Тени над Гудзоном - Башевис-Зингер Исаак. Страница 87

— Привет, папа.

— Присаживайся. Как у тебя дела?

— Спасибо.

— Анна, вы хотите поесть или чего-нибудь выпить? — спросила Фрида Тамар с подчеркнутой вежливостью мачехи.

— Спасибо.

— Кофе!

— Ничего не надо.

— Ну, тогда я оставлю вас одних.

И Фрида Тамар ушла.

— Папа, и знаю все. Я разговаривала с Соломоном Марголиным. О том, как идет твой бизнес, мне было известно еще раньше.

— В чем дело? Что это он взялся поднимать всех по тревоге? — с упреком сказал Борис Маковер.

— Я — это не «все», — ответила Анна. — Ты забываешь, папа, что я все еще твоя дочь.

— Дочь, которая не идет по путям, указанным Богом, еще хуже, чем чужая…

— Папа, я не хочу заново начинать эти старые дискуссии. Я пришла, чтобы поговорить о бизнесе.

— О каком бизнесе? Я больше не бизнесмен. Если ты когда-нибудь готовила карман для получения от меня наследства, то напрасно.

— Мне не нужно наследство. Папа, я никогда не готовила никакого кармана. Я не хочу тебя раздражать, но, если бы ты заблаговременно спросил у меня совета, дело бы не дошло до такого несчастья.

— Какое это несчастье? Я могу жить и без денег. Все, что мне нужно, это кусок хлеба и кружка воды. Самое большое несчастье обрушила на меня ты.

— Папа, я не пришла к тебе за поучениями. Я взрослая женщина. Мне тридцать четыре года. Скоро исполнится тридцать пять. Ты должен предоставить мне идти моим собственным путем.

— Каким еще путем? Ну, если ты хочешь погубить себя и на этом, и на том свете, то дело кончено. Я болен. Я больше никого не могу обеспечивать.

— Что это за идиотские корабли, в которых ты запутался?

— Я хотел стать вторым Рокфеллером.

И Борис Маковер рассмеялся. Анна тоже улыбнулась.

— Честное слово, папа, ты как ребенок.

— Не воображай, что можешь мне помочь.

— Я сделаю, что смогу… У меня есть теперь собственный бизнес. Я купила дом, большой дом с меблированными комнатами. Это не престижный бизнес, но я не могу сидеть, сложа руки…

Борису Маковеру хотелось спросить о Грейне, но он не желал упоминать его имени. Этот человек, которого он, Борис Маковер, всегда любил как родного сына, стал причиной его унижения и позора. Разрушил его жизнь. Только теперь Борис Маковер осознал: в том, что он вложил свой капитал в эти суда, есть вина Грейна. Если бы не Грейн, Борис Маковер не вошел бы ни в какое дело без дочери. Так уж оно получается: одна беда влечет за собой другую. Когда человек совершает преступление, за ним следует целая цепь грехов, позора и бед… Однако при всем этом Борису Маковеру было любопытно узнать, как у него, Грейна, дела, пытается ли он получить развод от своей жены и живут ли они с Анной в мире. Он ждал, что Анна сама заговорит о нем, но та сидела на краешке стула, прямая, элегантно одетая, положив ногу на ногу. Руки в белых перчатках лежали на сумочке, а на лице была мина умудренной деловой женщины, которую не интересует ничего, кроме бизнеса. «Дом купила она сама. Это значит, что он даже не обеспечивает ее, — думал Бориса Маковер. — Ей приходится быть домовладелицей, сдавать комнаты всяким пьяницам… А он что делает? Может быть, он уже ее бросил? С этими распущенными людьми все возможно. Сказать ей, что у нее, если будет на то Божья воля, появится братишка или сестренка? Нет, лучше молчать», — решил Борис Маковер. Как ни странно, он еще толком не успел переварить добрую весть, которую сообщила ему Фрида Тамар. Все произошло слишком быстро и слишком внезапно… Он как будто откладывал осмысление этой доброй вести на потом, как зверь, поспешно закапывающий в землю кусок мяса или кость, чтобы съесть их потом. Борис Маковер услышал, как Анна говорит:

— Папа, будь добр, покажи мне все твои бумаги…

4

Выйдя из дома отца, Анна направилась в переулок, где оставила машину. Она только что купила новый автомобиль. За два месяца, прошедших со дня смерти Станислава Лурье, с ней произошла перемена, которая удивила ее саму. У Анны начисто пропало чувство неуверенности в себе, страха, ощущение того, что она попала в тупик или находится в тисках. У этой перемены было множество совпавших по времени причин. Во-первых, официально она была теперь свободна: Анна была молодой и красивой вдовой. Во-вторых, она получила десять тысяч долларов страховки. Вместе с деньгами за проданные в Майами акции и драгоценности у нее было теперь целое состояние — почти двадцать пять тысяч долларов. Она купила дом, научилась водить машину и ощутила вкус американского бизнеса. Казалось, в ней пробудилась какая-то атавистическая сила, стремящаяся делать деньги. Была и третья причина такой уверенности в себе. После того как Яша Котик вернулся из Голливуда ни с чем, дело шло к тому, чтобы он стал актером еврейского театра на Шестой авеню. Он был готов даже выступать в дешевых еврейских гостиницах и забегаловках, но тут вдруг получил заметную роль в англоязычном театре на Бродвее. В газетах и журналах теперь печатали его фотографии. Яша Котик вдруг стал знаменитостью. Голливуд сразу же, как говорится, поворотил дышло, и он получил предложения подписать контракты для съемок сразу в нескольких фильмах. Итак, Яша Котик снова стал «звездой». Поскольку Анна подписала договор на квартиру на Лексингтон-авеню на целых три года вперед, а Яша Котик нуждался в меблированной квартире, то он переснял эту квартиру у нее.

Да, и главное — Яша Котик снова влюбился в нее, в Анну. По крайней мере, так он сам говорил. Он засыпал ее билетами в театр. Помимо этого, он жаждал дарить ей подарки. Яша постоянно говорил Анне, что он никогда не прекращал ее любить и именно из-за нее рвался в Америку. При каждой встрече Яша Котик буквально исповедовался перед Анной, рассказывал ей о своих приключениях и бедах, выпавших на его долю в России. Описывал ей тюрьмы, в которых ему приходилось сидеть, больницы, в которых ему приходилось лежать, странных типов, с которыми ему приходилось иметь дело. Здесь, в Америке, он уже поддерживал связи со всякого рода известными людьми: продюсерами, директорами, драматургами, критиками. В сплетнях, касавшихся Яши Котика, которые публиковались в журналах, упоминали иногда даже ее, Анны, имя. Сколько раз она убеждала себя саму и Грейна, что Яша Котик для нее умер, что в ней осталось отвращение к нему, которое не смогли стереть годы, но он все-таки пробуждал в ней любопытство. Одновременно Яша Котик служил ей своего рода кнутом для Грейна. Пусть он, Герц, знает, что кто-то ее еще хочет, и если он будет ей изменять, она сможет отплатить ему той же монетой.

Анна сама не могла себе объяснить, как это случилось, но теперь у нее было превосходство над Грейном. Яша Котик встречался с Эстер, и Анна знала, что у нее есть муж, какой-то мистер Плоткин, какой-то старый невежа, который ходит с актерами еврейских театров в парную баню и подбрасывает им денежные подачки. Сама Эстер, судя по описанию Яши Котика, была надломленной, полусумасшедшей бабенкой средних лет. Анна пришла к заключению, что ей не стоит из-за такой, с позволения сказать, соперницы пребывать целыми неделями в депрессии и подумывать о самоубийстве. Она даже перестала мечтать о том, чтобы Лея согласилась на развод с Грейном. Анна как будто пробудилась от какого-то кошмара. Она успела за свою жизнь совершить много глупостей, но ей пока всего лишь немного за тридцать, а выглядит она так, будто ей нет еще тридцати. Она красива, у нее есть дом, машина, она окончила университет в Германии, разговаривает на пяти или даже шести языках (если идиш считать за язык)… Когда Анна вспоминала тот день, в который она шла к Станиславу Лурье, чтобы забрать свои вещи, и портье обругал ее, а лифтер обидел, это казалось ей дурным сном. В тот вечер она была на грани безумия. От самоубийства ее отделял всего один шаг. Теперь же она была полна радости и энергии. Даже то, что ее папа почти потерял свое состояние, казалось ей мелочью. Она уж как-нибудь что-нибудь сумеет спасти. На этот раз она не будет все зарабатывать только для него. Постарается, чтобы и ей что-нибудь досталось…