Вверх тормашками в наоборот (СИ) - Ночь Ева. Страница 7

Геллан сел рядом с Иранной, Дару усадил подле себя. Мила снова сжалась: она привыкла всегда находиться неподалёку от него, но сегодня Геллан решил изменить эту традицию. Пусть девочки познакомятся. А он не будет ни пугалом, ни щитом, ни защитником. Лишь сторонним наблюдателем.

Стол скоро заставили разными блюдами, Дара смотрела на еду во все глаза, но трогать пока ничего не решалась.

— Не ешь глазами. Ешь, как принято, — тихо пробормотал он, чувствуя, что улыбается, и поставил поближе к девчонке тарелку с хлебом. Она тут же схватила кусок, откусила — и уже через минуту пробовала всё, до чего могла дотянуться. Не жадно, а любопытно. Пробуя, замирая, чтобы ощутить вкус. Мужественно глотая то, что не понравилось и с удовольствием уписывая еду, что пришлась по вкусу.

Ещё через несколько минут он заметил, что она норовит подсунуть куски еды под стол. Мерцателю. Напрасный труд: тот воротил нос от всего.

— Дара, перестань крутиться, — строго сказал он, вспомнив о своих обязанностях.

— Вот ещё! — возразила ему девчонка. — Думаешь, я могу есть спокойно, зная, что Тяпка голоден?

— Т-т-тяпка? — Мила сказала это слово почти шёпотом, но Геллан почувствовал, как невольно увлажнились глаза.

Дара живо повернулась к Миле:

— Ну да, Тяпка. Я так назвала его. Геллан говорил, ты очень хотела мерцателя?

Мила часто-часто закивала головой. В глазах вспыхнула надежда. Шаракан.

— Так вот. Мерцатель у нас теперь есть. Хочешь, он будет нашим общим?

— П-п-правда?

— Да без базара. Только как бы он не сдох у нас.

Геллан перевел дух. За несколько фраз девчонка с мерцателем смогла сделать то, на что у него ушли бы недели или месяцы.

— Еда ему нужна, понимаешь? Мимей здесь, я так понимаю, нет. Но может, они едят что-то ещё, кроме этих бело-голубых палок?

— Т-т-тяпка. — Мила протянула руку и замерла, не решаясь притронуться к мерцателю. Инстинктивно сжалась и закрыла глаза. Но Дара, словно ничего не замечая, сунула ей мерцателя в руки.

— Держи, он такой толстенький и хорошенький.

Мерцатель вырываться не стал, а заурчал в слабых руках Милы. Та распахнула глаза и прижала ушастика к лицу.

— Ви, может, ты знаешь, что едят мерцатели? — спросила Дара у служанки. Та только заморгала. Она уже справилась с собой, вернулась в нормальный облик. — Может, у вас есть сырые овощи? Морковка или капуста, чтобы он смог что-нибудь погрызть.

— Не он, а она. — чуть насмешливо уточнила Иранна. Её глубокий голос прозвучал громко, и все замерли. Геллан, хотя уже давно вышел из детского возраста, почувствовал, как невольно выпрямляет и так прямую спину. Инстинкт, выработанный годами на звуки этого властного голоса, никуда не исчез.

— Она?.. — видать, этот голос действовал на всех одинаково: Дара подтянулась и захлопала глазами.

— Она. — подтвердила Иранна. — Это самка.

— Хорошо, что я назвала его Тяпкой, — пробормотала девчонка, затем встрепенулась и переспросила:

— И всё-таки: что едят мерцатели? — и с надеждой уставилась на Иранну.

Глава 7. Что едят мерцатели. Дара

Мне хотелось пришибить этого твердолобого Геллана. Во-первых, я ничего не понимала. Во-вторых, не могла отделаться от мысли, что попала в какое-то забитое, запуганно-замученное царство, где все боятся любого жеста и шороха. Ну, разве что Иранна, которая почему-то муйба (понятия не имею, что это значит!), сидела спокойно и с улыбкой в глазах наблюдала весь происходящий цирк.

Вначале Ви — Царевна-Лебедь — пугалась и падала, словно ждала, что я её колошматить ногами буду, затем Мила — девчонка лет десяти — сжималась от каждого звука. На какое-то мгновение показалось мне, что гнобит их Геллан, в бараний рог скручивает, как какой-то царёк-тиран недоделанный. Но как-то не вязался у меня с этим, хоть и не очень привлекательным типом, образ злобного монстра. Да и Иранна сидела за столом спокойно, как особь королевских кровей. Но я дала себе слово после завтрака зажать несносного Геллана где-нибудь наедине и заставить ответить на все вопросы, которые накопились у меня буквально за пятнадцать минут пребывания "на людях".

Мерцатель воротил нос от всей еды, которую подавали за столом. Я лихорадочно вспоминала, что любят кролики. Траву, овощи какие-нибудь твёрдые. Грыз же он, закатывая глазки, хрустящие лианы мимеи? Неужели здесь нет ничего подходящего? Я так поняла, мой Тяпка (точнее, моя Тяпка: Иранна сказала, что это самка) — первый мерцатель, попавший в общество людей. До этого, видите ли, никто не пытался разводить их в неволе. Интересно, почему?

Оставалась одна надежда.

— И всё-таки, что едят мерцатели? — спросила я Иранну, которая, хоть никогда мерцателей в неволе не держали, уверенно определила, что это особь женского пола.

Зря надеялась. Иранна лишь плечами пожала:

— Мы ценим мерцателей за красивую шкурку. Догадываюсь, Геллан ничего не рассказал тебе.

Я кивнула. На счёт Геллана хотелось мне ввернуть пару ласковых слов, но я сдержалась.

— Если ты ещё не знаешь: мерцатели — самые пугливые животные на Зеоссе. Их трудно найти. Ещё труднее поймать. От страха они сбрасывают свои разноцветные шубки, а после мы выпускаем их на волю: бывает, они умирают от разрыва сердца тут же, в сетях охотника. Поэтому никому в голову не приходило их одомашнивать. Поэтому толком никто не знает, чем они питаются. Заросли мимей притягивают их, питают, дают шкуркам светящийся радужный окрас.

Но мимеи не совсем растения. У них есть определённый разум и… наверное, чувства. Заросли мимей то появляются, то исчезают, и не понять, где и когда они вынырнут снова. Мы лишь догадываемся, что мимеи движутся вслед за мерцателями. Но сегодня они здесь, а завтра на этом же месте можно найти пустынные земли.

— А выращивать вы их не пробовали? — что-то во всём этом рассказе заставило меня сделать стойку, как охотничью собаку, которая вот-вот нападёт на верный след.

— Пробовали. Ни корни, ни отростки не приживаются.

— А семена? — тут я почувствовала, как вспыхнули щёки от догадки и радости.

— А кто и когда видел семена мимей?

Мы с Гелланом понимающе переглянулись. Видать, он тоже догадался, что я хотела сказать. Он даже с места вскочил, чем очень удивил Иранну.

— Да у меня полные карманы этого добра! И лошадь Геллана увешана ими, как ёлка! Вчера одна бусина проросла у меня прямо в волосах, но за ночь мерцатель прикончил все ветки, и почему-то другие расти не захотели.

Иранна переводила взгляд с меня на Геллана, словно пытаясь что-то понять.

— П-п-посадить, — прошелестела Мила и снова уткнулась в мерцателя.

— Точно! — прищелкнула пальцами муйба Иранна, наконец вынырнув из созерцания наших с Гелланом лиц. — Они же умные. Вчера одна показала, что может и хочет прорасти. Но мимеи не собираются прорастать и гибнуть. Им всё же нужна земля. Поэтому есть шанс, что, попав в почву, семя мимеи прорастёт.

— Так чего мы тут расселись? Не попробовав, не узнаем.

Я сорвалась с места, Геллан чуть придержал меня у выхода из столовой (они называли её едовой) и, улыбаясь, покачал головой:

— Давай я впереди.

Черт, я и забыла о его дурацком замке-лабиринте. Вслед за нами отправились Иранна и Мила с мерцателем на руках.

— Выход! — звучно сказал Геллан, когда мы очутились в комнате с камином.

Через розовое марево идти не пришлось: сразу распахнулась дверь — и мы вышли наружу.

Вовсю светило солнце, а воздух пах так вкусно, что у меня голова закружилась. Геллан чуть замешкался, затем, тряхнув белокурой гривой, словно решившись на что-то, махнул рукой вправо:

— Туда. Там… сад.

Он шагал широко и решительно, уверенно, как всегда. Но за этой решительностью крылось что-то такое отчаянное, словно он не хотел, но делал то, что нужно. Я оглянулась. Рядом шла Мила. На бледных щеках выступил рваный румянец, девочка немного задыхалась, но кролика держала крепко.