о тебе ничего! — Соловейка подошла к моей кровати, бесцеремонно оттерев в сторону Феодору. — Немедленно поднимайся! Я же сказала, что это срочно!
— Сольвейг Павловна, но с ним произошел несчастный случай, — сказал Кащеев.
— Я знать не хочу, что вы тут затеваете, — отчеканила Соловейка. — Зато знаю, что если он не пройдет курс, то скоро ему понадобится новый пробой. А потом вы опять будете тыкать мне в лицо, что я не умею обращаться со студентами. Раз ты в сознании, Лебовский, значит тебе здесь нечего делать! Поднимайся и за мной!
Я бросил взгляд на Кащеева, тот незаметно кивнул. Я выбрался из-под одеяла. Абсолютно голый, разумеется. Почти все деликатно отвели взгляды в сторону. Кроме Лизоньки, которая продолжала пожирать меня взглядом из-под прозрачных стекол очков.
— Ступай, Лебовский, — сказал Ларошев. — Мы подумаем, что можно сделать. И будь повежливее с Садыкей Леонидовной.
— Вашего совета не спрашивали, Ларошев, — резко сказала Соловейка.
— И все же будьте повежливее, Сольвейг Павловна, — Ларошев укоризненно покачал головой. — Никто не может знать, как все обернется…
— Лебовский, ты готов? — Соловейка осмотрела меня с ног до головы, не обратив на слова Ларошева никакого внимания. — Тогда следуй за мной!
Путь до кабинета по контролю над эмоциями пошел в полном молчании. Раздражение и злость Соловейки как будто висели в воздухе. А я, честно говоря, думал совершенно о другом. Будущее занятие, чем бы оно ни было, меня практически не волновало. Мне хотелось поговорить наедине с Феодорой и попросить у нее прощения. Ведь если для нее мой сон был реальным, то это… это…
— Мы пришли, — бросила Соловейка, остановившись рядом с одной из многочисленных непронумерованных дверей. — Вперед. И надеюсь, больше мне не придется выполнять за тебя твои обязанности, Лебовский!
Она резко развернулась на каблуках и поцокала прочь. А я осторожно постучал в дверь. Молчание.
— Садыкей Леонидовна? — я приоткрыл дверь. Внутри было темно и тихо. Я открыл дверь пошире, но свет из коридора почему-то отказывался проходить внутрь. Будто на дверной проем была наброшена пелена густой тени. Какие-то очередные странности? Или так и положено? Я посмотрел вслед стремительно покинувшей меня Соловейки, пожал плечами и вошел.
Ощущение комнаты вокруг исчезло сразу же, как только я переступил порог. Я словно оказался где-то в диком лесу или джунглях. Темной ночью, наполненной шепотками, шорохами и скрытым от глаз движением. Я попытался коснуться стены, но пальцы мои натыкались только на пустоту.