Бездна - Никитин Юрий. Страница 14

– Простите, – ответил я со вздохом, – но это и огромные затраты, которых не видим, но они есть… Да, потом себестоимость воскрешения резко снизится, но в этот начальный период ещё не всё просчитано.

Он прервал:

– Простите, но с этим у вас затруднений не будет.

– Финансирование, – сообщил я, – ещё не главное. Нужны огромные мощности…

Он снова сказал быстро, успев вклиниться в короткую паузу:

– Я владею двумя атомными станциями. Конечно, их мощь не идёт ни в какое сравнение с нынешними термоядерными установками, но зато к ним внимания меньше.

Я умолк на мгновение, он не сводит с меня взгляда, и чувствуется, что приготовил ещё ответы на мои следующие вопросы и возражения, явно умелый предприниматель, такие все просчитывают загодя.

– Это большой риск, – начал я, он улыбнулся и прервал, ухитрившись сделать это так непринужденно и даже элегантно, словно просто продолжил мою фразу: – Признайтесь, вам же тоже хочется запустить как можно скорее!.. Ещё до того, как вас местные законодатели обложат инструкциями, законами, предписаниями.

Я умолк, он попал в самое больное место. Вообще-то общество реагирует в целом правильно, хотя и как-то инстинктивно, заранее отгораживается забором из законов от возможных угроз, а их с каждым днем всё больше, всё глобальнее и страшнее, но мы оптимисты, всегда уверены, что с нашим видом ничего опасного не случится.

– Хочется, – ответил я честно.

Он сказал с мягким напором:

– Мы же не атомную бомбу создаем!.. Какой вред обществу, что воскресим моих дедушку и бабушку раньше других?..

– Наверное, – сказал я осторожно, – не вред, а какой-то ущерб? Не знаю, но предполагалось, что не будем пользоваться какими-то лазейками в законе о воскрешении… которого ещё нет.

Он воскликнул:

– Мягкие интеллигентные люди, он преподавал в школе математику, а бабуля как окончила музыкальное училище, так всю жизнь и оставалась учительницей музыки! Я очень по ним скучаю.

– Да понятно, – протянул я, – и чувствуете вину, что живёте роскошно… да вообще живёте!

Он прервал живо:

– Вот-вот! Вы все прекрасно понимаете. А они, которые дали мне жизнь, прожили в бедности и даже не успели увидеть, как я начал выбираться из нищеты! Я только собрался помогать им финансово, как оба умерли в пандемию.

Я отвел взгляд, у меня такое же чувство к своим бабушке с дедушкой. В молодости все мы эгоисты, это биология, родителей воспринимаем только как забор на пути к нашему будущему, подсознательно желаем им смерти, чтобы освободили нам дорогу, да и жилплощадь вся станет нашей, плюс какое-то наследство, но с возрастом это уходит на задний план, начинаем чувствовать любовь и нежность к ним, таким старым и беспомощным, которые заботились о нас.

– Верно, – сказал я со вздохом. – Родителям мы обязаны всем. Уже тем, что существуем. И, конечно, хорошо бы наш долг вернуть при малейшей возможности.

Он встрепенулся, взглянул с надеждой щенка, которого человек возьмёт на руки, приласкает и скажет, что возьмет в дом, а не утопит.

– Вот-вот, – сказал он жарко, – иначе это нечестно!.. Они дали нам жизнь, а мы…

– Все равно это сложно, – сказал я. – Такое начинание не спрятать. Даже простой перевод средств… Сингулярам, конечно, все пофигу, но местная власть сразу же протянет лапу.

Он встрепенулся.

– Предоставьте эту сторону вопроса мне!.. Я в своё время создал благотворительный фонд, деньги там почти все мои. Спонсировал новые разработки в медицине, химии, даже в математике. Внимания не привлечёт, если перечислю какие-то суммы в ваше общество.

Я подумал, сказал в нерешительности:

– Может, не привлечёт, а может и привлечь. Тогда лучше вам стать официальным партнером. Со стороны будет, что вкладываете средства как бы в свое дело.

Он сказал жарко:

– Да-да, спасибо!.. Мне достаточно одного процента или одной акции. Дело же не в прибыли, но для проверяющих органов важно именно участие. Спасибо, что поверили!..

Я сказал сварливо:

– Да просто вы пришли в нужный момент. Мы в самом деле уперлись в сложные вопросы.

Он улыбнулся, у меня мелькнула догадка, что отслеживает наши действия и в самом деле сегодня не просто мимо шел, но это неважно, явился и предлагает именно то, из-за нехватки чего пришлось бы раскрывать карты перед теми, перед которыми все равно придётся, но пусть это будет чуть позже.

– Финансирование, – сказал он, – моя проблема. Сингуляры все видят, но, как боги, не вмешиваются, а мои юристы знают, как провести всё так, что комар носа не подточит. В моих хранилищах двадцать экзаватт мощностей, на первый раз хватит?

Я отшатнулся в кресле.

– Свят-свят!.. Нам этого даже не знаю на сколько!

– Берите, – сказал он, – Заполнено под крышу, хранить негде. Так изголодались в прошлые годы, что теперь, как хомяки, копим и копим.

Я сказал быстро:

– На первом собрании утвердили первым к воскрешению Пушкина, но обещаю, ваши родители… то есть дедушка и бабушка, следующие на очереди!

Он поднялся, вежливо поклонился.

– Спасибо за понимание!

Рукопожатие было таким же крепким и дружеским, но я проследил за ним взглядом и успел заметить, что он сразу же растворился в воздухе, едва переступил порог.

Кольнула лёгкая досада, не распознал цифровую аватару, очень качественная, более реальная, чем многие натуральные люди. Вон даже тяжёлое кресло придвинул к столу, как сделал бы человек его возраста и комплекции.

Возможно, и создана специально для разговора со мной, а в реальности это крепко сбитый бык, жестокий и бесцеремонный, всегда идущий напролом, но со мной такое вызовет отторжение, потому выбрал личину, что вызовет максимальное расположение.

– Хорошо, – сказал я себе тихохонько, – сперва Пушкина, потом выполним пожелание этого донатера.

Глава 10

Изначально, ещё в конце двадцатого века, когда сами были смертными, но видели сверкающий край Эры Бессмертия, уже тогда ощутили вину перед предками, что доживём, а они не смогли.

И с этой виной дотянули до времени продления жизни, потом до нынешнего бессмертия. Сперва стариками, затем омолодились каждый в меру своей дурости, сейчас вот пьём и гуляем, а для них ничего не делали, оправдываясь, что такова жизнь и возможности ещё не созрели.

Но вот время наконец-то сказало бодро: ребята, распахивайте ворота, щасте прибыло! Ваши предки, ближние и далекие, и вообще все-все люди, наконец-то смогут вернуться.

Раньше были только переносчиками жизни из прошлого в будущее, а сейчас станут полноценными участниками жизни и общества, вот обрадуются, да что там обрадуются, это же лучше любого рая!

Дальше мысли начали путаться, я ощутил, что засыпаю, подумал в который раз, что пора избавиться от этой рудиментарной привычки, зачем только и вставили в устав это правило держаться старых обычаев, переосторожничали.

Утром подошел к окну, там вместо Версаля высится воздушно лёгкое, словно дворец королевы эльфов, здание. Высокое, подобно Кельнскому собору, из зелёного мрамора, хотя, конечно, какой сейчас мрамор, с хорошими подъездными путями и тремя площадками для вертолётов между остроконечными шпилями.

Похоже, ГИИ проанализировал за ночь наши пожелания, что-то подправил, что-то изменил, и теперь вот это чудо, как ни крути, но лучше того, что было. Похоже, во сне мы умнее бодрствующих.

Правда, парк исчез, уступив место величественной площади, мелькнуло короткое сожаление, но и деревья появились однажды вот так же за ночь. Просто как-то поговорили, что хорошо бы парк со зверюшками, оленями и белочками, незримый обслуживающий персонал подсчитал голоса или как-то ещё, как всегда делает, когда что-то делает, основываясь на наших пожеланиях, даже невысказанных, но как-то считываемых им, и построил.

Пока я рассматривал здание, перед глазами высветилась емейлишка: «Уже видишь? Ну и вкусы у тебя!.. Разве так выглядит реабилитационный центр для воскрешаемых?»