Иммунный (СИ) - Тимофеев Владимир. Страница 29

Что любопытно, никаких действий со стороны местного пахана не последовало. Он просто зыркнул недобро в мою сторону и отвернулся, словно ничего не случилось.

Ох, чую, бдить в эту ночь придётся со страшной силой. Такие заходы никогда просто так не кончаются.

— Зря ты быка врубил, — послышалось от соседних нар. — Блеснуть чешуёй, конечно, прикольно, но Корень, он, сука, злопамятный. Может, и на перо втихую поставить, у него это запросто.

Я хмуро посмотрел на сказавшего. Обычный мужик. Или, скорей, мужичок. Лысоватый, сухонький, с бегающими глазками. И руки такие... музыкальные. На запястье — 9444. Типичный жулик, короче.

— Я — Жирдяй. А ты вроде Дар, да?

— Да.

— Нас с тобой в пару, наверно, поставят.

— В каком смысле?

— В смысле, работать.

— И что за работа?

— Как и у всех — драконьи зубы искать. А если не повезёт, то и драконьи слёзы. Хотя, как по мне, это просто драконьи окатыши. Дерьмо, одним словом...

Глава 13

Шлёпать по болоту, даже когда на ногах мокроступы — то ещё удовольствие. Хорошо хоть, при выходе на поиски «слёз» помимо корзины каждому выдавали болотные сапоги — высокие бесформенные «типа бахилы» из пропитанной воском ткани. Промокать они в конечном итоге всё-таки промокали, но, во-первых, не сразу, а во-вторых, свою главную функцию — защиту от всякой кровососущей дряни — выполняли исправно. Как поговаривали, за сутки, бывало, по сорок пиявок от них зараз отлепляли, но ни одного прокуса не обнаруживали.

Сегодня мы шарились по болоту не парой, а тройкой. Сегодня мне и Жирдяю присоседили в напарники Гривса, того чувака, что пытался гнуть пальцы в первый день моей каторги. В принципе, он нам не мешал, и вероятней всего, это просто бугор-смотрящий подсуетился — чтобы хоть как-то выровнять показатели всей бригады. Ведь если снова общую норму выполнить не получится, то штрафанут опять весь барак, без оглядки на внутреннюю зэковскую иерархию. А очередного облома, уже четвёртого за неделю, остальные сидельцы могут бугру не простить. Прецеденты, по слухам, уже бывали, и чем-то хорошим они никогда не заканчивались...

— Куда побежал, дурик? Там только трясина.

После моего окрика Гривс встал, как вкопанный. А затем медленно и осторожно принялся пятиться к считающейся безопасной тропе. В том, что он лопухнулся, не было ничего удивительного. По всем признакам, тот участок болота выглядел перспективным и безопасным. Что «слёз дракона» там сейчас нет, а среди кочек и тины таится бочага и в ней магическая ловушка, знал только я. Точнее, не знал, а видел — спасибо очередному облаку маг-энергии и умению смотреть сквозь преграды, полученному в карточной игре в лисавском трактире.

Правда, и зэки, и лагерная охрана считали мою удачливость врождённым везением (а к везению в их среде относились с ба-альшим пиететом), но меня это, в общем и целом, устраивало. Раскрываться хоть перед кем-то в планы мои не входило. Мои планы предполагали другое. Изучить болото и его тайны по максимуму и, как только представится шанс, свалить из этого поганого места. Да так, чтобы все решили: «помер Максим, и хрен с ним». Ну, в смысле, утоп наконец-то зэк 9476, сгинул вместе с удачей, а искать его в Мёртвых топях дураков нет, живые из Мёртвых топей не возвращаются.

Исключительно из-за этого я сам всегда вызывался идти на поиски в топи, а не на Чёрный курган и в тянущиеся под ним катакомбы искать там «драконьи зубы». Моему странному энтузиазму большинство удивлялось, но не препятствовало. Ну, хочется человеку опять испытать судьбу и удачу, пусть испытывает. Другим от этого только легче. А если при этом он ещё норму регулярно раза в полтора перевыполняет, так это и лагерному начальству, и зэкам всё в плюс идёт. Под эту сурдинку даже мой ненавистник Корень не имел объективных причин, чтобы снова попробовать меня как-то прищучить. По-тихому, а не как поначалу — прилюдно и не слишком удачно...

Первая ночь на зоне, что удивительно, прошла для меня абсолютно спокойно. Никто со стороны пахана и его приближённых не пытался пробраться ко мне в темноте и учудить что-нибудь нехорошее. А ведь я ждал, готовился, спал, как говорится, вполглаза и, в результате, к утру оказался совершенно разбитым. Но, вероятно, на это и был расчёт: чтобы нарушитель уже сложившихся в бараке порядков находился на следующие сутки не в форме...

— Сорок четыре и семьдесят шесть сегодня отряжаются на болото, — злорадно объявил бригадир после получения общих нарядов от нормировщика. — Норма — пять «слёз» на каждого.

Стоящий рядом со мной Жирдяй обречённо вздохнул:

— От же ж... нелёгкая...

— Болото хуже, чем шахты? — поинтересовался я с деланым равнодушием.

— Увидишь — поймёшь, — буркнул сорок четвёртый.

Честно сказать, когда мы оказались на месте, я ничего особо не понял. Ну, болото. Ну, кочки какие-то. Ну, ловушки там всякие время от времени появляются. Ну, надо среди осоки выискивать какие-то камушки, которые всплывают из глубины... Что здесь такого опасного для опытного человека? Просто не лезь куда-нибудь наобум, а придерживайся привычных путей, и будет тебе, как говорится, полное счастье.

Не лезть наобум, как вскорости выяснилось, у каторжников не получалось. Задачи просто вернуться живыми перед ними не ставили. От шарящихся по трясине сидельцев требовали вернуться с прибытком — нужным количеством гладких напоминающих янтарь камушков. За невыполнение нормы па́йку сперва урезали, а при повторении вообще переставали давать. Поэтому, хочешь не хочешь, приходилось идти на риск. Риск иногда заканчивался печально. И если в шахтах под Чёрным курганом неудачника могли ещё как-то спасти (всё-таки под ногами там твёрдая почва и народу «пасётся» не в пример больше), то в Мёртвых топях пытаться кого-то спасти означало рискнуть вдвойне. А ставить на кон свою жизнь ради такой ерунды — нормальные зэки на это, ясен пень, не подписывались.

Обычно, как объяснил Жирдяй, на болото от каждого барака отправляли по два-три человека, самых проштрафившихся или чем-то не угодивших смотрящему. На каждую пару-тройку выделялся отдельный участок, и пересечься они могли лишь в исключительных случаях. Охраны, как таковой, «болотникам» не выделялось, хватало одного стражника с арбалетом, дежурящего на перешейке. Бежать, как считалось, отсюда мог только умалишённый. Преодолеть тянущиеся на несколько лиг Мёртвые топи, а затем Гиблый лес не удавалось ещё никому.

Переход в обжитые места осуществлялся только порталом, но его строили с другой стороны, раз в три месяца или реже, когда отправляли на каторгу очередных осуждённых, припасы и продовольствие и забирали обратно готовую продукцию и людей — кого-то из персонала и тех, у кого закончился срок. Последних, к слову, было не так уж и много. По словам напарника, до звонка доживало не более четверти контингента. Большинство либо получали добавку к сроку вплоть до пожизненного (найти для этого повод проблемы не представляло), либо не выдерживали условий лагеря и помирали, кто сам, а кто и в результате «несчастного случая».

Жирдяю помирать не хотелось, «зарабатывать» на пожизненное — тоже. Поэтому первые полчаса нашего хлюпания по болоту он только и делал, что ныл от свалившихся на его голову бед и пробовал поучать меня, как искать нужные камешки и «правильно» вести себя в коллективе.

Про последнее я слушал вполуха, но мотал на ус предпоследнее, а затем, когда наконец понял, что требуется, словно бы ненароком выудил из рыхлого мха облепленный ряской шарик:

— Не он?

— Етить! — уронил челюсть Жирдяй. — Слеза! Настоящая! Как это ты?! Вот так вот... сразу?

— А пёс его знает, — пожал я плечами.

— Ну, ты везунчик! — восхитился напарник.

Конечно, я не стал ему говорить, что везением тут и не пахнет. Поскольку понял из его объяснений, что все эти «слёзы и зубы» — штуки магические и, значит, должны как-то влиять на людей. Плюс влияние на поисковиков должны оказывать и магические ловушки. Поэтому единственное, что мне требовалось — это найти способ, как отличить одно от другого.