Ренни (ЛП) - Гаджиала Джессика. Страница 20

— Бородатый — это Сайрус. Он играет на гитаре в кафе. Очаровательный. Вальяжный. Рив — его старший брат. Он электрик. Более сдержанный.

— И они здесь потому, что…

— Их отец был членом клуба до того, как его убили.

— Значит, по наследству? — спросила я, сдвинув брови.

— Сайрус привел тот же аргумент, — кивнул он.

Наступило неловкое молчание, когда мы оба просто стояли там, я у шкафа, он у двери. — Позволь мне прояснить это прямо сейчас, Ренни. Я здесь, чтобы работать.

— Давай, сделай это, Мина. И я буду работать над разрушением этих твоих стен.

— Ренни, — вздохнула я, качая головой. — Сдайся.

— Не могу, милая. Но что я могу сделать, так это сказать, что я сплю на левой стороне кровати, и мне нужно включить телевизор, иначе меня разбудит каждая чертова вещь.

— Я сплю в наушниках в Хейлшторме, — посочувствовала я.

— Я не забуду опустить сиденье, но я буду оставлять свои ботинки везде, черт возьми.

— Зачем ты…

— Я не храплю, но иногда во сне веду целые разговоры. Это чертовски странно. О, и воровство одеял не будет терпимо.

Черт бы его побрал. Я почувствовала, как мои губы изогнулись в конце его маленькой речи. — Приятно знать, — сказала я, впервые осознав, что мне придется делить с ним постель. Я подумала, что он будет достаточно тактичен, чтобы принести раскладушку или что-то в этом роде. Но, конечно, нет. Зачем ему это делать, если все, чего он хотел в течение нескольких месяцев, это затащить меня в постель?

— Твоя очередь, — подсказал он.

— Моя очередь?

— Расскажи мне свои маленькие жизненные секреты. Ты мои знаешь, так что я хочу знать твои, чего ожидать. Ты оставляешь зубную пасту в раковине? Потому что это чертовски отвратительно.

— Я не оставляю зубную пасту в раковине. И я не храплю и не разговариваю во сне. Я убираю за собой, потому что именно этого Ло ожидает Хейлшторме. Я люблю спать в основном потому, что плохо сплю.

— Хорошо, мы с этим разобрались, — сказал он, когда я направилась к двери, решив, что сейчас самое лучшее время приступить к работе. Чем скорее, тем лучше. — Ах, я думаю нет, — сказал он, хлопнув рукой по двери, когда я потянулась за ней.

— Что? Почему нет? Они все там. Это идеальное время, чтобы поймать их, когда они все расслаблены.

— Да, детка, но мы здесь всего пять минут.

— Не называй меня деткой. И что с того?

— Так что, может, я и не против пятнадцатиминутного быстрого секса, но ты не уйдешь от меня через пять, выглядя так, будто я даже не взъерошил твои гребаные волосы. На самом деле, — сказал он, лукаво улыбнувшись, — может быть, ты можешь добавить несколько гортанных «да, да, дааа» или «вот так», или, если ты чувствуете себя игривой, «да, трахни мою киску»!

О господи.

Я не очень стеснялась секса. И ничто из того, что он на самом деле сказал, не обидело меня, но я почувствовала, как мое лицо потеплело, когда я стояла там.

— Ты краснеешь? Ни хрена себе, — сказал он, широко улыбаясь. — Посмотри на это, оно становится краснее, когда ты привлекаешь к нему внимание! — добавил он, явно обрадованный моим дискомфортом. — Как ты думаешь, они превратятся в свеклу, если я, может быть, — начал он, поднимая руки и обхватывая мое лицо, — скажу, что мне интересно, какая ты на вкус. Сладкая? Держу пари, у тебя самая сладкая гребаная киска. Вот, — сказал он, но его голос больше не дразнил; он был горячим; он был низким, сексуальным и многообещающим, когда его большие пальцы двинулись, чтобы погладить мои щеки.

— Ты вся краснеешь, когда тебя заводят? — спросил он, в основном себя, когда одна из его рук покинула мою челюсть и скользнула вниз по моей шее, схватив воротник моей футболки и потянув его вниз, чтобы обнажить часть моей груди, ища доказательства своей теории. — Я могу только представить, — продолжал он, наклоняясь вперед, его нос двигался вверх по моей челюсти к уху, заставляя меня снова непроизвольно вздрогнуть, — раздетую догола на моей кровати — твоя грудь, живот, бедра, все теплое и красное, когда я провожу языком по внутренней стороне твоих бедер, один раз сильно укусив, — сказал он, и его зубы неожиданно зацепили мочку моего уха, заставив меня издать удивленный стон, звук громкий даже для моих собственных ушей. — Затем почувствую, как все твое тело дрожит, когда мой язык скользит по твоей влажной киске, а мои губы смыкаются вокруг твоего клитора и сильно сосут.

Желание пульсировало, переполняя все мое тело. Он был достаточно громким и сильным, чтобы оттолкнуть рациональный голос в глубине моего сознания, говорящий мне поднять руки и оттолкнуть его.

Мои руки действительно поднялись, но они приземлились на него — одна низко у его бедра, другая на его руке прямо под плечом, и они изогнулись и впились, когда мои бедра прижались к его, когда мое тело попыталось приблизиться, получить облегчение от потребности, охватившей меня.

Моя спина прогнулась назад, когда его губы поцеловали мою шею и грудь, где он все еще держал мою футболку на несколько дюймов ниже.

— Я бы позволил тебе кончить, — сказал он мне, его язык скользнул под мою ключицу. — Но потом, прежде чем твоя киска перестанет дергаться, я ворвусь глубоко в тебя и трахну тебя жестко и быстро, заставлю один оргазм перерасти в другой. Тогда, только потому, что ты заставила меня так долго ждать этого, я бы дал тебе еще один. Пока ты не опьянеешь до такой степени, что потом не сможешь даже пошевелиться.

Мой воздух вышел из меня, когда его язык прошелся по моему горлу, пока его рот снова не оказался у моего уха.

— Но не сейчас, — сказал он мне, внезапно отстраняясь, оставляя меня смущенно шаткой, крепче сжимая его на секунду, когда мои тяжелые веки распахнулись, чтобы обнаружить, что его светлые глаза пристально наблюдают за мной. Как только мой взгляд встретился с его, он отпустил меня, потянулся к моим волосам, скользнул в них руками и взъерошил их. — Ну вот, так-то лучше, — сказал он, сексуальный, как грех, чтобы поддразнить и зажечь в мгновение ока. Я бы нашла это впечатляющим, если бы не была так сбита с толку. — Пошли, — сказал он, потянувшись, схватил меня за руку, открыл дверь и вытащил меня наружу.

Я застенчиво потянулась, чтобы пригладить волосы, когда мы вышли в главную комнату, чувствуя, как снова вспыхивает румянец, когда Ренни бросился в кресло, а я подошла, чтобы сесть на подлокотник дивана рядом с парнями.

— Тыквенные щечки, — позвал Ренни, заставив меня вытаращить глаза. Тыквенные щечки? — У меня есть твое место, прямо здесь, — сказал он, похлопывая себя по бедру.

И, ну, мы предположительно были после соития. Для меня имело смысл посидеть с ним. Придурок.

— Хорошо, — сказала я, заставляя себя улыбнуться, когда вернулась к нему, осторожно садясь прямо над его коленями.

Я должна была знать лучше. Он никогда не позволит мне остаться так. Он потянулся к моим бедрам, погрузился и потянул меня вверх, пока я не оказалась у него на коленях. И именно тогда я поняла, что он не смог полностью охладить свое желание так быстро, как притворялся. Потому что его стояк давил на мою задницу, когда я сидела там.

Я незаметно перевела взгляд на его лицо и обнаружила, что он уже наблюдает за мной, его глаза немного пылали. Он протянул руку, заправляя прядь моих волос за ухо. — Держу пари, ты такая же мокрая, как и я, — сказал он низким, слышным только нам, рокотом.

Он выиграет это пари.

Но мне нужно было сосредоточиться.

Это была работа.

И я знала, что он собирался что-то предпринять. Я думала, что была готова. Я явно недооценила Ренни. Я считала его милым, очаровательным и по-мальчишески кокетливым.

Но Ренни был мужчиной.

И Ренни мог вести грязные разговорчики.

И я была женщиной, и я реагировала.

Теперь, когда я знала, на что он способен, я могла лучше подготовится.

По крайней мере, так я себе говорила.

Потому что, если бы я действительно думала об этом, а не делала бы необоснованные заявления, я бы поняла, что к этому невозможно было подготовиться. Каждый раз, когда он подходил ко мне так близко, говорил со мной такие грязные вещи, касался меня руками, ртом и языком, я таяла.