Великая распря (СИ) - "Amazerak". Страница 32

— Вон оно что, — Мефодий поджал губы и задумчива посмотрел в окно. — Я тоже наслышан про этого Никанора Птолемея. Не знаю уж, откуда ты узнал, что он вас с отцом хотел убить, но сволочь он та ещё. Да только мы тут не местью занимаемся. У нас служба, а на службе есть субординация. Понимаю, к чему ты клонишь, но я же не могу без приказа отправить вас вражеского офицера убивать? Не могу.

— Да я понимаю. Только это не совсем месть. Никанор Птолемей знает одну важную вещь, которую я тоже хочу узнать, — я понизил голос и подался вперёд. — В нашем роду есть предатель. Предатель, который готовит нам в спину удар, и действует он по указке Никанора. Теперь понимаешь, насколько важно нам взять его?

Лицо Мефодия приняло ещё более озадаченный вид, нахмурилось.

— Коли так, это конечно… плохо. Тогда надо обратиться в ГСЭБ. Это их полномочии. А у нас тут другие задачи.

— Вот только этого кровавого упыря правительство хочет отпустить. Иначе приказали бы атаковать и взять его. Не знаю, какие у них там соображения, да только мне насрать на политику. Мне по хер, что там наверху в больших кабинетах решается, и на их договорняки по хер. Меня один раз чуть не убили и попытаются снова. И что мне, ждать, пока Птолемеи в сговоре с кем-то из моей родни не придумают новый способ прикончить меня? Я не собираюсь ждать. Я достану Никанора.

— И как же?

— Мы с нашим отрядом переоденемся в штатское, проберёмся в штаб и возьмём Никанора или убьём его. Никто не узнает, кто мы и откуда. И к тебе никаких претензий. Считай, это приказ предводителя рода. Понимаю, я пока не предводитель, но тебе Ирина то же самое скажет.

Мефодий ещё больше насупился. Он закряхтел, передвинул кружку с места на место.

— Не требуй от меня невозможно, Константин, — наконец, выдавил он. — Я говорю это тебе и скажу то же самое твоей матушке. Сейчас — военное время, и я подчиняюсь не предводителю, а старшему по званию офицеру. Да и вообще, сам подумай, как вы это сделаете? Нужны разведанные маршруты, по которым можно дойти до пункта назначения, нужно знать, где именно находится этот штаб, сколько там народу… нужна уйма информации. Да и в конце концов, почему ты решил, что десять-двенадцать человек справятся? Речь ведь не об обычных стратионах. Это Священная фаланга — элитное подразделение, сильнейшие воины. В общем, нет, Константин, извини, но я могу посоветовать тебе только одно: выброси эту идею из головы. Пусть этим вопросом займётся ГСЭБ.

— Тогда отпусти меня на два-три дня. Ты, видимо, не понимаешь, как это важно для нашего рода. Я сам сделаю всё, что нужно, но мне требуется информация — вся, какая есть.

Мефодий вздохнул и покачал головой:

— Упрямец ты. Ну да ладно. Возвращайся в расположение отряда, я подумаю, что можно сделать.

В итоге мы оба подумали, и я согласился с тем, что прорываться сейчас к Никанору Птолемею — полное безрассудство. Не было у нас возможностей сделать это. Не было нужных разведданных, не было времени, чтобы их получить и разработать план столь сложной операции, не было подготовленных должным образом людей. Священная фаланга — это не наёмники. Я уже столкнулся с одним птолемеевским офицером, и тот чуть не убил меня. Со сколькими предстояло встретиться в штабе и какой силой они будут обладать, никто не знал.

Как ни досадно было, что Никанор уйдёт у меня из-под носа, приходилось прислушиваться к голосу разума.

Спустя два дня поступило сообщение, что противник отвёл основные силы с занимаемых им территорий, и нашу тагму вместе с тагмами других родов отправили прочёсывать улицы, которые вернулись под контроль Мономахов. Бои по-прежнему шли. Где-то на окраине Алебастрового района до сих пор оказывала сопротивление небольшая вражеская группировка, но акрополь и прилегающие к нему кварталы теперь были свободны.

Никто не мог точно сказать, с чем связано решение Птолемеев закончить войну: то ли смена руководства филы повлияла, то ли тот факт, что на территорию Палеологов зашли государственные войска, о чём на днях сообщили по радио.

Я вспомнил, что недавно читал в газетах о договорённостях между архонтом Палеологов и правительством ВКП. Если басилевс отправил туда армию, значит Палеологи решили закрыть для Птолемеев проход через свою землю. Чтобы не оказаться в изоляции, Птолемеи были вынуждены отвести наступающие части из приморских районов. Скорее всего, атаковав Мономахов, они рассчитывали создать тут плацдарм, чтобы стремительно ударить по по дворцу басилевса и свергнуть верховную власть, но что-то пошло не так. Комнины не поддержали, наступление застопорилось, архонт погиб, а теперь и вовсе обрезалась главная транспортная артерия.

Что Птолемеи станут делать дальше, можно было лишь догадываться. Аналитики высказывали мнение, что восстание продолжится, но теперь фила Красного быка сделает упор на Колхиду и другие номы и города по всей Византийской Политии, а сама в это время будет удерживать собственные астиномии посредством военной силы. Однако существовало и другое предположение: новое руководство филы пойдёт на мировую и согласиться выплатить некоторую контрибуцию в обмен на восстановление прежнего статуса.

В дружине же настроения были однозначные — давить врага всеми силами, пока от мятежного клана не останется мокрое место.

Пока же враг отступал, и на оставленных им улицах работали сапёрные бригады, а отряды дружинников прочёсывали кварталы.

Наш особый штурмовой отряд, который теперь насчитывал всего двенадцать человек, высадилась из двух колёсных броневиков рядом с разрушенным кантоном. Нам была поставлена цель прочесать улицу, ведущую к главной площади акрополя.

Единой группой двинулись по улице, проверяя по пути дворы и подозрительные заколки. Шли медленно, смотрели под ноги и по сторонам. Если враг оставил диверсионные группы для отвлечения внимания или с ещё какими-то целями, нас могли обстрелять из любого окна.

Разрушений в этой части города оказалось ещё больше, чем там, где сражалась наша дружина. Кантон был превращён в груду кирпичей, над которой возвышались куски стен, вокруг стояли на спущенных шинах ржавые броневики, некоторые на вид целые, другие — развороченные попаданиями крупнокалиберных снарядов.

Дома вокруг так же превратились в руины. Где-то уцелели стены, где-то, наоборот остались одни перекрытия. Сквозь пустые окна на нас смотрели коричневые завалы и серое небо. Дороги и тротуары зияли ямами воронок. Среди развалин ржавели помятые сгоревшие машины.

Тут и там попадались трупы. Семеро военных валялись на широком перекрёстке. Погибли в стычке, но тела их так и не убрали. Теперь они гнили тут, распространяя вонь на всю округу. Были и мирные жители. На пути нам попадались мёртвые мужчины и женщины, ставшие случайными жертвами перестрелок или артиллерийских ударов. Серые лица, облезшая кожа, гниющее мясо, белеющие кости. Всё это я уже видел и раньше много раз. Что в том мире, что в этом — смерть везде выглядела одинаково.

Уже месяц они тут лежали — трупы тех, кого война застала врасплох. Остальные бежали или попрятались в подвалах. Возможно, под завалами тоже было много погибших, но они не мозолили глаза, а уединённо гнили под грудами камней.

На углу застрял прошитый пулями трамвай с рваной дырой в боку. В салоне — мёртвый пассажир. Чуть дальше — броневик «Пантера». Краска обгорела, и теперь невозможно было понять, чей он — наш или птолемеевский. Почти на каждом углу попадались либо «Гектор», либо «Пантера», либо военно-транспортная машина. Все они остались там же, где их накрыло огнём. За месяц противник так и не нашёл времени оттащить их, как и не нашёл времени похоронить погибших.

Ближе к акрополю наткнулись на колонну целёхоньких зелёных грузовиков. Шесть машин мирно стояли на улице, у некоторых были открыты двери. В кабинах — пусто. Мы обошли их стороной, и Шмель сообщил командованию, что требуются сапёры. Очень уж походило на ловушку.

А стрельба продолжалась. Над пустыми кварталами разносился эхом треск пулемётных и автоматных очередей, гремели редкие взрывы. Относительно недалеко до сих пор шли бои.