Средиземноморский пират - Касслер Клайв. Страница 45

— Ничего тут такого…

— Я же вижу.

Она улыбнулась ему на его замечание и продолжала:

— Я просто разрезала несколько наволочек. Лифчик завязывается сзади узлом, а трусики скрепляются по бокам. Смотри! — Она встала и развязала узел на левом бедре, позволив маленькому клочку одежды дразняще свеситься.

— Очень, очень остроумно. Что ты еще придумаешь на «бис»?

— Сколько это будет стоить тебе? — спросила она соблазнительным голосом.

— Как насчет жетона для старого трамвая?

— Ты невыносим, — надулась она. — Я начинаю думать, что ты сумасшедший.

Ему пришлось сделать усилие над собой, чтобы не поддаться обаянию ее тела:

— Именно сейчас мне нужно выяснить некоторые детали.

Она недоуменно смотрела на него несколько секунд. Попыталась было что-то сказать, но потом передумала, его лицо было серьезным и неулыбчивым. Она передернула плечами, медленно завязала бикини и опустилась в свободное кресло.

— Ты ведешь себя ужасно загадочно.

— Я снова стану любящим и милым после того, как ты ответишь мне на несколько простых вопросов.

Она нетерпеливо почесала кожу над левой грудью.

— Ну тогда спрашивай.

— Вопрос номер один: что ты знаешь о контрабандных операциях своего дяди?

Её глаза удивленно округлились.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь.

— Я думаю, ты знаешь.

— Ты сумасшедший, — произнесла она, свирепо глядя на него. — Дядя Бруно владеет корабельной компанией. Почему человек с его богатством и социальным положением должен заниматься какой-то ничтожной контрабандой?

— Ни что из того, что он делает, ни может считаться ничтожным, — сказал Питт. Он замолчал на мгновение, наблюдая за выражением ее лица, и затем продолжил. — Вопрос номер два: до того, как ты приехала на Тасос, когда в последний раз ты видела фон Тилля?

— Ни разу с тех пор, как была маленькой девочкой, — тихо ответила она. — Мои мама и папа утонули, когда их лодка перевернулась во время сильного шторма около острова Мэн. Дядя Бруно был вместе с ними. И я тоже была. Он спас меня. После того ужасного несчастного случая он был очень добр ко мне; самые лучшие закрытые учебные заведения, деньги, когда я в них нуждалась. Он всегда помнит день моего рождения.

— Да, он сама сердечность, — с сарказмом произнес Питт. — Но не староват ли он для твоего дяди?

— В действительности он брат моей бабушки.

— Вопрос номер три: как получилось, что ты никогда не навещала его раньше?

— Когда я писала и просила у него разрешения приехать на Тасос, он всегда писал в ответ, что слишком занят, озабочен какими-то простоями кораблей и перевозками или что-то в этом роде. — Она тихо засмеялась. — Хотя в этот раз я одурачила его. Я просто появилась и удивила его.

— Что ты знаешь о его прошлом?

— Ничего определенного. Он очень мало говорит о себе. Но я знаю точно, что он не контрабандист.

— Твой любимый дядя самый страшный негодяй, которого когда-либо производили на свет. — Голос Питта был усталым. Ему не хотелось ранить ее, но он был уверен, что она лжет. — Одному только Богу известно, сколько гниющих трупов обязаны ему своим нынешним состоянием; сотни, тысячи даже. И ты погрязла с ним во всем этом по самую свою прелестную шейку. Каждый доллар, который ты потратила в последние двадцать лет, испачкан в крови. В некоторых случаях в крови, а иногда в слезах, особенно в слезах невинных детей. Молоденькие девочки, которые были вырваны из родительских рук и завершили свое детство и юность на грязных, вшивых соломенных матрацах в публичных домах Северной Африки.

Она вскочила на ноги:

— Такие вещи больше не случаются. Ты лжешь, ты выдумываешь все это. — «Теперь она испугалась, но продолжает играть великолепно», — подумал Питт. — Я сказала тебе правду. Я ничего не знаю. Ничего!

— Ничего? Ты знала, что фон Тилль задумал меня убить на вилле. Твоя маленькая чувствительная сцена на террасе, я должен признать, одурачила меня. Но ненадолго. Ты упустила свое истинное призвание — тебе следовало бы стать актрисой.

— Я не знала. — В ее голосе звучало отчаяние. — Клянусь, я не…

Питт покачал головой:

— Я больше не куплюсь на это. Ты выдала себя у выхода из лабиринта, когда нас арестовал туристический гид. Ты была не просто удивлена, увидев меня, ты была совершенно шокирована, когда увидела меня среди обломков.

Она подошла и присела возле него, взяла его руки в свои.

— Пожалуйста, пожалуйста… О, боже! Что я должна сделать, чтобы заставить тебя поверить мне?

— Ты можешь начать с изложения фактов. — Он поднялся с кресла и встал прямо перед ней, затем он сорвал влажную повязку со своей груди и положил ей в ладони. — Посмотри на меня. Вот что я получил за то, что принял твое приглашение на обед. Я предназначался как главное блюдо для людоедской собаки твоего дяди. Смотри на меня!

Она посмотрела:

— Кажется, мне плохо.

Питт сгорал от желания взять ее на руки и осушить поцелуями слезы, выступившие у нее на глазах, и мягко, нежно сказать ей, как он сожалеет. Вместо этого он должен был сохранять свой голос твердым и злым.

Она отвернулась и недоуменно смотрела на металлическую раковину в углу, пытаясь понять, тошнит ее или нет, затем она повернула наполненные слезами глаза к Питту и заговорила шепотом:

— Ты дьявол. Ты говоришь о дяде Бруно. Но ты хуже, намного хуже. Я бы желала, чтобы ты был убит.

Вместо ожидаемой ненависти Питт смог почувствовать только печаль и уныние:

— Тебе придется оставаться на этом корабле, пока будет необходимо.

— Ты не можешь держать меня здесь, ты не имеешь права.

— Я не имею права, правда, но я могу держать тебя здесь. И, пока ты находишься под наблюдением, но не забивай свою прелестную головку изобретением способов побега. Все мужчины на корабле являются великолепными пловцами. Тебе не удастся отплыть и на пятьдесят метров, как бы ты ни старалась.

— Но ты же не можешь держать меня, как узницу, вечно. — Ненависть пылала на ее лице. Никогда еще женщина не смотрела так на Питта. Это заставило его почувствовать себя весьма неудобно.

— Если мое небольшое расследование и захват пройдет сегодня в полдень именно так, как я планировал, то ты выскочишь из моих рук и к вечеру можешь оказаться в руках жандармерии.

Вдруг Тери с любопытством взглянула на него.

— Так вот почему ты исчез прошлой ночью?

Питт даже изумился, как ее огромные карие глаза — ее необыкновенно прекрасные глаза — могли в одном взгляде отразить так много чувств.

— Да, по правде говоря, я тайком пробрался на борт одного из кораблей твоего дяди как раз перед рассветом. Это была весьма поучительная экскурсия. Ты никогда не угадаешь, что я обнаружил.

Он внимательно смотрел на нее, пытаясь предугадать, что принесет ее следующий взгляд.

— Я не могу представить, — уныло произнесла она. — Единственные корабли, на которых я была, — это паромы на переправе.

Он прошел вперед и присел на кровать. Мягкий матрац был таким удобным. Он лег на спину и сцепил руки за головой, затем сладко и громко зевнул.

— Я прошу прощения. Это невежливо с моей стороны.

— Ну?

— Что ну?

— Ты собираешься рассказать мне, что ты нашел на корабле дяди Бруно.

Питт покачал головой и улыбнулся.

— Женское любопытство. Стоит только его затронуть — и оно становится ненасытным. Ну, коли ты настаиваешь, я нашел карту к подводной пещере.

— Пещере?

— Конечно. Откуда же еще, ты думаешь, твой добрый дядюшка может руководить своим грязным бизнесом?

— Для чего ты рассказываешь мне все эти истории? — у нее снова был обиженный взгляд. — Это не может быть правдой.

— О, Господи, добавь немного разума в ее головку. Я не говорю тебе ничего нового. Фон Тилль может обвести вокруг пальца ИНТЕРПОЛ, жандармерию и Отдел по борьбе с наркотиками, но не мог же он в самом деле одурачить тебя.

— Ты говоришь чепуху, — медленно произнесла она.

— Я? — задумчиво переспросил он. — Ровно в 4.30 сегодня утром корабль твоего дяди Королева Артемизия бросил якорь в море недалеко от виллы. Этот корабль до краев загружен героином. Уверен, ты должна была слышать о героине. Многие знают о нем. Это, наверное, самый плохо хранимый секрет года. Я должен признать превосходство твоего дяди, он старый мастер-волшебник. Поражает аудиторию действиями одной руки, в то время как другой делает трюки. Его маленькая игра подходит к концу. У меня есть своя небольшая хитрость, которая опустит занавес.