Стрекоза в янтаре и клоп в канифоли (СИ) - Сергеева Александра Александровна. Страница 24
— Вот сейчас не поняла, — присела рядом спасительница, протягивая плохо отжатый платок. — Ещё скажи, что мне приглючилось.
— Знаешь, — поняла Юлька, что без объяснений не отвертеться. — С ней что-то случилось. Была нормальной. А потом… как будто какой-то приступ начался. Лицо стало, как маска, — с трудом выцарапывала она из пустой башки подходящие слова, отирая лицо девочки. — Глаза, как неживые. Ну, и… Дальше ты видела.
— Ни хрена себе приступ, — обалдела блондинка. — Сколько с таким приступом людей можно прикончить? Может, охрану позовём?
Тут девчонка вздрогнула, всхлипнула и открыла нечеловечески мутные глазёнки.
— Мама! — пискнула еле слышным шёпотом.
Закрыла глаза, вновь открыла, явив уже более осмысленный взгляд. Беспомощный и неописуемо напуганный.
— Что со мной? — пролепетала бедняжка, шаря взглядом вокруг.
— А что ты помнишь? — придирчиво уточнила блондинка, сверля её обескураженное лицо недоверчивым взглядом.
— Я… пошла в туалет, — наморщила девчонка лоб, пытаясь сосредоточиться. — Вошла… Там были вы! — обрадовалась она, устремив на Юльку взгляд человека, испытавшего неимоверное облегчение. — А потом… не помню.
— Ты упала в обморок, — одарив спасительницу многозначительным взглядом, соврала Юлька.
— Ты её знаешь? — ткнув в жертву пальцем, потребовала ясности блондинка.
— Нет, — удивилась странному вопросу девчонка и заелозила спиной: — Холодно. Можно, я встану?
Просьба была настолько детской, что блондинка помягчела. Помогла Юльке поднять жертву своего собственного нападения. Убедилась, что та крепко стоит на ногах. Проводила к кабинке. После чего Юлька оттёрла её к умывальникам и прошептала:
— Заявлять нельзя. Её нападение не видел никто, кроме тебя и меня. Она явно несовершеннолетняя. А ты…
— Да, поняла я, — поморщилась спасительница и моментально приняла правильное решение: — Меня здесь не было. Пока, подруга, — махнула она рукой, направляясь на выход и бухтя: — Сходила пописать. Какое-то Чикаго, а не бутик.
— И ни то, и ни другое, — в свою очередь проворчала Юлька, разглядывая себя в зеркале, и согласилась с ретировавшейся спасительницей: — Сходила пописать.
Пропавшая, было, ящерка, нарисовалась прямо перед носом. Закрутилась, словно гоняясь за собственными хвостами. Юлька, чуток отпрянула и вздохнула:
— Ты мне осточертела. Сгинь, нечистый. Ну, что ты прицепилась? Больше не к кому?
Ящерка замерла, уставившись куда-то за спину жертвы — Юлька невольно обернулась: никого. Сплюнула и продолжила рассматривать царапины на шее, которые даже прикрыть нечем:
— Придётся купить какой-нибудь платок.
— Ой! — пискнула за спиной выбравшаяся из кабинки девчонка. — Что это у вас?
— Кошка поцарапала, — не моргнув глазом, солгала принципиальная противница вранья.
— Шею? — удивилась девчонка, добрела до зеркала и выпучилась на своё отражение: — Что со мной?
— Бледненькая, — покосившись на неё, спокойно констатировала опытная женщина. — У тебя случайно не цикл?
— Нет, — озадаченно протянула девчонка, оценивая своё помятое отражение. — А что?
— При кровопотерях такое бывает: и бледность, и обмороки, — наставительно заметила Юлька. — Кстати, ты тут одна?
— Одна. А что? — с подозрением осведомилась девчонка.
— Мы с мужем можем подбросить тебя до дома. Ты как себя чувствуешь?
— Я сама, — твёрдо заявила нечаянная убийца, так и не заметив крови под своими ногтями.
И решительно двинула на выход:
— Спасибо вам.
— Пожалуйста, — даже не обернувшись, пробормотала Юлька, пытаясь натянуть низкий ворот свитера на шею.
Тот натягивался, однако тут же сползал, выставляя напоказ следы покушения. Вот же не было печали — в конце концов, оставила Юлька бесплодные попытки «прикрыть срам». Заодно вспомнила, что Кирилл её уже потерял. Несмотря на жару в торговом комплексе пришлось застегнуть парку под самый подбородок. И двинуть навстречу новым расспросам. С очередными попытками честно на них ответить.
Кирилл встретил её под дверью туалета. Приобнял одной рукой — в другой был фирменный раздутый пакет — и с нарочитой насмешкой поделился наблюдениями:
— Чем бы ты там не занималась, выглядишь хуже, чем была. Я думал, что женские туалеты только в голливудских боевиках рассадники проблем. Не поделишься?
Юлька прекрасно поняла, что его заинтересованность неспроста, но включила дурочку:
— Тебе в деталях? Или обойдёшься простой констатацией?
— Лучше в деталях, — не дал он сбить себя с темы издёвкой.
— А что? — воспользовалась она дежурным вопросом своей убийцы.
— Ну, — деланно задумчиво протянул Кирилл. — Сначала мимо протопала сумрачная блондинка. Что-то ворча о психах и гуманных дурах. Затем пролетела напуганная девчонка с вытаращенными глазами. Теперь выплыла ты в наглухо застёгнутой парке, — потянул он пальцами молнию.
Обнажил шею, посерьёзнел, заметив боевые раны. Вопросительно уставился в глаза любимой женщины, криминогенная обстановка вокруг которой накалялась с каждым новым контактом.
— Там снова объявилась та ящерка, — решила Юлька ещё разок достучаться до его катастрофически прагматичного мозга. — После чего девчонка с вытаращенными глазами пыталась меня задушить. А блондинка шарахнула её сумкой по голове. Спасла мне жизнь, — со вздохом закончила она отчёт, внимательно следя за выражением его лица.
Там не дёрнулся ни единый мускул. Да и выражение глаз почти не изменилось: так, промелькнуло нечто трудно опознаваемое.
— Это вписывается в твою статистику типических случайностей? — вдруг разозлилась Юлька, не выдав чувства ни голосом, ни мимикой.
— Ты уверена, что это девочка? — невозмутимо уточнил Кирилл, вернув язычок молнии на место у характерно поджатого женского подбородка.
— Видела её в зеркале, как на экране. Царапины подлинные. Никакого собственноручного членовредительства в целях мистификации.
— Не барагозь, — прижал её к себе Кирилл, уткнувшись губами в висок. — Ты пояснила, я услышал. И должен подумать.
Юльке вдруг стало абсолютно безразлично, что он там надумает. Как отрезало. Отрезало и напугало. Ещё вчера этот мужчина застил весь мир — не считая сына, который вообще вне конкуренции. А сегодня вдруг отдалился, сам того не желая. Неужели всё было самообманом сердца, жадно польстившегося на горячую страсть?
Страстей Юлька никогда не испытывала: к людям ли, к барахлу, к идеям — без разницы. Всё-то в её жизни проистекало ровно да гладко. Даже с Даянчиком они редко поругивались: как-то вяло, без задоринки и визгливых препирательств. Каждый высказался, отвернулся и пошёл себе заниматься своим делом.
Час, другой, и пути-дорожки обоих неизменно перекрещивались. Чаще всего на кухне, где они садились пить чай, категорически отметая шанс повыяснять отношения. Что прошло — то прошло. И быльём поросло.
Кирилл же взвихрил в ней сонмище чувств — будто пальнул из гаубицы по унылой макушке Лысой горы. И чувства, как старые ведьмы на мётлах, порскнули в воздух. Закружились над своим местом коллективного гнездования переполошёнными встопорщенными воронами. Раскаркались, разогнали водянистую кровь по жилам, а время до невероятной скорости.
Оно понеслось вскачь, не позволяя остановиться хоть на миг. Оглядеться, опомниться. Вертело её в чувственных вихрях радужных ожиданий, что сбывались тут же, обгоняя друг дружку. И тут на тебе: явилась эта хвостатая белая пакость.
Встряла в праздничное колесо несокрушимым корявым дрыном. И колесо треснуло — посыпались сверкающие спицы, как осколки разбитого вдребезги зеркала. Осколки иллюзий и умопомрачительных ожиданий.
— Ты закончила с покупками? — без малейшего намёка на прежний разговор осведомился Кирилл, заботливо заглядывая в лицо любимой женщины.
— Закончила, — бестрепетно отбросила Юлька ободравшую душу острую обиду.
Та вдруг непоправимо обесценилась. Будто она воткнулась с разбега не в стену непонимания, а в дверь спальни. Бывает — о чём тут говорить? На дверь не злятся дольше секунды-другой, ибо глупо. А непонимание любимого… Бороться с ним желание отшибло враз и начисто. Ибо это внезапно потеряло облик чего-то страшно необходимого.