Плохие Манеры (СИ) - "Чинара". Страница 33

Ждет моего ответа, но я молчу. Слишком все подозрительно.

— Что-то не так?

— В чем подвох? — не хочу показаться грубой, но его же не покусала добрая фея-крестная?

— Нет никакого подвоха, — улыбается, придвигая к нам учебник по матанализу, — Но, если вдруг начнешь жестко тупить, мне придется выполнить свою угрозу и покусать тебя.

— Размечтался.

Возмущенно дергаю вверх подбородок, хотя от его угрозы по телу проходит взволнованная волна. Но мои нестройные мысли уходят на второй план, так как Ветров, в отличие от меня, сразу же серьезно претворяет свои слова в действие. Открывает учебник, начинает разбирать задачи и при возникновении у меня вопросов — все тщательно и досконально объясняет.

У него это получается так легко и просто, что моментами я ловлю себя на любовании его суровым профилем, когда он задумчиво перелистывает страницы или раздумывает над моим решением. Когда в такие минуты он резко поворачивается на меня, я напускаю на себя крайне сосредоточенное выражение лица и тут же утыкаюсь носом в тетрадь, бубня что-то про коварность х и у. Еще не хватало, чтобы он меня застукал за подглядываем.

Он только раз удаляется зачем-то на кухню, а потом вернувшись объявляет, что на сегодня все и пицца скоро уже подъедет.

— Пицца? — спрашиваю, сглатывая предательскую слюну, и, судя по его ухмылке, звучать незаинтересованно у меня не получается.

— Да, — кивает он. — Мы позанимались почти три часа. Думаю, для первого раза вполне достаточно.

— Уже столько времени прошло? — удивленно достаю из кармана сотовый и понимаю, что он прав. Мы так увлеченно решали задачи, что мне показалось, будто всего минут пятнадцать-двадцать.

— Да, почти три. Ты, надеюсь, ешь пиццу? — озабоченно спрашивает он. — Я заказал несколько, не знал, что ты любишь.

— Я люблю любую пиццу, но больше всего домашнюю. — говорю я, когда раздается звонок в домофон.

— Это сейчас приехала самая домашняя пицца, — улыбается Ветров, — Ты не поставишь чайник на кухне, а я пока встречу курьера?

— Да, конечно. — вскакиваю с места и движусь к кухне, размышляя над имеющимися вводными непонятного мне уравнения.

Он отзанимался со мной, без единой пугающей угрозы.

А теперь еще и кормить вознамерился?

Может ему нужна жертва для ритуальных подношений? — нет, эту мысль отвергаем.

Не заставил меня драить полы в его квартире или убирать беспорядок — я тут на днях начиталась молодежного романа, в котором старшекурсник всячески измывался над первокурсницей и чем дальше листала, тем больше очков набирал мой наставник. Несмотря на его психически нестабильное поведение лошади возмездия, все наказания — их, конечно было не так много, но все же — которые я получала были так или иначе связаны с учебой. Ничего недвусмысленного или откровенно унизительного.

Я знаю, что Семен, например, покупает каждое утро кофе для своего наставника, а еще пару раз забирал машину Артема на мойку. А Ольшанская хоть и милая блондиночка, но Алина — ее первогодка — недавно отстояла огромную очередь ради билетов на концерт западной группы, чтобы получить хорошие билеты. И билеты эти она брала не для себя.

Так что, может, мой наставник не самое большое зло.

Ну да, психованный моментами, но зато умный и такой красавчик… особенно в минуты задумчивости он просто невозможно кавайный

Тряхнув головой, осматриваюсь на уютной кухне, выполненной в светлых тонах. Нахожу чайник, наливаю в него воды. А затем несмело открываю полки в поисках кружек,

— Следующая дверца. — подсказывает сзади голос, и я не успеваю отреагировать, как мужская рука проходится около моей головы, едва задевая волосы, и он открывает мне нужную дверь с кружками.

Застываю на месте, так как кожей чувствую, что он почти вплотную стоит сзади. Пытаюсь сконцентрироваться на открывшихся взору чашках, но получается плохо.

Почему он не отходит?

И почему я так остро ощущаю его близость.

Нервно достаю две кружки и слишком звонко кладу их на столешницу.

— Давай я помогу тебе заварить чай? — бархатный голос щекочет кожу возле уха и по телу проносится дрожь, отдаваясь странным эхом внизу живота.

Мне следует как-то взбрыкнуть и в своей обычной манере сказать ему, что мне не нравится, когда стоят за моей спиной, но вместо этого незнакомый мне севший голос, произносит:

— Помоги. — потому что мне вдруг нравится.

Нравится, как бережно он направляет меня.

Показывает, где лежит заварка, а затем мы вместе выбираем молочный улун, достаем заварочный чайник, насыпаем необходимое количество чая, кипяток он наливает сам, останавливая мою попытку взяться снова за чайник. И все это время он стоит сзади меня.

Наши тела не соприкасаются вплотную, едва дотрагиваются друг друга, когда приходится сделать шаг влево или вправо. И я не вижу его, только наблюдаю его руки, окольцевавшие меня. И каждое наше почти невесомое и легкое соприкосновение отзывается внутри теплыми зарядами, электрическими импульсами. Они бешено проносятся по телу и вызывают неизвестное ранее волнение.

Меня смущает его близость, но при этом я отчего-то хочу, причем довольно сильно, чтобы эта чайная церемония растянулась на более долгий срок.

И вот когда я думаю, что сейчас он сделает шаг назад, так как Дима кладет чайник обратно на место, то вдруг слышу, как напряженно он втягивает воздух возле моих волос, а затем его ладонь медленно опускается на мое плечо. Он нежно водит пальцами вниз до локтя, второй рукой убирает мои волосы с плеча, и я ошеломленно застываю.

Сердце начинает биться в новом для себя быстром ритме.

Не может быть…

Это же…

Ладонь соскальзывает с моей руки и оказывается на моем животе, по которому начинает ласково вырисовывать узоры, а потом точно так же, как и в клубе, он впечатывает меня в себя.

Я издаю приглушенный вскрик, который открывает миру мое потрясение вместе с тягуче-разливающимся внизу живота возбуждением.

— Ты-ы… — нервно произношу, поворачивая голову влево, как и тогда. Его лицо так близко. Краска стыда заполняет всю меня, когда я опускаю глаза на его губы.

Я целовалась с ним. С ним. Это он прикасался ко мне в том клубе…

Ветрова нежно поворачивает меня к себе лицом и шепчет.

— Я же сказал, что найду того извращенца.

Мысли путаются и во мне борются самые противоречивые эмоции.

Коленкой в пах! — гудит в дальнем крыле сознания.

Мой первый поцелуй был с ним… — сладко растекается где-то вдалеке.

— Так что бей. Я заслужил.

Но я не могу. Одно дело — уверенно озвучить свою позицию, и совсем другое — воплотить ее в действие, когда он так близко, так смотрит и так крепко обнимает. У меня плавятся внутренности, и я непроизвольно крепко сжимаю его футболку.

— Ударь меня, пандочка. Ударь и скажи, что я невоспитанный дурак. — он наклоняется ближе. — Потому что я собираюсь поцеловать тебя снова.

32.3

Я упускаю возможность ударить. Она скользит мимо меня, растворяясь в накалившемся вокруг нас воздухе. Мы смотрим друг другу в глаза, и у меня стойкое ощущение, будто время остановилось, а мое сердце бьется где-то в ушах, и его грохот слишком очевиден в окружившей нас плотным кольцом тишине.

Руки непроизвольно крепче сжимают футболку Димы и, когда его лицо наклоняется ближе к моему, когда я ощущаю на коже его теплое дыхание, то ноги сами подаются вперед, и сдаваясь чему-то неизбежному, чему-то, что пугает и пьянит одновременно, я закрываю глаза.

Его губы нежно касаются моего рта, и этого оказывается достаточно, чтобы беспокойные мурашки начали вальсировать по моему телу.

Одной рукой он обнимает меня за талию, а вторая оказывается на затылке, и Ветров, нежно придерживая мою голову, неспешно углубляет поцелуй.

Низ живота разгорается пламенем, и мне начинает казаться, будто я медленно плавлюсь в его крепких руках.

На мучительную секунду Дима слегка отстраняется, но я не успеваю открыть глаза, не успеваю вернуть своим мыслям потерянную ясность, потому что его язык тут же ласково касается сначала моей нижней губы, затем дразнит и сводит с ума верхнюю, заставляя все мое тело дрожать в каком-то болезненном предвкушении. И наконец я получаю желаемое, когда он снова жадно проникает в мой рот.