Южный ожог - Тамоников Александр. Страница 4

Что-то просвистело – взорвалась мина в голове вставшей колонны. «Почему они встали? – мелькнула мысль. – Хотя достаточно одной пули, чтобы подстрелить водителя головной машины…»

Взрыв прогремел рядом с бензовозами. Вторая мина угодила точно в цель. Затем рванули еще несколько. Огонь вели из противоположного леска. Сверхнаглость! Это глубокий советский тыл! Теоретически минометы могли провезти в кузове машины. Но это вряд ли. Акцию спланировали, диверсанты проникли в тыл, разделились. О колонне знали. Часть группы изображала раненых, другая засела в леске, а минометы схоронили заранее или захватили советскую батарею, о чем в сводках пока не значилось… Бензовозы пылали как стога сена, распространяя удушливый дым. Зрелище было величественное, страшное. Колонну разгромили в считаные минуты, оставив часть войск без горючего, что делало бессмысленными попытки продолжать наступление…

Но выжившие были. Несколько человек перекатились через канаву, бросились к лесу. Один из них пробежал мимо Шубина. Парень был белее мела, потерял шапку, но голова работала – упал в снег, прежде чем над ним засвистели пули. Шубин обернулся. Ида еще ползла, оставляя за собой кровавую дорожку, голову не поднимала. Ничего, выживет, главное не затянуть с перевязкой и доставкой в лечебное учреждение… Справа перебежали трое, нырнули в снег. Двое возникли слева – они ползли, тяжело дыша. За раскуроченными грузовиками объявились вооруженные люди. Те самые, «раненые». Вся компания вырядилась в советские фуфайки. И как их отличать от своих? Они выглядывали из-за разбитой техники, били короткими очередями, прятались. Диверсанты скалились, смеялись, выкрикивали что-то уничижительное. Залегшие в поле ответили дружным огнем. Шубин тоже стрелял. Выпал из-за капота диверсант с застывшей ухмылкой на небритой роже. Другой (он даже повязку не снял с головы) выбежал, поливая все вокруг огнем. Пули пригвоздили его к бамперу. Мертвое тело сползло под колеса. Остальные не лезли, вели огонь из укрытий. Ойкнул боец, лежащий в снегу, схватился за простреленную ключицу, перекатился на спину и замер, устремив тоскливый взор в небо. Над горящими бензовозами завис густой дым. В дыму еще кто-то шевелился, пытался ползти. В колонне произошел взрыв, сноп пламени взвился в небо.

Распахнулась простреленная пулями дверца грузовика, на котором ехали бойцы НКВД. С подножки сполз молодой старлей с перекошенным лицом. Шубин видел его, когда тот проезжал мимо. Человека было не узнать: лицо превратилось в страшную маску. В районе живота расплылось черное пятно. Ранение было тяжелым, но офицер еще не умер. Он опустился на корточки, сполз в канаву. Было слышно, как он кричит от боли. Потом он начал выползать из канавы. Пули рыли снег рядом с его рукой. Сил не осталось, и человек сполз на дно канавы. Высунулась рука с «люгером», стрелок прицелился в затылок старлею. Внезапно ожило одно из тел, лежащих на обочине! Шубин узнал его – широколицый товарищ со шрамом под губой! «ППШ», который он держал под животом, выплюнул несколько пуль. Рука с пистолетом убралась, мертвое тело рухнуло под колеса. Боец швырнул гранату. Она перелетела через искореженный кузов, рванула и явно кого-то зацепила, судя по крикам. Боец, невзирая на крупные габариты, оказался живчиком – сделал прыжок и покатился в канаву, где лежал его командир. Дела там были плохи, он выкрикнул из канавы:

– Братцы, Ломов мертв! У него дыра в животе – кулак проходит!

– Лева, давай к нам! – прокричали с поля. – Прикроем!

Идея была не из лучших. Озлобленный противник скапливался за машинами. Полетел ответ в виде «колотушки», она проделала дугу, но боец почуял опасность, рухнул ничком, заткнув уши. Граната упала там, где находился мертвый старлей. Казалось, и от Левы мокрого места не останется. Бойцы возмущенно загалдели. Но, к изумлению собравшихся, боец пулей вылетел из канавы, помчался зигзагами, делая широкие прыжки. Он пробежал под огнем метров двадцать – лицо раскраснелось, глаза горели каким-то сумасшедшим огнем, – потом упал, покатился как бревно, продавливая снег. С дороги прицельно били, но зря старались. Он снова подлетел, побежал, петляя как заяц, перепрыгнул через Шубина и снова покатился. Когда Глеб обернулся, тот лежал в нескольких метрах от него и дышал как загнанная лошадь, явно имея желание себя ощупать.

– Молодец, – похвалил Глеб. – Твоя фамилия, случаем, не Попрыгунчик?

– Почти, товарищ капитан, – выдохнул красноармеец. – Прыгунов моя фамилия… Сержант Лев Прыгунов, командир отделения…

– Откуда ты такой?

– Как откуда? Из Карелии. – Казалось, боец удивился, мол, откуда еще? – Городок такой есть, Медвежьегорск, слыхали? Рядом еще эти проживают, как их… финно-угорские племена.

– Оттого и резвый такой? – усмехнулся Шубин. – Жизнь научила быстро бегать от медведей и диких племен?

– Вроде того, товарищ капитан… Контузило меня на дороге, сознание потерял. А как очнулся, такой кошмар вокруг творится, тут еще Ломов из машины лезет… Вы не думайте, что я его вытаскивать не захотел. Мертвый он, гарантированно, удивляюсь, как из кабины вылез. А уж после того как граната рядом с головой рванула…

Беседу прервали пули, пропоровшие землю под носом у Прыгунова. Боец побледнел, отполз.

На поле лежала небольшая группа – все, кому удалось вырваться из смертельной ловушки. Красноармейцы отползали, вели огонь из автоматов и карабинов. На дороге появлялись диверсанты, которые сползали в канаву. Шубин приподнял голову. Мурашки побежали по коже. От дальнего леса на обратной стороне дороги отделялись фигурки и быстро смещались к шоссе.

– Тоже вижу, товарищ капитан, – подал голос Прыгунов. – Скоро вся банда подтянется. Давайте отползать, да живее, а то зароют нас к божьей матери…

По цепочке стали передавать: часть отходит, остальные прикрывают. Потом наоборот. Красноармейцы поползли к лесу. Кто-то вскрикнул, застыл: пули пропороли спину. Нашелся сообразительный – бросил гранату и пустился наутек, пока не рассеялся дым. Пример оказался заразительным: люди вышвыривали последние боеприпасы, пускались в бегство. Диверсанты не решались их преследовать, да и незачем. Цель достигнута: бензовозы уничтожены. Ветер сменил направление, и вскоре весь дым от горящей колонны был здесь, заволок открытое пространство. Люди бежали в полный рост, спешили к лесу. Опасность представляли лишь шальные пули. Но огня практически не было, раздавались лишь отдельные выстрелы – немцы экономили патроны. И, что противно, на всем протяжении этого ада, творившегося вокруг, по дороге не проехала ни одна машина! Личный состав стремительно погибал, а прийти на помощь оказалось некому. Возможно, кто-то и был на дороге, но предпочел не лезть под пули, ждал развязки событий… У самого леса Шубин подхватил под мышки ползущую Иду. Рана продолжала кровоточить. Но вроде не обильно, все четыре литра не потеряет…

– Ты в порядке, Ида… извини, не знаю твоего отчества?

– Марковна… – простонала девушка. – Не знаю, храбрый капитан, ползу, спасибо, что спросил…

Она шутила из последних сил, покрываясь мертвецкой бледностью. Но сама переставляла ноги, при этом сгибалась крючком. В лесу было проще, осины стояли густо. Но листва отсутствовала, пришлось уходить подальше. Глеб осторожно опустил девушку на землю, она свернулась, поджав ноги. Красноармейцы вбегали в осинник, кто-то залегал на опушке, другие углублялись в чащу.

– Прыгунов, живой? – спросил Глеб.

– Живой, товарищ капитан, что мне сделается?

– Не знаю, с другими же что-то сделалось… Сколько человек осталось?

– С десяток, товарищ капитан… – Сержант возник в поле зрения Шубина – полушубок распахнут, шапка на макушке. Он снова дышал так, словно пробежал утомительный марафон. – Тут пятеро ваших… ну, которые из вашей колонны, остальные наши – успели сигануть с машины… Правда, Вадька Еремеев ногу вывихнул, хромает, как старый пират…

– Что с противником?

– Там фрицы радуются, что колонну подожгли… К немцам подкрепление из леса подошло – в маскхалатах, вооружены до зубов. За подбитой техникой прячутся, нет им резона за нами гоняться. Думаю, уйдут скоро…