Девятое кольцо, или Пестрая книга Арды - Аллор Ира. Страница 57

Сам не зная, как это происходит, Курумо делает шаг вперед.

– Позволь мне, Владыка! – произносит чей-то сорванный голос. Еще шаг – и майа замер посреди чертога, осознав, что голос принадлежал ему, осознав, о чем этот голос просил…

Он смутно различает короткий кивок Манвэ, успевает заметить, как навалились на Черного Валу Оромэ и Тулкас, прижав его к наковальне. Еще шаг, как по натянутой над пропастью нити – где-то далеко внизу распростерлось безжизненно изломанное судорогой тело Ауле. И еще шаг – все исчезает, остаются лишь глаза Мелькора, впервые – с тех давних пор – вперенные в него, полные ужаса и горечи, глядящие в некогда сотворенную им Душу…

Рука сама берет раскаленный прут, но боли он почти не чувствует, точнее – разве это боль? Боль будет чуть позже, уже скоро. Очень скоро. А потом его не станет – как только руки исполнят должное. Главное, чтобы они не дрожали. Чтобы не дрогнули. Быстро: двойной молниеносный удар. Курумо уже нет – есть раскаленный кусок железа…

Глаза Мелькора – близко-близко. Исполнить.

Он безотчетно коснулся лба Валы – сам не зная, зачем. Впрочем, тут же понял, что иначе не может – эту боль они примут вместе, разделив. Этого не отнять никому, даже… Мелькору.

Загородить лицо – от чужих взглядов: никто, кроме него, Курумо, не увидит последнего взгляда сотворившего – перед тем, как их связь прервется.

Рука бездумно совершает краткое, точное движение, и глаза с оглушительной болью заволакивает рдяная пелена, подобно раскаленному металлу, заливая мозг через отверстия глазниц. Пламя рассыпается роем искр, словно на тлеющую головню сапогом наступили.

Майа отступает, оборачивается, и теперь уже все видят глаза с поселившейся там пустотой – дело сделано, приговор исполнен, орудие сломалось. Курумо больше нет…

Манвэ как-то странно взглянул на майа: – Нет, ты будешь жить. Выбор сделан. Ты будешь жить – и помнить. Всё. Как все. Всегда. Ступай, майа Курумо, глава Белого Совета – твой неоценимый вклад в дело спасения Средиземья оценен по заслугам. Иди, Ауле ждет. Когда понадобишься, тебя вызовут.

Владыка взмахнул тонкой холеной рукой, давая понять, что аудиенция окончена, и отвернулся, не реагируя на то, как полыхнули темным пламенем глаза подмастерья Великого Кузнеца. Коротко поклонившись, тот быстро вышел из комнаты. Младший брат Властелина Тьмы с мрачной ухмылкой проводил взглядом младшего брата Темного Властелина. Не стоит упускать его из виду – впрочем, какая разница? Он действительно мертв. А кто – жив? Ау, есть кто живой?..

Курумо вышел из приемной Короля Мира оглушенный и словно оплеванный. Вещь, инструмент, исполнитель!!! «Будешь жить и помнить – как все. Всё». Непереносимо близко – сине-стальные глаза. Что он, Король, знает о – Памяти? Что – понимает? Ту боль? Ужас? Безысходность? Что он мог чувствовать тогда – он, подобный алмазному кристаллу? Только презирать умеет – всех и вся. Бессильный гнев душил Курумо. Кто он против Повелителя Арды? Слабый может только пресмыкаться. И – ждать. Выжидать. Того единственного, почти несбыточного мига, когда сможет нанести ответный удар. Надо превратиться в согнутый лук – натянутый лук. А терпения ему не занимать. Чему-чему, а этому – выучился. «Значит, к Ауле милостиво отпустил – что ж, спасибо, Владыка».

Майа приблизился к Кузнице. В окнах горел слабый свет. До слуха донесся привычный грохот молота, снаружи, впрочем, еле слышный. Курумо ускорил шаг. Вот и дверь. Уже различим хлюпающий свист мехов, надрывный шип раскаленного металла. Пришелец осторожно толкнул дверь и проскользнул в образовавшуюся щель. Он не успел поклониться – Ауле услышал шорох, успел оглянуться раньше и – подхватил готового согнуться перед ним Ученика. Его ученика, Илуватаром данного. Что ж, не имеешь смелости быть собой и творить, как хочешь – будешь строить свое счастье на горе других. Мелькора потеря – ему дар. Только – радостно ли от того? Нет места, нет покоя нигде его приемышу…

Опять – вернулся. В который раз? Теперь – из Средиземья? Один? А остальные Истари? А лицо – как тогда, после приведения в исполнение приговора Эру и Манвэ… Что стряслось с ним в Забытых землях?

Ауле крепко обнял хрупкие плечи майа, Тот был словно каменный – но Вала, знавший душу камня, чувствовал дрожь, словно перед обвалом.

Вала с усилием усадил нежданного уже посетителя на скамью. Махнул рукой в сторону подмастерьев-нолдор – те, сложив инструмент, тихо удалились, незаметно косясь на гостя.

– Наконец-то ты вернулся! – Ауле вглядывался в лицо Курумо, боясь расспрашивать.

– Рад тебя видеть, – негромко сказал майа. – Как ты, Учитель?

– Как всегда, как и положено Блаженному Вале – дивно. – Ауле широко улыбнулся – растянул углы губ. – Работаем потихоньку. А ты-то – как? – все же не выдержал он.

– Никак. То есть хорошо. Вот вернулся.

– И прямо ко мне?

– Нет, был у Манвэ и – у новых майар.

– Эльдин с Аллором?

– Ага. Они тебе что-то передать хотели, но… меня к Манвэ вызвали.

– Понятно. – Ауле слегка нахмурился, в глазах появилась тревога. – А что – Манвэ?

– Что… Разнос учинил… – пожал плечами Курумо.

– И что еще ему надо?

– Пока – ничего. Если что – вызовет.

Курумо сделал рукой в воздухе реверансивное движение. Потом зло стукнул кулаком по колену. Ауле беспомощно развел руками:

– Ну что, будем дальше жить?

– А есть другие варианты?

Великий Кузнец, не оборачиваясь, на ощупь вытянул из-под лавки бутылку. Молча кивнул на полку, где стояли вразнобой несколько кубков. Курумо снял пару, Ауле протер их рукавом и разлил поровну точной рукой Мастера:

– Ну что, понеслись?..

– А как ты к новым майар попал? – спросил Ауле чуть погодя.

– В Залах встретились. – В лице Курумо было нечто, не располагающее к выяснению подробностей его попадания в Мандос. – Странные они – не темные, не светлые. А у тебя они что, часто бывают?

– Заходят. Терпения особого нет, зато идеи… Я вот эскиз от него и жду – ничего, занесет позже.

– А что-нибудь посмотреть можно?

Ауле достал с полки несколько набросков: легкие конструкции, асимметричные формы, заостренные контуры – казалось, они просто замерзли на лету, не успев понять, что с ними произошло.

В руках у Кузнеца появилась диадема, соединенная с подобием ожерелья и сложной системой браслетов.

– Помнишь, ты когда-то выбросить собирался?

Курумо с некоторым трудом узнал некогда выкованную заготовку: то, что казалось ему застывшим, зашедшим в тупик, – ожило. Несколько небрежно, на первый взгляд, присоединенных элементов, связанных под причудливыми углами друг с другом, подчеркнули и словно разбудили изначально присущий этой вещи характер – то, что смутно ощущал, но не смог показать ученик Ауле. Он с некоторой завистью бережно отложил украшение.

– Дурак Артано, что потерял его, – пробормотал он, – они же оба видят Красоту. – Майа вздохнул.

– С такими оригиналами не враз уживешься, – усмехнулся Ауле. – Ты на это глянь.

Курумо повернулся туда, куда показывал взглядом Мастер, и только покачал головой – в крупном горшке с металлической стружкой рос поблескивающий куст, цепляющийся шипами вороненой стали за выбоины в стене. Несколько распустившихся цветков отливали багровым оттенком остывающего металла.

– Это что, живое?

– Вроде того. От цветочков, правда, прикуривать можно. А еще его желательно поливать – кузнечным маслом раз в неделю. – Ауле грустно подпер щеку кулаком. – Наверное, кусты – не саламандра, – пробормотал он.

– То есть?

– Так, ничего. Живность не может быть в огне, такого в Замысле нет. А это – видимо, на грани дозволенного. По дозволенную сторону все же.

– Это тоже – они?

– А кто еще? Так, магией баловались. То полчаса возятся, чтобы огонь разжечь, к чарам, видите ли, неохота прибегать, а то что-то вот такое забавы ради измыслят – учатся, мол. Что угодно с ног на голову поставят. Он и с кольцом, поди, в свое время так же развлекался.