Тени над Гудзоном - Башевис-Зингер Исаак. Страница 49

За те неполные шесть недель, которые Грейн пробыл во Флориде, он запустил свои дела. Однако поскольку курс акций вырос, несколько покупателей ждали его, не желая покупать акции через какого-то другого агента. Он вывел машину из гаража и поехал к своим клиентам. После шести недель солнечного света и пальм было приятно снова вдыхать морозный зимний воздух. Было приятно и остаться на какое-то время одному. Грейн вел машину и размышлял. Он пытался подвести итоги своей жизни. Лею он сделал несчастной. Эстер он бросил после того, как она любила его одиннадцать лет. Борис Маковер и Станислав Лурье проклинали его на чем свет стоит. Но счастлив ли он теперь? Он привык к своему нынешнему бизнесу, и ему совсем не хотелось заниматься недвижимостью. Природа на Юге великолепна, но Грейн уже начал уставать от тропической красоты. Он успел соскучиться по легкому морозцу, затянутому тучами небу, голым деревьям, скрытым туманом полям. Его предупреждали, что летом в Майами невыносимая жара. К тому же он боялся амбиций Анны. Он уже не хотел и не мог стать профессором. Фактически у него никогда не возникало желания делать академическую карьеру. Его интересовала не история философии, а вечные вопросы, имеющие на сегодняшний день мало отношения к тому, что называется философией. Мысль о том, чтобы сидеть на кафедре и читать лекции студентам, вызывала в нем ужас. Он вел машину и мурлыкал себе под нос мелодию, которую евреи пели в коженицкой [165] молельне во время третьей трапезы. Мелодии возникали внутри него, и он сам не знал, как. Грейн вспоминал слова, которые вроде бы давно забыл. «Бней гейхоло дихсифин лемехзей зив дизейр анфин…» [166] «Как хорошо было бы, — сказал он себе, — если бы на самом деле существовало все, во что верил святой Ари: [167] ангелы, серафимы, сферы, миры. Для тех евреев небо было полно мудрости, духа, милосердия, света. Еврейская душа играла там главную роль. Каждая выполненная заповедь наполняла все миры божественной радостью. Все было наполнено смыслом. А что такое вселенная Эйнштейна или Эддингтона? [168] Пустое пространство с клубками слепых атомов, которые носятся туда-сюда, мечутся как в лихорадке. Из них в каждом поколении может возникнуть новый Гитлер. Итог всей современной науки таков: у Бога ума меньше, чем у блохи… В Кротон-он-Хадсоне у Грейна был клиент, женщина лет восьмидесяти. Когда-то, лет сорок назад, она была чьей-то любовницей, и тот человек оставил ей дом. Деньги у нее тоже были, и она совсем недавно, когда ей было уже за семьдесят, начала покупать акции „Взаимного фонда“. Было странно слышать, как эта старая женщина разговаривает о политике, о финансовой ситуации, о ее собственных видах на доходы. Она, наверное, совсем забыла о том, что есть такая вещь, как смерть. Она подсчитывала, сколько ее акции будут стоить через десять и даже через двадцать лет. Держалась эта дама прямо, будто метр проглотила. У нее были заостренные, как у рыбы, зубы. Из водянистых глаз смотрело звериное равнодушие. Президент Рузвельт уже умер, но эта старуха все еще проклинала его, обвиняла в дороговизне, инфляции, распространении коммунизма. Она каждый раз напоминала Грейну высказывание Сведенборга: [169] „Глупые души проводят на том свете время в ссорах, драках, пьянстве, разврате“. Кто знает?» Может быть, и акциями там тоже торгуют. Приземленность этой старухи парадоксальным образом подтверждала идею бессмертия человека. На молочной ферме неподалеку от Покипси жил один голландец, мистер Койрк, который провел двадцать лет на Суматре, а во время войны перебрался со своей юной дочерью в Соединенные Штаты. Жена его давно умерла. Он купил эту ферму, но теперь хотел ее продать, потому что она не имела защиты от ядерной атаки. Он хотел поселиться где-нибудь на Среднем Западе, среди маленьких городков, на которые русским не будет смысла бросать атомную бомбу. А пока у него не нашлось серьезного покупателя, мистер Койрк курил свою трубку, читал религиозные журналы и спорил с дочерью, которая каталась с молодыми людьми по кабакам и ночевала с ними в придорожных мотелях. Мистер Койрк часто говорил, что еврейская вера ближе ему, чем христианская, ближе настолько, что он был бы рад, если бы его дочь вышла замуж за еврея, но не одного из этих современных евреев, которые едят свинину и занимаются коммунистической пропагандой, а за еврея, который придерживается старых традиций. Мистер Койрк меньше разговаривал об акциях, каковые он приобретал регулярно, по плану, чем о всякого рода еврейских законах и обычаях. Он засыпал Грейна вопросами: правда ли, что Талмуд велит обманывать христиан? Являются ли хасиды отдельной сектой? Считал ли доктор Герцль себя Мессией? Есть ли у евреев в Америке связь с потерянными десятью коленами, находящимися в Центральной Африке?

Он болтал глупости, этот мистер Койрк, но не был дураком. Его голова была полна фактов и мыслей, которые не вязались между собой, так же как не были связаны между собой мысли и дела самого Грейна. В нем, Грейне, тоже все перемешано: вера и неверие, вожделение и аскетизм, привязанность к жене и детям и влюбленность в Анну, тоска по Эстер и кто знает, что еще.

Он проехал мимо фермы или просто дома у дороги и подумал: «Что, если бы мне пришлось провести здесь последние годы жизни? Я никуда бы не ходил и никуда бы не ездил. Занимался бы математикой (единственной наукой, целиком построенной на адекватных идеях) и ел бы только картошку с молоком. Я бы спрятался здесь, как Ной в своем ковчеге…» А всего через пару минут ему пришло в голову, что надо где-нибудь остановиться и позвонить Эстер…

Остановился он в Лейк-Джордже и позвонил Анне. Там только что выпал свежий снег, а вот в Майами было восемьдесят по Фаренгейту. У Анны оказались к нему претензии. Что это он мотается к своим клиентам по всему штату Нью-Йорк, если собирается поселиться во Флориде? Он задерживает реализацию всех ее планов: из-за него у нее из-под носа, чего доброго, могут перехватить дом. К тому же ей скучно. Миссис Гомбинер ни на минуту не оставляет ее в покое. Она так много разговаривает с ней, что Анну уже мутит от этих разговоров. У Анны было множество подозрений. Может быть, он помирился с женой? Или вернулся к Эстер? Пусть он не делает из нее дуру. Грейну пришлось поклясться всем, что ему свято, что в ближайший уик-энд прилетит в Майами и все будет, как они планировали. Хорошо хоть, что оператор телефонной станции прервал разговор, объявив, что шесть минут истекли…

В Лейк-Джордже у Грейна были дела с миссис Фойергольд, авантюристкой, вдовой и разведенной одновременно. Как ни странно, она жила с дочерью того самого мужа, с которым развелась. У этой дочери была своя маленькая девочка-идиотка, родившаяся от женатого мужчины, богатого нью-йоркского адвоката. Грейну были известны все подробности. Миссис Фойергольд и ее падчерица вместе и по отдельности изливали перед ним свои души. Их объединяла смесь любви и ненависти к мистеру Фойергольду, который находился в Палм-Биче и страдал от рака кожи…

Как все было запутанно! Сколько индивидуальности вложила природа в каждую человеческую судьбу! Та Америка, с которой Грейн имел дело, была так же сложна, как и он сам. Он никогда толком этого не понимал. Америка осталась для него страной, в которой люди ходят вверх тормашками. Однако он смог разглядеть, что за всеми отличиями видна вечная человеческая трагедия. Люди любили и ненавидели. Люди рисковали и пугались. Каждый искал какой-то твердой опоры, но силы, таящиеся в самом человеке, вопреки его желанию ввергали его в постоянный кризис…

Когда он возвращался в Нью-Йорк, началась снежная буря. Грейн не захватил с собой цепи, которые надевают в таких случаях на колеса. Машина скользила. Дворники не успевали очищать лобовое стекло от снега, и на нем с невероятной быстротой вырастали ледяные узоры. Боковые стекла просто заросли ледяными деревьями, колючие ветви которых переплелись между собой. Эти деревья создавали подобие девственного леса или каких-то джунглей. Штат Нью-Йорк превратился в Сибирь. Порывы ветра наносили сугробы, которые дымились морозным туманом. Грейн знал, что ехать в такую погоду опасно. Однако какая-то сила, которая была сильнее всякой логики, приказывала ему продолжать путь. Падающие сверху ледяные иглы ложились на окна машины наподобие неких небесных иероглифов. Встречные грузовики посреди дня зажигали фары. Ветер завывал женскими голосами, переходящими в тихие рыдания. Грейн медленно вел машину наполовину обмороженными руками. Его охватили какие-то мальчишеские радость и упрямство. Ему казалось, что все это он когда-то уже пережил во сне или прочитал об этом в книге сказок…