Судная ночь - Каттнер Генри. Страница 1

Генри Каттнер, Кэтрин Мур

Судная ночь

Здесь, в мерцающих сумерках старого храма, вопрошающий безмолвно стоял перед Древними, ожидая ответа, которому он все равно не поверит.

Снаружи расстилались мягкие зеленые холмы и мглистые небеса Эрикона, но даже легчайшее дыхание свежего, сырого воздуха не проникало через порталы Обители Древних. Ничто преходящее не могло коснуться их. Они находились за пределами всех событий и перемен. Они жили здесь с тех пор, как первые серебристые корабли прилетели сюда через галактические просторы, и они никогда не умрут.

Отсюда, с Эрикона, биение могучего пульса империи распространялось в межзвездном пространстве, прокатываясь отдаленным громом над побережьями бесчисленных планет. Ибо раса, владевшая Эриконом, владела и всей Галактикой.

Многие короли и императоры безмолвно стояли в звездном сумраке перед Древними – точно так же, как сейчас стоял вопрошающий. Ответ следовал всегда, но лишь Древние знали, заключается ли в нем судьба того, кто спрашивает.

Древние были строго привержены своему странному кодексу. Никакой человеческий разум не мог постичь его. Никто из людей даже не знал, прошел ли он суровое испытание или же полученное пророчество открывает скорейший путь к смерти и забвению.

Безголосые и невидимые за своим высоким алтарем, Древние ответили на вопрос. Маленький пришелец, пожелавший разрешить свои сомнения, стоял и слушал в необъятной пустоте храма.

– Пусть сражаются, – безмолвно произнес оракул. – Потерпи еще немного. Твой час почти пробил. Они получат свой шанс в последнем конфликте, который уже приближается, и тогда ты поймешь, насколько они слепы. Будь терпелив. Будь молчалив. Наблюдай за их словами и поступками, но храни свою тайну…

Сто императоров Эрикона сурово глядели со своих портретов на Джулию, вступившую в полумрак их святилища, расцвеченный мягкими красками.

– Если бы я была мужчиной, то, может быть, ты бы послушал меня, – сказала Джулия, не поворачивая головы.

Ответа не последовало.

– Ты всегда хотел сына, – напомнила Джулия. Ее голос эхом отдался под высокими сводами и стрельчатыми окнами, забранными тонким пластиком пастельных оттенков. Солнечные лучи, падавшие через них, окрашивались в причудливые тона.

– Знаю, знаю, – произнес старый император с помоста за ее спиной. – В твоем возрасте я тоже был глупцом.

Обернувшись, Джулия наградила его неожиданной улыбкой. Даже сейчас, подумала она, время от времени можно увидеть, каким великим и ужасным человеком когда-то был ее отец.

Многочисленные предки смотрели на нее из своих хрустальных ниш, когда она проходила мимо. То были люди, покорявшие Галактику мир за миром, великие полководцы, обрушивавшие свои армии как гибельное пламя на чужие планеты в холодных просторах космоса. То были императоры, искушенные в политике, хорошо знавшие пути войны и мира. Они были свидетелями того, как цивилизация возжигала свои яркие маяки по всему космосу.

Наконец Джулия повернулась и медленно пошла обратно вдоль ряда позднейших властителей, для которых мир в Галактике и величие империи были чем-то совершенно очевидным. Вековая гордость наложила неизгладимый отпечаток на их лица. Люди с внешних планет почитали их как богов, да они и были подобны древним божествам в своей почти неограниченной власти. Немногие могли иметь целую планету как пьедестал для своего трона и наблюдать за звездами своей империи, медленным парадом марширующими по небесам. Такое знание могло наделить даже слабую личность поразительной гордостью и достоинством, но ни один из императоров Эрикона не был слабым человеком. Слабые духом не могли бы долго продержаться на троне Галактики Лайоне.

Последние три человека в длинном ряду познали унижение – почти столь же великое, как и их гордость. Во времена их правления в ночном великолепии небес появились первые мятежные звезды. Гнев и тайная печаль омрачили суровые лица императоров, чье правление подверглось дерзкому вызову.

Последним в ряду был портрет отца Джулии.

Она стояла в молчании, глядя сначала на молодого императора в хрустальной нише, а затем на старика, сидевшего на помосте со скрещенными на груди руками. Император тоже смотрел на свой портрет – через призму многолетнего опыта и тяжких испытаний.

– Да, – спокойно сказал он. – Тогда я тоже был глупцом.

– Глупо было оставлять их в живых! – с жаром воскликнула Джулия. – В те дни ты был великим воином, отец; может быть, величайшим в Галактике. Как мне хотелось бы встретиться с тобой тогда! И все же ты не проявил достаточно решительности. Истинно великий властитель должен быть безжалостным.

Император посмотрел на свою дочь из-под нависавших бровей.

– Тогда я столкнулся с трудной проблемой, – произнес он. – С той же проблемой, которая стоит перед тобой сейчас. Если бы я выбрал решение, которое предлагаешь ты, то, пожалуй, тебя бы здесь не было. В сущности, ты сидела бы в какой-нибудь пещере и обгладывала полусырые кости.

Джулия обожгла его взглядом ярко-фиолетовых глаз.

– Я бы уничтожила их, даже если бы это означало конец империи, – гневно заявила она. – Я бы истребила каждого, в ком есть частица крови х'вани, сожгла бы каждое здание на каждой их планете, а руины обратила в пыль лучами смерти! Я бы оставила их мертвую систему висеть в небе как предупреждение для грядущих поколений! И я еще сделаю это, клянусь сотней императоров!

– Может быть, дитя, если на то будет воля Древних. – Старый император продолжал изучать свое молодое лицо на портрете. – Когда ты повзрослеешь, то поймешь, что может означать война такого масштаба, даже для победителей. А в этой войне не может быть победителей.

– Но, отец, нам придется сражаться! В любой день, в любой час…

– Думаю, время еще не настало. Пока сохраняется непрочное равновесие. Они владеют окраинами и сырьевыми базами, но мы… у нас есть Эрикон, а это многое значит. Больше, чем все ресурсы, человеческие и материальные. Больше, чем все лояльные миры. Никто не знает, сколько династий миновало до воцарения нашей, но все знают, что раса Эрикона правит Галактикой.

– Лишь до тех пор, пока она владеет Эриконом. Но рано или поздно равновесие нарушится и они нападут на нас. Нам придется сражаться.

– Нам придется поискать компромиссное решение.

– Лучше сразу перерезать друг другу глотки и покончить с этим.

– Именно это я и пытаюсь предотвратить. Как ты думаешь, что станет с цивилизацией после всеобщей бойни? Это будет означать наш крах, даже если мы победим. Подойди сюда, дитя.

Джулия испытующе взглянула на отца. Она медленно повернулась, сунула большие пальцы под пояс с мечом и, звеня шпорами, поднялась на помост по низким ступеням. Здесь в строгом порядке располагались миры империи ее отца, протягиваясь длинным рядом слева направо. Она хмуро смотрела, как император кладет руку на огромный зеленый шар Эрикона в центре ряда и заставляет его вращаться под своими пальцами. Самоцветы, обозначавшие города, замигали и слились в сверкающем вихре.

– Вот наша империя, Джулия, – сказал он. – Этот мир. Империя означает нечто гораздо большее, чем… скажем, чем сотня завоеванных планет. Она означает мир, справедливость и правосудие, – Император печально покачал головой. – Я больше не могу предложить это всем мирам Галактики, но я не брошу лояльные планеты на произвол судьбы вслед за теми, которые мы уже потеряли. Если мое слово еще что-нибудь значит…

Он убрал руку с вращающегося глобуса. Яркие самоцветы городов снова таинственно замерцали на изогнутой поверхности.

– В конце концов, – продолжал он, – разве мир, которым мы так долго наслаждались, не стоит небольших уступок?

– Нет, – ровным голосом ответила Джулия. Отец смотрел на нее в тяжком молчании.

– Я могу сделать это для Эрикона, – заявила она и одним взмахом руки снова заставила глобус вращаться вокруг своей оси. – Пока у меня есть силы, империя будет принадлежать нам. Я не собираюсь делиться ею с волосатыми дикарями!