Гладиатор нового времени (СИ) - Йейл Алекса. Страница 47

— Когда?

— У вас час.

— Всего час? — уму непостижимо.

Берт вздохнул, неохотно отодвигаясь от Корделии. Поднялся. Обуваясь, он затянул шнурки туже, чем следовало. Приложил огромные усилия, чтобы не выругаться снова. То, что просилось на язык, было слишком для нежных женских ушей.

Затем Берт покосился на Корделию. Она была напряжена, но не проронила ни слова. Лицо ее сделалось отрешенным. Он много бы отдал сейчас за возможность заглянуть в ее светловолосую голову, прочесть ее мысли.

Пока они шагали к дому, он отметил, что боли в ноге почти прошли. Но Берт не смог порадоваться долгожданному облегчению в полной мере, поскольку гадал, останется ли хромота навсегда. Такое не лечится. Конечно, накануне Корделия очень выручила его, но спазм — мелочи в сравнении с инвалидностью. Боже, что за гадкое слово! И никакие целительные фокусы тут не помогут.

Отвратительно. Превратиться из матерого волка в неповоротливого опоссума, в случае опасности способного разве что притвориться мертвым.

— Там сумка с вещами, — проследовав за ними в дом, Виктор небрежным взмахом руки указал на диван. — Марина приготовила Корделии приличную одежду, — остановившись у парадной двери, он обернулся с невеселой усмешкой. — Думаю, скоро увидимся.

— Ты не изменяешь себе — хладнокровен до отвращения, — скривился Берт. — Типичный Виктор.

— Работа у меня такая, — пожал плечами его брат. — Сохранять спокойствие и держать голову холодной, — с этими словами Виктор скрылся за дверью.

Когда Берт осмотрел гостиную, Корделия уже достала из упомянутой сумки вещи. И теперь она крутила в руках небольшие сандалии.

Он был признателен ей за то, что не излила на него свои тревоги.

— Кто такая Марина? — осведомилась Корделия.

— Женщина Виктора, — пояснил Берт и, приблизившись, осмотрел принесенные вещи. Слава Богу, самые обычные. Значит, и ему можно будет ограничиться чистой футболкой и теми же армейскими штанами. Он никогда не любил официальные приемы и наряды.

Просто поразительно, как Марина за утро умудрилась собрать едва ли не целый гардероб. Маленький гардероб маленькой-маленькой одежды. Практичная до тошноты, она была профи по части бытовой магии.

— Ты же говорил, что никто из вас не хочет надевать на себя хомут, — без интереса, будто механически заметила Корделия.

— Так они ведь не женаты.

— Ясно, — только и сказала она, выбрав несколько вещей и прихватив сандалии.

И снова Берт отметил про себя, что, хоть Корделия и была заметно напряжена, отправляясь в спальню, она тщательно скрывала свои тревоги. Глядя ей вслед, он покачал головой: ему не дано понять эту женщину.

Сам он переоделся по-военному быстро и, на пару секунд задержавшись у комода, лениво почесал щетину. Стоило бы побриться, а то отросла она уже прилично… Да и плевать! Заседание совета собирали не для того, чтобы полюбоваться рожей подсудимого, поэтому какая разница, гладкая она или нет?

Уже через пять минут Берт вернулся в гостиную. На удивление ждать пришлось недолго. В отличие от большинства женщин, Корделия собралась очень скоро.

Когда она появилась на пороге, он замер. В простых темных брюках и льняной рубашке свободного кроя Корделия казалась совсем девочкой, юной и уязвимой.

У него екнуло сердце.

— Все равно великоваты, — невесело усмехнулась она, глянув на свои ноги, обутые в легкие сандалии с закрытыми носами.

— Корделия, — окликнул Берт.

— Да? — вскинула она на него взгляд.

— Сейчас самое время вспомнить все, что ты только знаешь. Любая деталь может пригодиться. От исхода заседания зависит наша с тобой судьба. Я понятия не имею, как Гедеон о тебе узнал, и мне все это не нравится, — он постарался говорить спокойно и твердо, не выдавая нервозность.

— Если бы я что-то знала, рассказала бы тебе, а не ему.

— Приятно слышать, и я даже польщен, но все же покопайся в памяти, поищи, за что нам уцепиться. Черт, — Берт провел рукой по волосам, взлохмачивая их, — я считал, что у нас в запасе больше времени.

— Например, я знаю про проект Грина.

— Нет. Не пойдет. Мы не поставим под удар Дога. Вспомни что-нибудь еще, — грубовато приказал он.

— Чтоб тебя, я пытаюсь! — отрезала Корделия. — Думаешь, мне не хочется иметь в рукаве хотя бы пару козырей? А знаешь что? Твоего друга все равно не убьют, а мне нужно выжить.

— Дог не просто друг, он — член семьи. Мы своих защищаем, — напрягся Берт.

— Тем более! В отличие от него, у меня здесь никого нет. Разве ты не понимаешь?

— Посмотри на меня, — ровным голосом попросил он. — Пожалуйста.

Корделия вскинула взгляд, и в ее глазах мелькнул панический блеск. Он был таким ярким, что Берту захотелось зажмуриться, но он продолжил смотреть даже чуть более пристально, чем позволяли приличия. Видимо, ему и впрямь не стоило так откровенно разглядывать ее лицо, поскольку она тут же вернула самообладание и опустила голову.

Казалось неправильным и противоестественным видеть страх на лице крошечной женщины.

Берт разозлился.

Черта с два с ней что-нибудь случится! У него сдавило грудь, и его зачастившее сердце подскочило к самому горлу. Берту захотелось запереть дверь, забаррикадировать ее и никого-никого не пускать.

Подавшись вперед, он практически прижался к Корделии и, ухватив ее за волосы на затылке, сжал их в кулаке. Она так и не подняла голову, поэтому Берт потянул за них, вынудив ее подчиниться.

— Ты мне доверяешь?

— Я… что?

— Ты. Мне. Доверяешь? В глубине души ты ведь знаешь, что я не причиню тебе боли?

Корделия задумалась на минуту, показавшуюся ему вечностью.

— Наверное, да, — скривилась она.

— Тогда выслушай меня, хорошо? Я не знаю, что сейчас начнется. И не знаю, чем закончится. Но могу пообещать одно — я сделаю все от меня зависящее, чтобы мы оба выбрались. Уяснила? Оба. Ты и я. Понимаю, мои слова не особо утешают, но, если начнется пекло, я не брошу тебя, лишь бы выбраться самому. Я поставлю тебя на первое место, — Берт с такой силой выталкивал слова из горла, что к концу речи почти задыхался.

Корделия широко распахнула глаза. Наконец-то он в полной мере увидел все ее эмоции, отражавшие его собственные — растерянность, страх, неуверенность. Однако Берт ни за что на свете не признался бы в них. Таковы уж традиции. Стереотипы, если угодно.

Но на самом деле… кто считает, что взрослые мужчины не боятся, тот просто не знает жизни. Если человек теряет способность испытывать страх, ему пора лечиться. Это против природы. Нарушение психики. Другой вопрос, что страх нужно преодолевать. Вот что есть сила. Она и характеризует мужчину.

Говорят, человек способен испытывать лишь одну боль — ту, что сильнее. Когда болит голова, верное средство — сломать палец. Если болит очень сильно, можно сразу ногу. Наверное, со страхом так же. Человек может испытывать лишь один страх — тот, что сильнее.

Берт точно знал, в какой момент перестал бояться за свою участь — когда испугался за Корделию. Как ни крути, ему грозил отнюдь не самый страшный приговор. Ни пожизненного заключения, ни смертной казни.

— Я уже говорил, что в нашу первую встречу счел тебя красивой? — невпопад выпалил Берт.

— Как-то речь не заходила, — Корделия выгнула бровь. — Если говорить о нашей первой встрече… когда ты сидел за решеткой… я чувствовала, что это неправильно, но не признавалась даже самой себе, — она неловко положила ладонь ему на грудь. Ощутив частое сильное биение, посмотрела Берту в глаза. — У тебя есть сердце. Очень жаль, что мы не встретились при других обстоятельствах. Мы бы подружились.

Судя по его физическому отклику на Корделию, не просто подружились бы. Берт тоже хотел бы встретиться с ней при других обстоятельствах. Но эта их беседа… слишком уж она напоминала откровения перед расстрелом, когда двое хотят сказать друг другу правду, в которой при иных обстоятельствах ни за что бы не признались.

Нет, никакого расстрела! Берт не был готов ставить точку.