«Пассажир» из Сан-Франциско - Бальчев Анатолий. Страница 23

Наташа чувствовала себя виноватой перед Волковым и от этого злилась на него еще больше.

Несколько дней, проведенных с Филом, пролетели, как в угаре. События наезжали на события, захлестывали ее, приноровившуюся к пресной жизни разведенки. Еще не до конца улеглись впечатления от байк-шоу и хоккейного матча, который Наташе неожиданно понравился, а Темку привел в полный восторг, а в субботу к вечеру они ног под собой не чувствовали, протолкавшись вместе с Темой от клетки к клетке и хохоча до неприличия в зоопарке. Казалось, полный финиш, до понедельника будет отлеживаться, а уже поздно вечером Фил позвонил и объявил, что у него для нее сюрприз и, если она не возражает, он сыграет побудку с утра пораньше.

Она не возражала, поражаясь собственной выносливости. А Темка был просто счастлив, еще бы — столько развлечений подряд! И они на весь день укатили в Михайловское на той же самой выносливой БМВухе, которая неслась по дороге, как резвый молодой олень, презирая то и дело появляющиеся на пути знаки ограничения скорости.

— Ведь ты же отмажешь меня, если менты тормознут? — только и спросил Фил.

И она ответила, ни на секунду не задумываясь:

— Запросто!

Погода стояла чудесная, удушающий зной, окутавший столицу на прошлой неделе, растворился в августовской прохладе. Темка, набегавшись и наевшись замечательных домашних пирожков в покосившемся летнем кафе, заснул, оставив Наташу и Фила вдвоем… Они ходили босиком по траве, читали друг другу стихи — и не только Пушкина, а потом Фил ее поцеловал…

Это было так романтично, так восхитительно, как будто впервые…

А если смотреть на вещи трезво, она просто давно уже скучает по мужской ласке, не надо было кочевряжиться столько лет, а безо всяких завести любовника…

И завела бы! А то, как дура набитая, все ждала, когда шеф, наконец, определится в своих чувствах и перестанет вести себя как заботливый папаша…

Определился?! И что теперь?! Сердцу не прикажешь! Может, просто безо всяких там фигли-мигли молча зайти в кабинет и положить на стол заявление на отпуск за свой счет? Пусть как хочет, так и понимает. А начнет артачиться, то и об уходе можно бухнуть!..

Нет, это она лишку хватила. После, можно сказать, семейной командировки в теплые страны?! И вообще, не по-людски как-то… Он же не виноват, что такой рохля. Воспитание у него такое. И вообще, время отпусков. Таможня работает в авральном режиме. Каждый человек на счету. Нет, без объяснений при всем желании не обойтись. И ведь самое гадкое, что она знает: отпустит. Даже и выкаблучиваться особо не станет. Как ни ерепенься, а умом она прекрасно понимает, что лучшего мужа, чем ее начальник, и представить себе невозможно. Но чуточку бы раньше. На каких-то три дня. Если бы не Маковский…

Маковский пригласил ее в Питер. Вернее, их с Темой. У него там неотложные дела, — интересно какие, сразу подумала она — и Фил предложил по широте душевной:

— Не желаете развеяться, мадам?! С сынком, разумеется. А то по старой российской традиции отроков по осени заставят писать сочинение на тему «Как я провел лето», а ему и вспомнить нечего, окромя чуждого русскому сердцу Средиземноморья. А тут, считай, готовая глава в новую повесть «Детство Темы». Как вы насчет брегов Невы?..

Знал, на что бить, стервец! Психолог. Стоя за таможенной стойкой, она провожала людей в дальние страны и встречала из них, сама при этом невольно пропагандируя удивительно занудный оседлый образ жизни. Отчасти поэтому Волков и отправил ее на юга: когда еще представится такая халява? В Питере она первый и последний раз была на экскурсии с классом. И впечатления остались какие-то монументальные, Дворцовые. Потом много раз порывалась — и в институте с однокашниками, и позже сама по себе — да все как-то не складывалось. И эта такая близкая, такая сбыточная, а от того постоянно откладываемая мечта превратилась в мечту выходного дня. Она и Темс все уши прожужжала:

— Вот расплююсь с делами, увезу тебя в Питер…

А тут все утрясалось само собой. Давняя и не всегда осознанная мечта любой — а тем паче одинокой — женщины: все уже решено. И не как-то там обидно — тебя не спросили или без меня меня женили — а просто без проблем. На все готовенькое. Любо-дорого. Разве не так?

И потом, если уж действительно Маковский незаконными делами занимается, за ним ведь проследить надо, разве не так?

Только как бы Волкова убедить, что не обойтись им без этой командировки!

Волков убеждаться не хотел, упирался, в командировке отказывал, причем по причинам, которые казались Наташе явно надуманными.

— Одно дело ты стоишь за стойкой, а другое… — с сомнением в голосе рассуждал шеф.

— Глупо отказываться, упустить такой шанс — умоляла его Наташа. — Мы можем выйти на эту загадочную лабораторию.

— А как ты себе это представляешь? Он что, возьмет тебя за ручку и поведет туда на экскурсию? Нет, Наташенька, это тебе не зоопарк. — Волков кивнул на рыжую плюшевую обезьянку, нагло восседавшую прямо посередине рабочего стола. — Вот, кстати, возьми игрушку для Темы.

— А Тема тоже в Питер рвется…

— Успокойся, дай сосредоточиться.

Недовольно фыркнув, Наташа села на стул и сложила руки, как примерная ученица.

— Простите, я молчу и внимательно вас слушаю.

— Не ерничай… Не знаю, Питер… — Волков покачал головой. — Хотя чем черт не шутит… иди, собирайся.

Издав радостный возглас, Наташа сорвалась со стула, подскочила к Волкову и чмокнула его в щеку.

— Обезьяну не забудь, — он сунул ей в руки упитанное плюшевое тельце.

— Спасибо…

Она выскочила из кабинета, второпях слишком сильно хлопнув дверью. Висевшая на стене фотография, на которой чуть ли не в обнимку дружелюбно скалились первые посетители космоса — дворняги Белка и Стрелка, от удара покосилась, а потом и вовсе обиженно шлепнулась на пол. Волков проводил благополучное приземление четвероногих глазами, вздохнул и полез в шкаф за молотком…

От кого она бежала? Куда? Наверное, от себя к самой себе. Но это еще надо было осмыслить. А сейчас просто мчалась по зданию аэропорта девушка в таможенной форме, и все невольно оглядывались на нее: просто так не побежит! Форма обязывает. Контрабандой попахивает…

Спринтерский — а может, стайерский, поди тут разберись в таком смятении чувств — бег Наташи по коридорам, был остановлен неодолимой преградой в виде старшего товарища Сергеева, шедшего ей навстречу. К бегу с препятствиями она готова не была.

— Привет! — Сергеев постарался подольше задержать в своих объятиях случайно угодившую туда Наташу. — Куда спешим?

Меньше всего она была готова удовлетворять его праздное любопытство, зная его склонность «пофилософствовать» не в самое удобное время.

— По делам службы!

— О-хо-хо, — простонал Сергеев, все еще не оставляя попыток растянуть тайм-аут: — А у нас бывают другие дела?

— У кого как, — отрапортовала она. — Прости, я зашиваюсь совсем. Уматываю в Питер…

— Во как, — позавидовал Сергеев. — Да ты у нас, мать, просто лягушка-путешественница. У себя? — он кивнул в сторону кабинета. — Один?

— Один, — подтвердила она. И зачем-то добавила: — И прекрасно себя чувствует…

— Он всегда себя хорошо чувствует («после ваших встреч» — подумав про себя). — с иронией заметил Сергеев, — А вот Стас твой в больницу загремел…

Продолжение следовало. Но Наташа попыталась закрыть тему:

— Слава богу, не в тюрьму!

— Может, навестишь перед отъездом? Не чужой ведь человек…

Наташа упрямо поджала губы.

— Знаешь, Сергеев, кто ему друг?

— Выходит, что я…

— Вот ты его и навешай, а меня оставьте в покое! — не дала развить ему мысль Наташа, и даже не кивнув на прощанье, заспешила дальше. Но уже умеренно и осмысленно.

— М-да! — Сергеев остановился перед начальственной дверью. Замешкался на какое-то мгновенье. Мысль о том, что изо всей их честной компании он один в чины не выбился, уже не так свербила. В основном — в дни зарплаты. Когда он проверял деньги, не отходя от кассы. Больше их не становилось. А к тому моменту, когда он добирался до дому, так и того меньше. Жена, человек мягкий и достаточно тактичный, не посыпала практически затянувшуюся рану крупной солью — берегла для консервации. По этой части она у него была мастерица, а вот детей Бог не дал. Но обиженное самолюбие нет-нет да и давало о себе знать: что ж ты со мной так не рачительно? И не было у него ни объяснений, ни оправданий, а одна бессмысленная надежда: а вдруг? Этой вот надеждой они время от времени и тешились. Он и самолюбие. И вот сейчас…