Зов Перводрева (СИ) - Беренцев Альберт. Страница 31

Меня, конечно, мучила совесть из-за того, что я занимался поисками Перводрева вместо того, чтобы попытаться найти хотя бы тело моей несчастной сестрички... В принципе я вёл себя, как типичный злодей, коим я в общем-то теперь и являлся, учитывая, что само Перводрево признало меня Крокодилом. Я занимался политикой, а не семьей.

Нет, мне правда было стыдно, особенно в свете того факта, что Таня возможно все же жива, возможно ей каким-то образом удалось спастись из взорванного метро...

Но все мои надежды развеял барон Чумновский. Не тот Чумновский, которого я отправил в Китай, из Китая как раз вестей до сих пор не было, а другой Чумновский — Старший клана, которого я послал с Таней в метро.

Чумновский отзвонился мне, когда мы были уже почти у самого Белого моря, на границах Поморского Берега.

Барон был в расстроенных чувствах, даже чуть заикался. Но ему повезло — я уже знал о смерти Тани, так что озвучивать мне эту ужасную новость барону не пришлось. Чумновский в целом подтвердил рассказ инженера Самосборова, добавив в этот рассказ еще некоторые важные детали.

Спасся Чумновский просто — когда тоннель затопило, он смог доплыть до Дубравинской, а оттуда уже свалил в систему бункеров гражданской обороны над станцией. Собственно, через эти бункера Чумновский с отрядом Тани изначально и пробрался на Третью линию. Прорвавшаяся в метро вода эти бункера не затопила, при взрыве солярис-бомбы они тоже в целом не пострадали, разве что слегка обрушились.

Так что Чумновский несколько часов блуждал по бункерам, из них попал в питерскую канализацию, а уже оттуда выбрался на поверхность и тут же отзвонился мне.

Вместе с чумным бароном спаслись еще младший Корень-Зрищин, которому у Петропавловки отрезали магией язык, лейб-стражница Сигурд, родич Пушкина Сергей Александрович и один финский наёмник.

Известие о том, что часть отряда спаслась, меня, конечно, обрадовало, но с другой стороны... Я потерял в этих проклятых тоннелях большую часть посланных туда людей, включая нескольких магократов.

В частности погибли Словенов и Мертвяков, единственные мои люди из этих кланов. А еще единокровный брат Шаманова, что было уже совсем паршиво.

Но еще паршивее было, что во время наводнения сгинули все трое присягнувших мне после битвы у Петропавловки баронов. Как я теперь понимал, я допустил серьезную ошибку. Теперь, после гибели этих перебежчиков, АРИСТО наверняка потеряют желание присягать мне. Пойдут слухи, что я не берегу своих людей. Нет, понятно, что я на самом деле их не берёг, но вот конкретно с этими тремя магократами из Летучего Полка Охранки мне следовало действовать осторожнее, я не должен был посылать их в метро. Как и Таню...

Впрочем, слезами уже горю не поможешь. Я посоветовал Чумновскому отдохнуть и оклематься после пережитого, а потом отзвонился его дочке, занимавшей должность моего казначея, и приказал ей выплатить ближайшим родственникам всех погибших магократов крупную компенсацию от моего имени. Семьям наёмников я тоже приказал заплатить, хоть и гораздо меньше.

Этот акт щедрости был необходим для сохранения моей пошатнувшейся в результате провала в метро репутации, однако после компенсаций пошатнулись уже мои финансы. Я мог бы, конечно, потребовать деньги у Лады, но я решил лишний раз не трогать девушку, особенно в связи со столь щекотливым вопросом.

В общем, ощущал я себя крайне погано, а тут еще и Петя не отвечал на мои звонки, вообще никто из посланного мною в Китай искать культиваторов отряда не отвечал...

После этого я уже был на грани то ли депрессии, то ли нервного срыва, то ли просто желания замочить всех вокруг. Я запутался, я устал, это было очевидно. Но я не привык бросать недоделанные дела, тем более отказываться от своих обязательств.

Возникший клубок проблем могло разрубить только Перводрево, так что я в сопровождении Полётова, Кабаневича, моей телохранительницы Арум, моей жены Таи и барона Рукоблудова с супругой отправился на Поморский Берег.

В обычной ситуации путь из Рима до Белого моря занял бы много часов, но к счастью, у меня с собой было аж два Кабаневича, один из которых — герцог умел мгновенно перемещаться на любые расстояния.

Так что мы оделись потеплее, а потом просто телепортировались к границе Финляндского княжества и Сердце-Руси. Эту границу нам пришлось переехать на автомобиле, ибо здесь в лесах были скрыты Камни Ивана Грозного, блокировавшие любую телепортацию.

К счастью, у Полётова связи были везде, так что местный финн-АРИСТО по первому же требованию прислал нам внедорожник, а вместе с ним еще и довольно плотный завтрак с собственной замковой кухни.

После завтрака меня разморило, так что пока внедорожник петлял по глухим неизвестно как сохранившимся здесь лесам, я поспал, проснувшись уже в Карелии.

Из Карелии мы телепортировались к самому Поморскому Берегу, на купеческую факторию, покупавшую у поморов рыбу и продававшую им же микросхемы для корабельных систем ориентирования, а еще алюминий, солярис-брикеты для печей и разнообразную мелочь, которую сами поморы произвести были не в состоянии. В фактории мы взяли себе проводника — тощего бородатого купца, в его сопровождении мы и достигли Нового Иерусалима — столицы владений поморов.

Поморская столица раскинулась на обоих берегах Онеги, там, где река впадала в Белое море.

Я понятия не имел, какой город стоял здесь в моём родном мире и стоял ли вообще, но помнил, что никаких Иерусалимов в той России, где я родился, вроде не было.

Впрочем, на еврейский оригинальный Иерусалим центр поморской вольницы тоже походил мало. Он вообще ни на что не походил.

Сейчас было около одиннадцати утра, день выдался пасмурным и холодным, на Онежской губе ходила волна, ветер пробирал до костей. Каменные шхеры, поросшие мхами и травами, простирались до горизонта на обоих берегах реки.

Деревья отсутствовали полностью, но я подозревал, что дело тут не в климате, а в том, что весь свой лес поморы продали магократам. Сама река была запружена лодками и катерами, а город представлял собой россыпь каменных домиков на изрезанных берегах.

Именно домики в основном и предавали Новому Иерусалиму уникальный флёр, больше всего эти домики напоминали какие-то старорусские терема, только каменные и раскрашенные. Здесь были все возможные цвета радуги, да и не только её. Город на другом берегу выглядел так, как будто кто-то раскидал там по шхерам разноцветные драже.

На западном берегу, где и располагался «центр» Нового Иерусалима, и где мы сейчас бродили, дома были такими же, вблизи эти терема казались буквально пряничными, так что их хотелось куснуть. Острые черепичные крыши, украшенные коньками, изображавшими птиц, зверей и солнцевороты, навевали мысли то ли о викингах, то ли о китайцах, то ли о картинах Всеволода Иванова.

Это могло бы быть похоже на сказочную фэнтезийную Русь, если бы не одно но — полное отсутствие деревянных построек. Строили здесь только из камня, заборов местные терема-коттеджи не имели совсем, зато стояли друг от друга на приличном расстоянии. В результате этого город, в котором, по словам сопровождавшего нас купца, жило лишь тысяч двадцать человек, растянулся на добрый десяток километров вдоль реки.

Обитали в городе бородатые мужики в отделанных мехом зипунах и домотканых расшитых рубахах, а еще барышни в не менее искусно расшитых платках. Впрочем, на холопов поморы похожи не были, ибо глядели на нас местные не так, как холопы обычно глядят на АРИСТО, а скорее так, как коренные обитатели Купчино смотрят на залётных туристов в глухих дворах в пятницу вечером.

Да и одежда местных была хоть и средневековой, но аккуратной и красивой, обычную серую рвань холопов она напоминала разве что своей старомодностью, но никак не качеством.

Заняты местные жители были своими обычными делами — кто-то разделывал рыбу, кто-то сушил её же на ветру, девки стирали в пластиковых корытах, рыбаки чинили катер у длинного причала, поп с крестом на пузе куда-то важно шествовал, несколько мужиков красили новый дом в ярко-фиолетовый цвет. И повсюду сновала ребятня, игравшая в какие-то странные игры типа городков, а то и просто кидавшаяся в Онегу камнями.