Жена с хвостом (СИ) - Юраш Кристина. Страница 26

— Тук–тук! — послышалось сверху, а я посмотрела на потолок. Не было ни трещин, ни паутины.

— А что они делают? — спросила я, выходя в холл. Старый стол, который валялся на боку в углу стоял как новенький. Холл выглядел намного лучше, чем у дяди и тети в их старинном поместье.

И тут я увидела красный колпачок и огромный молоток, который чинил пол. Молоток в маленьких руках прыгал так ловко, что я даже изумилась.

— Так, спокойствие, — послышался тихий голос Вольпентингера. — Сейчас я все объясню. Мне нужна будет твоя помощь.

Я обернулась, видя довольного кролика, который сидел на перилах.

— Так, закончил с полом? Переходи на фасад! — скомандовал он, пока я смотрела, подняв брови от изумления, как гном с молотком направляется на улицу.

— Я не поняла, — прошептала я, слыша удары молотка снаружи.

— Цыц, — заметил Вольпен. И сурово рявкнул. — Резче! Работаем! Не отлынивать! Как ломать значит, так вы первые. А как чинить…

Он спрыгнул и направился на улицу. Я бросилась за ним, как вдруг увидела гномов, которые чинили фасад. Не было больше пустых и заколоченных окон. Все окна выглядели красиво и одинаково. По подоконнику одного окна бегал гном в желтом, а остальные подавали ему стекло.

— Я дождался, когда они протрезвеют, сказал, что это они сломали весь дом. И теперь обязаны починить его. Гномы в упор не помнят, что вчера было, так как были в камень пьяные, — негромко пояснил Вольпен, пока я не уставала изумляться переменам. Теперь это было не мрачное поместье, которое вот–вот развалится. Это было вполне добротные дом!

— Но ведь это же неправда, — прошептала я.

— Радуйся, что они ничего не помнят, — усмехнулся Вольпен. Он почесался рогами об деревце. — Эх, слезать будут. Пора бы уже!

— А крышу тоже чинить? — спросил гном в синем, вылезая из старого слухового окна. — Крышу тоже мы?

— А кто? Я? — рявкнул Вольпен. — Или она? Нет, ну ты слышала? Как вчера по крыше бегать, так давайте, а как чинить, так нет, не я! Вы вчера на желтом… Вон на нем, кажется, с крыши съезжали! И в дымоход дышали перегаром!

Желтый осмотрелся, чуть не выронив молоток на нас.

— А тут кирпичи раскрошились, — донеслось обескураженное сверху.

— Так это ты ими на спор закусывал! Не помнишь? — усмехнулся Вольпен, пока ремонт вокруг шел полным ходом.

— Я? — спросил синий. И даже отсюда было видно, как он покраснел.

— Тебе еще вон те, сбоку понравились больше! Ты за всеми бегал и требовал, чтобы попробовали!

— Понятно, — вздохнул синий и принялся что–то чинить.

— Стекла вставили? — спросил Вольпен, поглядывая на ряд окон. — А то стекла им наши, видите ли, не понравились! Решили заколотить!

— А тут гвозди старые, — послышался голос гнома. Он внизу рассматривал ржавые гвозди.

— Так ты на них вчера перегаром дышал! — крикнул Вольпен, командуя работами.

— Но ведь это же неправда, — прошептала я.

— Ну должна же быть от гномов польза? — усмехнулся Вольпен, почесавшись. — Так, они что–то работают плохо… Давай, плачь!

— Зачем? — спросила я, поглядывая на кролика. А с виду безобидный.

— Затем, чтоб такой красивый домик был… Считай, ты от шока отошла, а теперь в слезы, — произнес Вольпен.

— Но они же обидятся, если узнают правду, — смутилась я, видя, как меняется фасад. Теперь дом напоминал не жуткого покойника, а выглядел вполне гостеприимно.

— Ха! Сразу видно, что ты жила у людей. У фэйри, если ты смогла их обмануть, сразу включается: «Ага! Уважаю!», — пояснил Вольпен. И тут же громко начал кричать. — Довели хозяйку до слез! Бессовестные! Она вас от инквизиции прятала, а вы… У! Куда только Горный Король смотрит!

При словах «Горный Король», я вздрогнула. Давненько я его не видела.

— А почему гномы не с ним? Они же горные? — спросила я, глядя на очертания гор в тумане. — Им бы по- хорошему в горах жить!

— Много будешь знать, больше запишет писарь инквизиции, — усмехнулся Вольпен. — Считай, что их выгнали.

Я делала вид, что плачу, а гномы начинали стучать молотками еще усердней.

— Вот! — усмехнулся Вольпен, прыгая в сторону открытой двери. — Гномы еще те мастера. Они такие украшения делают, что люди за них душу готовы отдать.

— А они что? Уходить собрались? — спросила я, понимая, что меня куда–то ведут. Но я не знала куда.

— Вряд ли. Гномам вообще тяжело под открытым небом. Вот они и трезвые там почти не ходят. От свежего воздуха голова кружится. Это они в шахтах у себя наглые и искусные. А под открытым небом они маленькие и трусливые. Бегают только ночью. Днем им вообще не выносимо. Им потолок нужен. Так что вряд ли они уйдут.

Мы поднялись на второй этаж, а я не уставала любоваться красотой дома. На самом деле поместье было очень красивым. Деревянная резьба, старинные портреты, много позолоты и…

Я увидела, как маленький гномик сидит верхом на подсвечнике и натирает его так, чтобы он блестел.

— Пошли, че покажу! — потянул меня кролик и боднул дверь. В этой комнате я еще не была. Но здесь было много вещей, сваленных и сложенных в стопочки.

— Комната была закрыта, пока гномы замок не сломали.

— Ой, — прошептала я, видя игрушечную лошадку, которая стояла возле стопки книг. Здесь вообще было много игрушек.

— Это была ее комната, — полушепотом произнес Вольпен.

— Девочки? — спросила я, удивляясь, что еще не видела ее с утра.

— Да, только тише… Слышишь, — одернул меня Вольпен. Я прислушалась и услышала тихий плач.

Прокравшись, я увидела призрака, которая сидит на полу. От нее шло холодное сияние, а рядом лежала круглая рамка портрета.

— Это ты? — спросила я, видя старинный портрет на который что–то плеснули. На меня смотрела милая девчушка с кукольными локонами, круглыми щечкам и вздернутым носиком. Ее муслиновое платье было отделано дорогим кружевом, а в волосах сверкали драгоценные заколки. Обычно художники подписывают такие портреты, но здесь кто–то старательно стер надпись.

— А что? Не похоже? — спросила призрак. Вид у нее был совсем другой.

Я посмотрела на открытку, которая лежала на полу. Там тоже не было имени.

— А что здесь делают все эти игрушки? — спросила я.

— Мачеха, которая была моей горничной, — послышался голос, пока я перебирала вещи. С одного портрета на нас смотрела семья. Солидный отец, высокий стульчик, на котором сидела девочка. Рядом стояла милая и красивая женщина. Она улыбалась и поддерживала девочку.

— Это мама? — спросила я, как вдруг призрак выхватила у меня портрет и посмотрела на него.

— Нет, это проклятая мачеха! — произнесла она с ненавистью. — Это она еще горничная! Это потом у нее появятся наряды, карета и балы… Я не знала маму, поэтому очень любила ее. И мне казалось, что она очень добрая…. Она рассказывала мне сказки про фэйри… Я любила их слушать перед сном… А потом она приказала собрать все мои вещи и принести сюда… Она говорила папе, что нужно уехать отсюда. Так доктор сказал. Потому что здесь все напоминает обо мне… И вещи мои не должны попадаться… Потому что папа очень переживает. И начинает плакать…

Я молчала, а у меня перед глазами стояла картина, где красивая женщина утешает безутешного мужчину: «Жизнь продолжается, нужно жить дальше!».

— Она сказала, что в доме завелся призрак. И она его видела. И именно он утащил меня, — произнесла девочка, гладя пальцами некогда красивую рамку с жемчужинками. — Отец хотел сообщить инквизиции, но мачеха убедила его просто уехать и продать поместье.

Девочка умолкла, глядя на пыльных кукол, сваленных в кучу.

— Я однажды застала няню за тем, что она скребет мой портрет. Я подошла и спросила ее, что она делает, а мачеха ответила, что пытается почисть его. Она тогда обняла меня и дала конфету, — пожала плечами девочка. Она подняла на нас глаза. — Когда вы спросили про имя, я вспомнила. Я искала его, но не нашла!

— Не переживай, — присела я рядом. Вольпен вздохнул и закатил глаза: «Я же говорил!». — Просто мачеха не хотела, чтобы тебя расколдовали… Ты не умерла. Ты просто заколдована…