Воздушные рабочие войны. Часть 2 (СИ) - Лифановский Дмитрий. Страница 45

Собирались в оперативном отделе корпуса, в соседней со штабом хате. Просто там было просторней. Большое застолье поначалу не планировалось, но как-то так получилось, что на случайную оговорку Стаина напросился на посиделки Климов. Не отказывать же генерал-майору. И так с армейскими отношения складывались не очень. Соперничество. Пренебрежительное отношение к женщинам, из которых большей частью состоял корпус и зависть к их успехам и наградам. Да и обеспечение по линии НКВД было не в пример лучше, что создавало излишнюю натянутость. Хотя именно с Иваном Дмитриевичем у Сашки складывалось нормально. Во многом благодаря тому, что Климов служил когда-то, будучи летчиком-испытателем и командиром авиаотряда спецназначения НИИ ВВС в Люберцах, на том же самом аэродроме, где теперь имел постоянную дислокацию вертолетный полк. Так на общих темах и сложились у них вполне доверительные рабочие взаимоотношения.

Должен был быть Василий с капитаном Агеевым и Тимуром Фрунзе, добившимся перевода в корпус, вернее в группу Сталина. Никифоров со своей Лидочкой. Бершанская с Рачкевич и Ракобольской. Коротковы. Майор Давыдов, начальник оперативного отдела корпуса, из новых. Ивелич, Назаркин. Весельская с Волковой. Настя. Тоня Селина — комэск два. Девчонок можно было и не звать, даже нужно, не положено как бы, субординация. Но плевать. Да и скучно без женского пола. Не с Евдокией Яковлевной же флиртовать. Сашка усмехнулся, представив, как пытается ухаживать за суровой «мамочкой» Рачкевич, как она смотрит на него своим удивленно-ехидным взглядом, осаживая без всяких слов, как она умеет. Ну, уж нет!

Накинув плащ-палатку посмотрел на бутылки. Сдернул с вешалки старую в масляных пятнах гимнастерку, которую надевал, когда лазил с механиками в потрохах вертолета. Завернув в нее бутыли вышел из кабинета, ногой захлопнув за собой дверь. А как закрыть, руки-то заняты? Пришлось, звеня на весь штаб стеклом, ставить тару на пол, закрывать дверь на ключ, потом снова хватать бутылки в охапку. Из дежурки на шум выглянула рыжая шевелюра Назаревич и снова скрылась за дверью. Молодая-то, молодая, а что от недовольно матерящегося себе под нос начальства надо держаться подальше соображает.

В оперативном отделе дым стоял коромыслом, шутки, смех, гомон. После тишины штаба веселье просто било по ушам. В центре стоял огромный стол, собранный из нескольких письменных столов. На белоснежной с розовыми цветами скатерти, и откуда только раздобыли такую роскошь, стояли красиво нарезанные дольками местные розовые помидорки, украшенные веточками зелени, розовела американская ветчина, капельками золотистого жирка блестело копченое сало, на горячее повара расстарались котлетами и жаренной картошкой. Умопомрачительно пахло едой. Живот издал голодное урчание, едва не заглушившее шум голосов и звучащую из черной тарелки репродуктора музыку.

— А вот и командир! — весело закричал Ивелич, — Наконец-то! Заждались! С голоду помираем!

— Не паясничай, — усмехнулся Сашка, — лучше забери, — он вытащил из-под плащ-палатки сверток.

— О-О-О-О! — раздались восхищенные возгласы, когда на свет были извлечены бутылки.

— Это то, что я думаю? — хитро прищурился Василий.

— Не знаю, что ты думаешь, а это арака и домашнее вино. От родителей Исы, — при упоминании Харуева, Ида побледнела, но тут же взяла себя в руки. Если б Сашка не смотрел в этот момент именно на нее, не заметил бы. Он так и не понял, почему Весельская тогда отказалась от поездки в Беслан. Женская душа — потемки.

— Стоящая вещь, как специалист не понаслышке знакомый с Кавказом вам говорю! — обрадованно воскликнул Ивелич. — Ну что, рассаживаемся? — он предвкушающе потер руки.

— Рано, — отрицательно качнул головой Сашка, — Климов должен подъехать. Подождем.

— Не надо ждать, — за спиной послышался густой баритон Ивана Дмитриевича. — Здесь я уже.

Генерал-майор засиживаться не стал. Сказал дежурный тост, поздравил и уехал. С его отъездом обстановка за столом стала как-то посвободней. Народ оживился, расслабился, разговор разбился по группкам. Настя, Тоня Селина, Весельская и Ира Ракобольская зацепились языками, обсуждая летные тренировки и службу. Ну и Настя с Тоней настойчиво расспрашивали Иру про учебу в МГУ. Потихоньку в беседу втянулись и все остальные. Все-таки внес Миль своим присутствием свежую струю в дела корпуса. Молодежь стала задумываться, а что будет после войны? Куда идти? Чем заняться? И если бывшие студентки планировали вернуться в альма-матер, то вот тем, кто не успел поступить, еще предстояло выбрать свой жизненный путь. Об этом и шла сейчас беседа.

— Саш, а ты после войны, что делать думаешь? — неожиданно спросила Настя.

— Ну, Сашка у нас точно в армии останется. Без пяти минут генерал как-никак, — хохотнул Василий. А вот Сашка задумался. Не то, чтобы он не думал об этом раньше. Но вот так серьезно, чтобы дать конкретный ответ себе и друзьям, нет. Да и не видел он себя после войны, даже не представлял, как будет жить. Это здесь в армии хорошо. Все расписано, все понятно. Оденут, накормят. Признаться честно, Стаин боялся окончания войны. Боялся мирной жизни. Своей неприспособленности к ней. Но и в армии оставаться не хотел. Осточертела она ему, хуже горькой редьки. Несмотря на страх, хотелось попробовать себя и в мирной жизни. Он усмехнулся, осознав, что мир, гражданку, воспринимает как вызов, преодоление себя, как еще один боевой вылет.

— Не знаю, — после паузы, пожал он плечами и к удивлению многих добавил, — В армии точно не останусь.

— Неожиданно! — хмыкнул Ивелич. И лишь Настя с Волковой кивнули, словно подтверждая какие-то свои мысли на счет Стаина.

— Лесником хочу быть. Или агрономом, — тут настала очередь удивляться всем. А Сашка замолчал, погрузившись в себя. Ну как им объяснить, что ему просто хочется, чтобы вокруг всегда была зелень. Живая, настоящая, такая ароматная. Им не понять, каково это, после стерильного воздуха бункера вдохнуть полной грудью запах леса. Тот свой первый вздох наверху в этом мире осенью сорок первого он, наверное, запомнит на всю оставшуюся жизнь. Замолчали и другие, задумавшись каждый о своем.

— А мне в армии нравится, — нарушил тишину Василий, вальяжно откинувшись на спинку стула, — генералом хочу стать, — он оглядел своих сослуживцев. — И стану! Сам! — он словно сам себе хотел доказать этими словами, что сможет добиться всего без помощи отца. — Тимка! — перевел Василий разговор на товарища, — Ты же Первого мая летал на перехват немцев? Расскажи, а?! А то я тогда на формировании был. Ребята вон, в параде участвовали. А вы прогремели! Это же за тот день? — он кивнул на одинокий орден «Красной звезды» на гимнастерке Тимура.

— Да там рассказывать особо нечего, — не чинясь пожал плечами Тимур. — Нас еще тридцатого и увалов выдернули, меня с Мосфильма отозвали, вон Зина помнит, наверное, — Тимур посмотрел на Короткову, та подтверждая слова парня кивнула. — Ночью мы уже на аэродроме были, в готовности один. Тут все летчики, так что сами знаете, каково это всю ночь на парашюте в кабине просидеть. Часа в четыре утра разрешили покинуть самолеты, но далеко не отходить. И то ладно, хоть прилечь можно, да и вообще. Что «вообще» все прекрасно поняли. Я под крылом своего «Яка» вроде только прилег, как механик с парашютом наготове будит. Едва успел заскочить в кабину, запустить движок, зеленая ракета. Взлетали всем полком. Майор Марченко тогда только полк принял у Пруцкого. Командир новый, что от него ждать не понятно. Но построились, идем на запад. Смотрю, выше еще яки летят и в стороне. Ну, думаю, дело серьезное. Мы же не знали, что люфты такой армадой пойдут. Нас с вечера построили, приказали защитить небо столицы, не допустить срыва немецкой авиацией первомайского парада. Замполит полка еще накачку дал. А что да как, думаю и сами командиры не знали, — Тимур рассказывал об одном из крупнейших в истории авиации сражений спокойно, как о чем-то обыденном и привычном. — Немцы сглупили. Им ночью надо было вылетать. И найти их сложнее было бы, да и ночной налет больше шансов на успех дает. А так, получилось, они как раз на рассвете на восток шли. Солнце их слепило. Как Геринг на это пошел, не понимаю. Он же опытный летчик, в империалистическую воевал. Но, видать, Гитлеру важно было именно во время парада пакость устроить. Это я потом уже обдумал все. А тогда не до того было, — Тимур усмехнулся. — Вы знаете, мне стало страшно, как никогда еще не было — он обвел серьезным взглядом затаивших дыхание слушателей, — небо было черное от самолетов. Я не знаю, сколько их было. Эшелонами шли. Тесно прижавшись. Юнкерсы -86. Они высотные, а тут, то ли из за того что кучно шли, то ли уже на высоту бомбометания снижаться начали, в общем мы прямо на них вышли, метров пятьсот ниже. Приказ на атаку. Ну и завертелось. Ты Ваню Голубина помнишь? — Тимур посмотрел на Василия. Тот кивнул: