Вверх тормашками в наоборот (СИ) - Ночь Ева. Страница 55

— И этого не надо? — голос Димона прозвучал коварно, с насмешкой, а затем он изогнул шею, раскрыл пасть и коротко дыхнул на песок.

Я отскочила в сторону, как мяч, ожидая, что сейчас если полыхнёт — без штанов останусь. Сердце гигантским прыжком метнулось в горло и застряло там, пропуская удар. Но Димон и не думал плеваться пламенем. Вместе с паром вырвались из глотки и посыпались на песок сверкающие на солнце стекляшки, ослепившие меня на миг.

Прикрыв машинально глаза рукавом, я медленно выдавила из лёгких воздух. Сердце отправилось на место, исправно тутукая, а я осторожно глянула на песок. Дракоящер смотрел внимательно, подрагивая ноздрями. Брови копошились, как две рыжие лохматые гусеницы.

— А предупреждать?! — рявкнула, ещё не отойдя от испуга.

Ящерная дрянь только шею изогнула поизящнее.

— Ну, и что сие значит? — я пока не поняла, почему это он раздувается, словно мышь, родившая гору.

А потом до меня дошло. Не веря глазам, сделала шаг вперёд и пригляделась к блестящим камешкам.

— Ого… — я аж присвистнула. — Это ж… бриллианты? То есть… солнечные камни? — переспросила, вспомнив, как называют здесь эти блестяшки.

Понимаете?.. Я никогда в жизни не видела такую гору бриллиантов. Они как будто мозги вышибают напрочь. Смотришь — и нельзя глаз отвести. Хочешь оторваться — и продолжаешь пялиться, забывая моргать и глотать слюну. Я сделала шажок, потом ещё, а затем упала на колени и, захватив горсть, просеяла камни с песком через полусжаютую ладонь, любуясь, как они переливаются и сверкают. Отпустило меня только после второй горсти.

Я встала с колен и отряхнула белый песок. Заодно мотнула головой, как мокрая собака, вытряхивая из башки неземное сияние драгоценностей.

Где-то читала, что не все проходят испытание богатством. Сходят с ума прямо у сундуков, полных сокровищ. Кто думает, что это враньё — не прав. Тронуться мозгами, глядя на подобные богатства, — проще простого.

Подлый ящер смотрел на меня, затаив дыхание и склонив голову на бок. Я повернулась и посмотрела прямо в ярко-зелёные выпуклые глаза.

— Считай, я впечатлена, но не жди, что растеряю мозги на белом песке и брошусь набивать карманы твоим драгоценным барахлом.

Он прикрыл глаза тяжелыми веками.

— Да?

Сарказм, ирония, неверие — уж не знаю, что ещё он впечатал в одно маленькое слово.

— Ага, — сказала жизнерадостно и показала толстому мерзавцу все тридцать два зуба.

— День назад ковыряла песок, искала, а сегодня отказалась от кучи камней?

У него аж хвост кольцом завился от яда в голосе.

— День назад я бродила и думала, из чего можно сделать украшения на продажу. Чтобы потом купить еду, новых коров, удерживающие руны от блуждающей бури. Без этого Верхолётной долине не выжить. Если честно, то я не отличила солнечные камни от других камешков. Собирала в сумку, что понравилось. Ты же сам ковырялся и видел.

— А тебе ничего не нужно? — дракоящер открыл один глаз.

Я присела на белый валун и неопределённо махнула рукой.

— Ну, как сказать?.. Они красивые, притягивают, но их нельзя съесть или надеть. Не купишь любовь или дружбу. Здесь и сейчас для меня важнее эти вещи. Я совру, если скажу, что на какой-то миг не поддалась магии камней, но… я сумела побороть алчность и горжусь этим. По сути, они барахло, как песок под ногами или трава.

— Дерзззкая, — хмыкнул Димон.

— Коварный, — отомстила я.

— Зачем тебе эти людишшки?

Я задумалась.

— Они… моя семья сейчас, а это не выбирают. Для чего-то им нужна я, а они — мне. Это… как вымыть посуду или вынести мусор: не хочется, но делаешь, злишься, но надо. И даже если увильнёшь или схитришь, а тебя отругают, ты знаешь, что тебя любят и простят. Как-то так…

В конце я что-то совсем приуныла, повесила нос, вспомнила родителей и затосковала. Как они без меня?.. Задумавшись, не заметила, как Дирмарр подполз ко мне вплотную. Очнулась, только когда он осторожно положил большую голову мне на колени. Держал её почти на весу, как бы спрашивая: можно ли? Я осторожно погладила впадинку между лохматых бровей. Димон облегченно вздохнул, прикрыл глаза и поудобнее пристроил голову.

Ему одиноко — поняла я. У него нет семьи. Не с кем поговорить и поспорить. Он был бы рад, если бы кто-то злился и мыл полы, возмущался, но всё же любил его. Злого, неуживчивого, язвительного, противного…

Я пригладила косматые рыжие брови. Жесткие, как щётка.

— Мне пора.

Ноздри недовольно дёрнулись, приоткрылся зелёный глаз.

— Забирай, — кивнул в сторону бриллиантов. — На коров.

Я попробовала на ощупь кожистые веки. Шершавые, морщинистые, в крупные ячейки.

— Не могу. Переполошатся. Начнутся вопросы, ахи, охи. Ты припрячь их. Вдруг… пригодятся. Тогда я попрошу. А пока пойду. Они волнуются.

— Семья… — понимающе протянул Дирмарр и убрал голову.

Я вскочила и пошла прочь. Через несколько шагов обернулась.

— Ты тоже моя семья, Димон.

Зачем я это сказала — ума не приложу. Крупная туша дёрнулась. От головы до кончика хвоста.

— Возвращайся, — голос прозвучал глухо, как из пустой бочки.

— Постараюсь! — крикнула бодро, незаметно потирая пискнувшее в груди сердце, и помчалась туда, где ждал меня верный Ушан.

Глава 42. Тайный сговор. Дара

От озера прямиком отправилась к Иранне.

— Мне нужна твоя помощь, — бухнула с порога.

Иранна домашняя — другая Иранна. В простом белом платье с широкими рукавами. Босая, будто не жалит её морозный воздух.

Долина не спит, шевелится, звенит вёдрами, лопочет голосами птиц и детей. Растения на Зеоссе почти не боятся ночных заморозков. Под лучами солнца отходят, согреваются, разворачивают листья — и снова лето: зелёное с разноцветными пятнами цветов. Горы близко, здесь нет широких бескрайних полей, зато каждый клочок земли наполнен растениями, ухожен, напоен заботой и вниманием.

Сад Иранны разбит на причудливые геометрические фигуры-многогранники. Он похож на лабиринт и супермаркет, где есть всё, но в этом всём разбирается только она и никто больше. Здесь хорошо дышится и легко говорить.

Муйба стоит посреди пёстрой грядки, руки испачканы в земле, в бровях — вопрос.

— Я хочу остаться у тебя на несколько дней.

— Опять удрала? — Иранна спрашивает буднично, будто чаю предлагает выпить.

— Ага. — я и чувство вины, я и совесть несовместимы в определённых ситуациях.

— Геллан будет злиться.

— Ну вот чтобы не злился, помоги мне.

Она смотрит на меня пристально, пытаясь понять или увидеть. Я делаю честные глаза.

— Что заставляет тебя бегать, Дара?

Хотелось соврать, но я передумала: с Иранной такие номера не проходят.

— Это… не моя тайна. Но я хочу быть здесь и не бегать от Геллана. А по-другому не получится. Кстати, у нас теперь пятнадцать мерцателей, — пытаюсь перевести разговор на другое. Но Иранна на уловки не ведётся.

— А взамен?

Ого, настоящая торговка-вымогатель! Я растерялась.

— Взамен?.. Ну, хочешь, я помогу тебе в саду. Или полы вымою.

Она переступает с ноги на ногу, стряхивает землю с рук.

— Будешь ходить на мои занятия и делать, что скажу. Без вопросов и увёрток.

Я обречённо кивнула. Всё лучше, чем врать Геллану.

— Моё укрывательство спасёт ненадолго, — предупреждает Иранна.

Как будто я не понимаю…

— Ну и пусть. Несколько дней без надзора стоят того.

— Он… заботится о тебе… по-своему, как может; привык отвечать за тех, кто рядом. Если что-то случается, винит себя во всех бедах, хотя может в этом и не признаваться.

Срываю с грядки зелёные листочки, мну их в руках, нюхаю. Похоже на мяту — такой же прохладный запах, смешанный ещё с чем-то…

— Что суждено, от того не убежишь. Будет он рядом или нет — не имеет значения. Ты же это понимаешь?