Звездные самураи - Като Кен. Страница 36

— Ты привез с собой кого-нибудь, кто знает хоген?

— Конечно, мой господин. Переводчик!

Вперед выступил еще один воин.

Синго сказал:

— Прикажи крестьянам напоить лошадей и задать им корм. Мои люди должны быть готовы двинуться в обратный путь через час. — Он подозрительно взглянул на американца и отвел Годзаэмона в сторонку: — А ведь из Мияконодзё я вызывал не тебя. Отец, что ли, так распорядился?

— Нет, господин. Это была моя и только моя идея. Понимаете, у моих людей есть приказ в моменты политической нестабильности находиться в состоянии повышенной готовности. И кусок дерьма, которого вы послали гонцом, был перехвачен задолго до того, как достиг ворот Мияконодзё.

У Синго упало сердце.

— То есть, тебя следует понимать так, что ни мой отец, ни старший брат не в курсе того, куда и зачем вы отправились?

— Само собой.

— И никто не поинтересовался, почему отряд из пятидесяти человек без всяких объяснений вдруг покидает столицу?

— О, господин, наверное, со временем кто-то и заинтересовался, но мы умчались из Мияконодзё так быстро, что никто не успел и рта раскрыть.

Хатамото обнажил в улыбке ровные зубы, и сердце Хидеки Синго будто пронзило ледяное острие. Он сразу понял, что означает эта улыбка. Свобода, которой пользовались эти люди, была исключительно велика. Назначались они самим сёгуном и преподносились им в качестве «подарка» тем даймё, которым он не слишком доверял. Кое-кто из них был обыкновенным шпионом, другие выступали в роли песчинок, брошенных в политические раковины — для того, чтобы вокруг них начинали образовываться жемчужины для сёгуна. Иные были распутниками и любителями веселой жизни, а то и людьми с неуемным аппетитом, способным разорить любого гостеприимного хозяина. Как воины и интриганы наемники-хатамоти не знали себе равных. В армиях даймё многие из них дослуживались до ключевых постов. Они были форменными оппортунистами, причем, совершенно безжалостными.

— Конечно же, в принципе, наш отъезд готовился заранее, — продолжал хатамото. — Мы уже неделю ждем вашего прибытия, чтобы в качестве церемониального эскорта сопровождать вас на пути из Канои в столицу. Так что, вообще-то, мы были готовы.

— Понятно.

— Всем было известно, что нас отправят встречать вас, как только вы ступите на землю Осуми — ведь сыну повелителя квадранта Кюсю и свита полагается соответствующая, не так ли? Особенно, когда он везет с собой эту удивительную амигдалу.

При последних словах внимательно наблюдающего за ним огромного воина у Синго кровь застыла в жилах. Да защитят меня боги, подумал он. Воистину, я оказался в пасти тигра. Хайго Годзаэмон — невероятно опасный человек, заводится с пол-оборота. Много ли ему известно? Подкупил ли его Садамаса? Я и не могу ничего сказать ему об амигдале… и в то же время не могу прямо заявить, что ничего не знаю о ней. Как же быть?

— Ведь амигдала у вас, мой господин, не так ли?

Ледяной ужас заполнил низ живота Хидеки Синго, но усилием воли самурай заставил себя оставаться бесстрастным. Он заметил, что американец с возмущением смотрит на лежащее в двадцати шагах от них безголовое, сплошь покрытое мухами тело. Да, вот почему был забит до смерти гонец, понял Синго. Чтобы вытянуть из него правду о том, что на самом деле случилось с амигдалой. Значит, Хайго Годзаэмон знает. О, клянусь огненными вихрями Дзигоку, он все знает!

— Что ты сказал?

— Господин, я говорю, амигдала вероятно все еще у вас.

— К сожалению, мы попали в араси. И араси, скорее всего, породил тайфун. Когда мы попытались приземлиться, ветер перевернул нас, разбил шаттл и мы чуть не погибли.

— Да, господин, гонец рассказал нам об этом. — Хатамото пристально взглянул на Синго. Голос его стал почти заискивающим: — Вы должно быть, очень беспокоились. Представляю, каково оказаться здесь без всякой защиты и с такой драгоценностью на руках. Но больше вам волноваться не о чем. Ни одна живая душа не знает, что вы здесь, господин. Никто, кроме меня, Хайго Годзаэмона.

Смех хатамото был похож на хохот злого ками.

— Ты ведь пробыл с моим отцом много лет, — заметил Синго, отчаянно пытаясь перехватить инициативу.

— Да, господин, много-много лет. Я прибыл в Кюсю с армиями барона Харуми. Я еще помню штурм Хайнани и как мы разгромили армии вдовствующей императрицы, нагнав страху на ее флот. Мы тогда обвешали наши корабли высокопоставленными каньскими заложниками. А потом показали китайскому отребью, что настоящим воинам чужда их слащавая жалость.

Когда нам в руки попадали конфуцианские жрецы, мы обычно вспарывали им животы, а затем сажали за стол вместе с нами, чтобы они видели, как рис вываливается у них из брюха. Невероятно, сколько они ухитрялись сожрать! Потом, конечно, мы все равно убивали их — за трусость. Да, Хайнань мы прочесали очень тщательно. Помнится, один богатый человек сам перебил всех своих женщин, чтобы они не достались нашим солдатам, а когда понял, что мы случайно обошли его дом стороной, выскочил на улицу и покончил с собой. Ха!

Да уж, крови тогда мы напустили — море. У наших солдат был настоящий праздник. Сами знаете, на какие шалости пускается человек, занятый делом вдали от дома и семьи. «Ути ни ича хина-гаи, сото э деча така-гаи», как говорится в одной пословице-котовадза. «В семье — голубок, в людях — ястребок!» — Улыбка устрашающе искривила рассеченную шрамом щеку Хайго Годзаэмона. — Под началом барона Харуми служить было одно удовольствие. Добычи всегда полно, развлечений хоть отбавляй. Во время осады одной из планет мы прикончили сорок миллионов жителей. В живых осталось девять тысяч четыреста двенадцать человек, и барон Харуми приказал всех их ослепить. Мне было велено подносить их глаза к палатке барона на серебряных подносах, и сёгун всю ночь просидел, подсчитывая их кончиком своего танто. А мне сказал, что если недосчитается хоть одного глаза, то я расстанусь со своим собственным.

— Так, значит, тогда ты и потерял глаз? — вежливо спросил Синго.

Хайго Годзаэмон снова расхохотался.

— Нет, господин! Уж поверьте, я сразу позаботился о том, чтобы глаз оказалось больше — намного больше, — чем он думал. Ах, барон Харуми был, конечно, мужчина из мужчин! Великий полководец. С ним человек всегда знал чего он стоит. И, в отличие от некоторых нынешних людей, барон знал, какой рукой подтирать задницу.

— Хай, — быстро сказал Синго, заметив, что резкие нотки в голосе хатамото становятся все явственнее. Он почувствовал, что под хаори по спине струится пот, а в горле пересохло. Необходимо прямо здесь и сейчас назначить награду. — Ты молодец, что сумел добраться сюда первым. Я на это и рассчитывал. А тебе ведь известно, что в моих правилах достойно награждать за верность. Когда вернемся в Мияконодзё, не забудь напомнить, чтобы я наградил тебя. Причем очень щедро.

Глаза хатамото оставались мертвыми. Он молчал. Рука нажала на эфес дайто так, что изогнутый клинок оттопыривался сзади, точно обезьяний хвост.

— А сейчас возьми вот это. Просто так, пока небольшой сувенир, — неестественно громко сказал Синго, запустил руку под хаори, нащупал висящий на груди кулон — черную жемчужину, оправленную в ауриум, расстегнул замочек, снял кулон и протянул его Хайго Годзаэмону. Хайко подарок взял, равнодушно взглянул на него, поклонился и вернул хозяину.

Синго не успел среагировать, и кулон упал на землю. Ни тот, ни другой не шевелились.

— Господин, это очень великодушно с вашей стороны. Пусть нидзюхати бусю — боги двадцати восьми созвездий — хранят вас до конца ваших дней. Но у меня есть идея получше: почему бы вам не наградить меня по заслугам прямо сейчас?

Синго попытался взять себя в руки и взглянуть наемнику прямо в глаза, но, собравшись было ответить, краешком глаза заметил темную фигуру, которая медленно приближалась к ним, пробираясь между простертыми на земле крестьянами. Хидеки вымученно улыбнулся.

— Ясуко-сан!

Она подходила медленно, почти раболепно, крошечными шажками; когда наконец жена самурая остановилась, хатамото взглянул на нее с холодной вежливостью.