Охотник на творцов (СИ) - Лобанов Александр. Страница 48

Чуть слышно звякнуло и зашуршало в комнатке, мимо которой я проходил. Темно. Холодно. Одиноко… Был бы мастером ужастиков, нагнал бы жути! Но так как я фантаст-раздолбай, то, почесав в затылке и пожав неизвестно чему плечами, шагнул в комнату. А что поделать? Мне даже револьвер не вернули, гады!

— Мяв… — раздалось испуганное.

В комнатке в угол забился котёнок. Хотя котёнком это существо можно назвать с большой натяжкой: чёрный, не сразу можно разглядеть на фоне грязного пола, причём тёмный мех уже начал слипаться и превращаться в костяные пластинки, некоторые из которых усилены шипами: например, вдоль хребта и на сочленениях брони. На лапках проступили коготки, оставлявшие в камне маленькие борозды. Выпирали едва заметные клыки, наверняка тоже очень острые. А глазки зверя пылали багрянцем страх.

К котам всегда было особое отношение и, соответственно, Вера в них. Чёрных котов это касалось особенно сильно, причём в основном в негативном плане: как к вестникам неудачи. И эти милые существа изменились в соответствии с флуктуациями Веры суеверных и недалёких людей. Это обратная сторона той Веры, которая создала мантикору Художника.

Я чуть расслабленно привалился к стене. Если вся проблема в этом комке брони, когтей и клыков, то это и не проблема! Хотя странно, почему он тут один? Судя по размеру, котёнку не больше недели, глаза только открылись. Где другие котята? Где, в конце концов, мама-кошка?

— Кися, кися, — неумело попытался я приблизиться к зверьку, миролюбиво улыбаясь.

Но стоило мне подойти к зверю, как тот коротко испуганно мявкнул, глаза его полыхнули, и котейка в прямом смысле слова телепортировался на другой конец комнаты, ещё несколько секунд дрожа, словно от сильной вибрации. А вот проявилась и суперпозиция Шредингера… Научная шутка, уже давно не смешная. Зверёк, попискивая, бросился прочь из комнаты. Я попытался догнать его и преградить путь, но это было всё равно, что ловить шальную пулю — каким бы маленьким и слабым ни выглядел котёнок, но он оказался достаточно проворным, чтобы сбежать.

Я попытался за ним гнаться, но бег с препятствиями в качестве мусора — не самый мой любимый вид спорта. Да и побитость после недавней погони не давали показать весь потенциал. Выдохся я под конец коридора у окна, которое выходило на так и не убранные строительные леса. Уже частично сгнившие, а частично разобранные предприимчивыми жителями соседних домов.

— Шикарно! Один. В тёмном заброшенном помещении. Друзья потерялись. На улице поджидают враги, готовые отвезти меня на продажу. Что может пойти не так? — бормотал я себе под нос.

– “Не беспокойся, всё будет хорошо,” — отозвался в сознании голос. И, разумеется, это был не Брут… Восхитительно!

Радовало то, что со мной начали разговор, а значит, убивать на месте не собираются… или не могут, на что хочется надеяться. Но лучше узнать это у первоисточника:

— Представим, я в панике и благоговею от голосов в голове. Но чтобы мне благоговелось и трепеталось лучше, может, назовешься? И сразу уточни: будешь убивать или нет?

При этом я и сам прикидывал, кто это мог быть? Кот отпадает… по крайней мере случаев разумности ещё не зафиксировано. Человек со способностью? Тоже возможно, только зачем? Зачем сидеть здесь почти неделю? Зачем каким-то образом захватывать бандитов? И зачем после этого выходить со мной на связь таким экстравагантным образом? Хотя… психов хватает.

Но я склонялся к версии с духом. Все мои данные о истории здания могли оказаться не актуальны. Заброшенная стройка — здесь могли убить или спрятать тело так, что никто бы и не узнал. Вот рецепт мстительного духа: для воплощения нужно от пяти единиц Истинной Веры — значит, минимум пятеро соучастников преступления, склонных к Вере в паранормальное и сверхъестественное. Это как в библиотеке или баре-картине с воображаемыми друзьями, только в уменьшенном масштабе.

— Я длань бога, призванная судить и карать! Я Радамант! И нет. Я не стану тебя убивать. Ты мне интересен, смертный. Я не могу проникнуть в твоё сознание и прочесть его. Отчего я не могу тебя осудить, — вещал голос возвышенно и гордо с чуть заметной хрипотцой.

Что я там говорил в позапрошлой главе, уважаемый читатель, о куче странных знаний? Конечно, интернет мне в помощь, но и моих разрозненных знаний хватило, дабы опознать имя: судья мёртвых в древнегреческой мифологии. И да, по мифологии древней Греции судил не Аид и даже не Харон.

И что мне даёт подобное знание? Это значит, предо мной призванное существо. В целом мстительный дух, только вид с боку — его образ содрали из литературы. Хотя появляется новое условие — должна иметься точка фокусировки веры. Не труп, но что-то материальное… Главное, верящие в него люди должны всё так же присутствовать!

— И чего ты хочешь, Радамант? — я с кряхтением побрёл на третий этаж, закричав: — Надя! Брут! Ко мне!

— Они тебя не слышат, смертный, — раздался утробный смешок. Его даже можно было назвать зловещим, если сильно вслушиваться. Но мне было как-то пофиг. — Я взял их под свой контроль, чтобы прочесть и предать суду. А ты… я хочу понять тебя, смертный, осудить.

Я кивнул. Логично. Чего-то подобного я ожидал. И “осуждение”, на которое у моего собеседника явный пунктик, не подразумевает ничего хорошего. Но я ему не подвластен — иммунитет от воплощений Веры для души и разума действует, а значит, существо не очень сильное. Есть шанс побороться.

— И как же ты хочешь меня понять и осудить? — я прибавил хода. — Мне рассказать историю своей жизни? Или у тебя имеются тестики для психологического анализа? Я их люблю! Они забавные!

Если уничтожить точку фокуса Веры, то можно ослабить существо или устранить полностью, а потом позаботиться и о тех, кто его призвал. Первый этаж я уже мельком глянул, а второй осматривал сейчас. Оставался либо недостроенный третий этаж, либо подвал-морг, но туда тащиться долго, так что я направился наверх.

— Чтобы понять человека, достаточно взглянуть на его поступки, смертный. На его выбор, — рокотал голос, пытаясь казаться достойным бога. Но в результате я чувствовал звон в ушах, как после перепоя: — И я даю тебе этот выбор. Решай, кто умрёт из твоих спутников: девушка или призрачный зверь? Кем ты пожертвуешь, чтобы спасти себя и второго близкого? Кто ближе твоей душе, смертный?

В этот момент я поднялся по лестнице на третий этаж, откуда открывался вид на весь недостроенный комплекс здания, и увидел сразу три вещи. Во-первых, Надя стояла на краю здания на противоположной стороне площадки третьего этажа и её глаза с поволокой смотрели в пустоту, от которой её отделял лишь шаг. А внизу куча строительного мусора, опасно ощетинившаяся арматурой.

С этой же точки, через несколько провалившихся перекрытий открывался вид на первый этаж, если точнее зал крематория. На месте, где должна находиться печь, пылал яркий синий огонь… Очень нехороший, неестественный огонь, в который вглядывался Брут. И я почему-то поверил, что это пламя сможет сжечь моего воображаемого товарища.

И третьим пунктом — рисунок старца в греческой тоге с длинной окладистой бородой. Вокруг него выведены слова, вероятнее всего на древнегреческом — не силён я в нём. Причём рисунок выполнен в алых тонах — кровью… Нет, не человеческой, а кошачьей. Распотрошенные трупики кошачьего семейства валялись в зоне видимости. А маленький котёнок пытался лизать мордочку матери. Но всё безрезультатно.

Мерзость… кровь не должна давать дополнительных свойств рисунку, тексту или любому произведению. В теории… Вот только обыватели верят в обратное, а Вера в нашем деле всё!

И что хуже всего, рисунок выведен на стене, до которой не добраться — отсутствовало несколько пролётов бетонных блоков пола. Мне даже стало интересно, как художники туда забрались, причём не где-то с краю, а прямо по центру стены? И главное: зачем?

— А ты не особо гостеприимный хозяин, Радамант, — подумав, я уселся в позе лотоса в точке с наилучшим обзором. Благо повезло, и рядом нашлось несколько замызганных коробок, оставшихся после вездесущих бомжей. Брюкам, с трудом пережившим погоню, теперь точно конец, но хотя бы не так холодно. — А если я откажусь выбирать? Что тогда?