Only Two of Us (СИ) - Grey Izolda. Страница 12
Определенно, все обстояло сложнее, чем в рождественскую ночь.
***
Драко тихо наблюдал, как Забини все глубже и глубже погружается в порочно-сахарное царство всех влюбленных. И с удовольствием посмеялся бы над тем, с каким усердием он организовывает незабываемый вечер для Пэнси, если бы сам не был одержим похожими идеями.
Три дня. Вот все время, что имелось у него в запасе. И если изначально цифра выглядела утешительно, вскоре Драко понял: ему не хватит и трех месяцев.
«Нечто приятное» звучало просто и однозначно лишь до того мгновения, как он попытался дать расплывчатому понятию более четкие формы и завернуть во что-то настолько же розовое, как помада на губах широко улыбающейся Дафны Гринграсс. Что ж, если подумать, до этого девушки сами усиленно старались привлечь его внимание. Все силы, наоборот, уходили на то, чтобы отвязаться от нежелательных повторных встреч и предложений.
То были хорошие времена. Спокойные. Пустые…
Времена одиноких пробуждений, мимолетных встреч и холодного безразличия в измотанной душе.
Времена без Грейнджер. Возвращаться к которым чертовски не хотелось.
Они как раз вышли во внутренний двор замка, где, несмотря на прохладную погоду, толпились ученики, играющие в плюй-камни. Тусклые лучи солнца лишь изредка пробивались сквозь густую туманность наверху, окрашивая еле заметным свечением аккуратно выложенные дорожки под ногами. Гермиона подышала в замерзшие руки, повыше натянула гриффиндорский шарф, и Драко вдруг захотелось прижать ее к ближайшей стенке, завернуть в свою мантию и целовать, пока не согреется.
Однако на сегодняшнее дежурство уже имелись иные планы.
— Знаешь, Грейнджер, я помню, на втором курсе ты чрезвычайно интересовалась этим праздником, — заметил Драко, осторожно прощупывая зыбкую почву и, скривившись в отвращении, добавил: — Кажется, даже послала валентинку Локхарту.
— А ты в в тот год был высокомерным, мерзким придурком, — она пожала плечами.
— Ты не ответила на вопрос, — он сощурился.
— Какой именно?
— Почему тебя раздражает этот день сейчас? — уточнил он нарочито-беспечным тоном.
Она замедлила шаг.
— Почему тебя это волнует?
— Банальное любопытство, — отмахнулся он. — И, кстати, может, хватит уже отвечать вопросом на вопрос?
Ее взгляд сделался подозрительным, будто она все не могла решить, стоит ли ему верить, но, в конце концов, ответила:
— Я изучила историю, — ее тон сделался менторским, и Драко измученно вздохнул, прикрыв веки. — Согласно легенде, все началось тогда, когда жестокий римский император Клавдий II пришел к мысли, что от одинокого мужчины будет больше пользы на поле битвы…
Улучив минуту, Малфой заманил Грейнджер к скамье, ведь ее исторический экскурс обещал быть весьма продолжительным и детальным, поудобнее устроился на жестком дереве, решив потратить время на обдумывание нового плана. Очевидно, вся эта вычурная банальность в виде писем, сердец, цветов — дохлый номер.
Может быть, библиотека? Лирическая баллада? Сердце огнедышащего дракона?
Мордред. В рождественскую ночь было значительно проще…
— …Но вскоре Валентина поймали, посадили в сырую темницу, а затем казнили. И угадай когда! Верно, это случилось четырнадцатого февраля! — заключила тем временем Гермиона.
Со стороны ее воодушевление можно было принять за агрессию, в их случае играющую на руку, что нельзя сказать о необъяснимой ненависти Грейнджер ко Дню всех влюбленных. Интересно, связано ли это с мерзким недоумком Уизли? Вероятно, с долбаным Крамом? Или?..
— Драко, у тебя такое лицо, словно я только что сказала, что Санта Клауса не существует. Не думала, что ты чтишь этот праздник.
Он поморщился.
— Конечно нет. Просто учитывая твою любовь к традициям, мне казалось… — он пожал плечами, — что ты не прочь поучаствовать во всем этом… веселье.
— Веселье? — она хмыкнула с необычайным презрением, закатила глаза. — Все это больше напоминает какой-то стародавний ритуал или всеобщее безумие. Вообще-то я не против самого праздника, просто все эти послания, цветы и прочая мишура становятся неважными уже на следующий день, — подтвердила она его опасения. — Еще неделя, о них и вовсе забывают. До следующего года, когда все повторяется. И так по замкнутому кругу. Год за годом. Века.
— Звучит скучно, — согласился Драко. — Но…
Договорить он не успел. Как из ниоткуда перед ними возникла высокая стройная тень, а следом и сама хозяйка — Дафна Гринграсс, с ослепляющей, будто знойное солнце, улыбкой на губах и едким, приторно-сладким запахом цветочного парфюма.
— Вот ты где! — ее цепкий взгляд скользнул по нему острым коготком. — А я тебя повсюду искала…
И, не дожидаясь каких-либо приглашений, опустилась на скамью между ним и Грейнджер.
— Вообще-то, как ты могла заметить, я занят, — нахмурился Малфой и кивнул в сторону возмущенной Грейнджер.
Дафна округлила глаза в притворном изумлении и печально ахнула:
— Бедняжка… — обратилась она к нему, затем осуждающе ткнула пальцем в Грейнджер: — Она опять тебя пытает? Вот почему у тебя такой измученный, печальный вид? — и, игнорируя предостерегающие знаки Малфоя, продолжила: — Ты весь год страдал из-за этой скучной заучки, изводившей тебя дурацкими списками, которые ты грозился сжечь вместе с ее жуткими волосами. Помню, даже собирался попросить Макгонагалл сместить себя с должности, лишь бы избавиться от ежедневных пыток в виде ее ужасного, дотошного общества.
— Не представляю, о чем ты, — возразил Драко. Лицо Гермионы от этой маленькой спасительной лжи ничуть не посветлело, поэтому пришлось добавить: — К Макгонагалл я точно не обращался.
— Разумеется, — фыркнула Гринграсс, и, видит Салазар, если бы можно было сжигать дотла силой мысли — она бы давно превратилась в пыль под ногами. — Для подобного ты слишком терпеливый, благородный и… — она зачем-то облизнулась, — мужественный, — и перешла на кокетливый полушепот: — Впрочем, ты исключительно хорош и опытен не только в этом…
Когда ее пальцы потянулись к его галстуку, Драко отпрянул, из-за чего едва не упал со скамьи.
— Какого черта ты делаешь, Гринграсс? — вскипел он, теряя самообладание. — Что тебе от меня нужно?
— Мне бы хотелось обсудить главное наедине, — наглая ведьма выразительно нахмурилась в сторону притихшей Грейнджер. — Послушай, книжный червь, ты не могла бы исчезнуть? Как видишь, у нас тут намечается серьезный разговор.
— Она никуда не пойдет, — отрезал Малфой.
— Почему это? — удивилась Дафна.
Гермиона выжидательно приподняла бровь, явно недовольная происходящим.
— Потому что… — начал он объяснять, растерянно замялся, изображая несформировавшийся ответ неопределенным жестом. И выпалил: — Я не обязан перед тобой отчитываться и объяснять свои мотивы, Гринграсс! Грейнджер останется, и точка.
В воздухе повисло напряжение. Малфой мог поклясться, что физически ощущает его всем телом. Буквально. А еще — зыбучие пески под ногами, засасывающие его все глубже и глубже… И прежде, чем он нашел, за что зацепиться, заметил, как Гермиона поднялась со скамьи и начала быстро складывать тетради в сумку.
— Что это ты делаешь, Грейнджер?
— Не хочу мешать вашей милой беседе, — огрызнулась она и стремительно зашагала в сторону замка.
— Но мы ведь не закончили разговор! — окликнул ее Драко. — А как же организация торжественного вечера?
Грейнджер не обернулась.
Проклятие.
— Наконец-то она ушла… — вздохнула Гринграсс. Голос ее доносился откуда-то издалека, как рой надоедливых пчел, скребущих по тонкому стеклу его нервов. — Как ни прискорбно, некоторые никогда не поймут, что мешают другим, заставляя чувствовать неловкость и зевать от скуки. Но я спасла тебя. И ты можешь меня отблагодарить. Сегодня ночью, к примеру…
— Какого хрена, Гринграсс?! — поинтересовался Малфой, нависнув над ней устрашающей статуей гнева. — Что тебе, черт возьми, от меня надо?!
— Понимаешь…
— Нет, не понимаю! — перебил он ее лепет. — Ты бесцеремонно вторглась в мои тщательно составленные планы, разрушила их своим длинным языком и теперь смеешь говорить о благодарности? Ты хоть представляешь, каких трудов мне стоит сдерживать желание тебя задушить?!