Геомант 2. Последний из рода (СИ) - Коротков Александр Васильевич. Страница 31
— Фтеротос — твои враги. Ваши кланы враждовали веками. Думаю, тебе стоит учитывать их резко повысившуюся активность. Как минимум, стоит опасаться того, что после завоевания Аттики они обратят внимание и на Крит.
— А с чего вдруг они зашевелились? Я так понял, что последнее время они не особо проявляли экспансионистские наклонности.
— Ты прав. Как только клан Якостроф «погиб», Фтеротос отошли от политики. Последние двадцать лет так и было, пока над ними стоял иерофант Мирон. Старик на склоне лет больше внимания уделял чистоте прибрежного пляжа, чем вмешательству в жизни людей. Но теперь все изменилось. У клана новые лидеры — брат и сестра. Сильные и амбициозные маги. Никто не знает, откуда они взялись, но, судя по именам, у них явно есть восточные корни.
— А что необычного в их именах?
— В Элладе не особо в ходу имена Джамал и Азиза. Так что в их крови явно есть восточная примесь.
Вас когда-нибудь били табуреткой по голове? Если да, ты вы легко сможете представить мое состояние в этот момент.
— Как ты сказал? — я не узнал собственного голоса.
— Джамал и Азиза. Говорят, что парень холоден и расчетлив, в отличие от сестры. По слухам, кровожадностью она может затмить даже мантикору. Что с тобой? Ты их знаешь?
— Нет. — через силу ответил я. — Просто неприятные воспоминания, не обращай внимания. Извини, мне нужно идти — слишком устал.
Надо ли говорить, что уснуть мне удалось далеко не сразу?
Может ли так быть, что мои убийцы избежали небытия и теперь вполне себе неплохо живут в этом мире? Еще пару месяцев назад я бы покрутил пальцем у виска, услышав подобное. Но не теперь. По нелепой ли случайности или же по чьей-то воле, я возродился в этом мире. Неужели то же самое произошло и с Джамалом и его паршивым псом, Азизом?
Против воли проклятая память в красках показала мне два самых ужасных дня моей прошлой жизни. Бесконечные мучения, ухмыляющаяся рожа Азиза, потоки крови из моего перерезанного горла. Штурм ангара, бледное лицо Воробья, изрешеченные пулями тела мучителей. Тогда, на краю смерти, я посчитал, что отомщен. Но нет. Видимо, у тех, кто дал мне второй шанс, крайне извращенное чувство юмора.
Не знаю, сколько я простоял посреди полигона. С трудом разжал до боли сжатые кулаки, краем глаза заметив, что на ладонях остались белые следы от ногтей. Если это действительно так, если гниды из Алькат Вальвалы воскресли в этом мире — я приложу все усилия, чтобы отправить их в окончательное небытие. И дело тут не в каком-то чувстве вселенской справедливости, хотя подобным выродкам нельзя позволять разгуливать по земле. Дело в мести. Прямо сейчас я чувствую ее дыхание на своей щеке. Слышу, как она настойчиво шепчет на ухо, приказывая найти врага и уничтожить. Желательно, максимально мучительной смертью. И плевать, на какие жертвы придется пойти.
Понадобилось некоторое время, чтобы кровавая пелена спала с глаз и ко мне вернулась способность связно соображать. Сейчас не время и не место предаваться мыслям о кровавой расправе над врагами — есть дела куда более насущные.
Я уселся прямо на землю, сложив ноги на восточный манер, и выложил из сумки перед собой тот самый булыжник, что дал мне Агатон, а также три одинаковых земляных шарика диаметром в сантиметр. Решение обратиться за снарядами к кузнецу — пока что единственно верное, накануне я в этом убедился. Достаточно было вспомнить, каких трудов мне стоило создать четыре абсолютно идентичных пули.
Взять одинаковое количество земли для создания снарядов не представлялось возможным — только если отмерять с помощью весов. И все равно на выходе получались далеко не идеально одинаковые снаряды — приходилось, словно ювелиру, снимать с них лишнее и придавать нужную форму с помощью магических импульсов. На четыре снаряда я угрохал часа три. Даже если представить, что со временем удастся ускорить процесс — все равно неоправданно долго. Не оправдывало временные затраты даже то, что на конечные пули я могу наложить какие угодно чары — то же самое я смогу провернуть и со «штамповками» кузнеца.
Подчиняясь моей воле и легким магическим импульсам, камень у меня в руках «потек», постепенно, штрих за штрихом, приобретая нужные формы. Само собой, я не стал пытаться изобразить что-то вроде кремниевого пистолета восемнадцатого века. Да и не было в этом нужды. Пистоль будет способна показать приемлемую точность и с гораздо более коротким стволом, если калибр пули и ствола будут разниться минимально.
Провозился я долго. Пришлось раз тридцать подгонять диаметр, сверяясь с размерами пули. В конце концов мне удалось достичь приемлемого соответствия. Я смахнул пот со лба.
— Зевс в помощь.
Позади меня обнаружился Менис. Козлорогий стоял, прислонившись к стене покосившегося барака и с интересом следил за моими манипуляциями:
— Чеего это ты мастеришь, паря? Я, конеечно, слышал, что некоторые из говна и палок могут конфеетку сделать, но впервые вижу своими глазами.
— Ты чего хотел то? Я тут немного занят. Если у тебя винище кончилось, то обратись к коменданту. Он выделит.
— Этого добра полно. Я тут, чтобы выяснить, чеего хочешь ты.
Вопрос поставил меня в тупик:
— В каком смысле «чего хочу я»?
— Ну напримеер, не хочешь ли ты заныкать свою брюхатую подружку? До того момеента, как любой желающий сможет увидееть, что она округлилась там, где не должна округлиться.
Я вздрогнул:
— Откуда ты знаешь?!
Но Менис не услышал легкой угрозы в моем голосе. Или сделал вид, что не услышал:
— Я же все таки сатир. Плодородие — это по нашей части. В том числее и приплод всякого рода живности. Мы всегда чувствуем подобное.
— Лиа — не «живность».
Но сатир лишь в очередной раз пожал плечами:
— Все мы — в той или иной стеепени живность. Кто-то — двуногая, кто-то — рогатая, кто-то — кровососущая и проклятая. Итог один. Ну так что? Подумал, гдее скроешь её и дитё?
— Подумал.
— И как? Успеешно?
— Пока не очень.
— Я так и думал. Иди за мной.
Я не стал допытываться, куда он собирается меня отвести. Все равно ведь не скажет. Несмотря на его скверный характер, сатиру я доверял. Козлик уже несколько раз приходил мне на выручку в очень трудных ситуациях. Проще говоря, спасал мою задницу, так что вряд ли сейчас вдруг решит устроить какую-нибудь подляну.
Выйдя с территории казармы, сатир повернул налево и, смешно семеня короткими ножками, уверенно направился к западной части города. По дороге сатир весело комментировал все происходящее вокруг, пытался заглядывать под юбки матронам, пел похабные песенки, скакал на одной ножке, облаял какую-то дворнягу, а затем достал откуда-то из карманов дудочку и начал наигрывать незатейливую, но, надо признаться, красивую мелодию. Я же стоически старался не провалиться сквозь землю и всеми силами делал вид, что вообще его не знаю.
— Какого хрена ты творишь? Ты привлекаешь слишком много внимания! — прошипел я, когда удалось подобраться к нему поближе.
— Послушай, паря. Целенаправленно идущий куда-то сатир в компании хмурого мужика привлечеет куда больше внимания, чем мое обычное поведеение. А так они забудут про меня через двее минуты.
Скрепя сердце, я признал, что он прав. Даже барышни, под чьи юбки удалось заглянуть Менису, всего лишь вяло отругивались и не спешили поднимать шум. Не зря в учебке нам не уставали повторять: хочешь затеряться в толпе — веди себя так, чтобы никто не заподозрил фальши. И тогда тебя никто не вспомнит.
Идти пришлось долго. Мы несколько раз свернули, сменив направление, пока наконец не подошли к краю величественного парка. Его размеры оценить не представлялось возможным, но, судя по всему, размерами он не уступал десятку футбольных полей.
— Ты решил устроить пикник?
— А ты видишь у меня с собой жбан вина и тушу барана? Вот и не задавай тупых вопросов. Нам туда.
Сатир уверенно зашагал между толстенных стволов вековых деревьев и мне ничего не оставалось, кроме как последовать за ним. Мы пробирались все глубже и глубже, пока деревья не стали реже, образуя небольшую свободную прогалину. Менис остановился, внимательно глядя под ноги. Я проследил за его взглядом и сразу же заметил красные, с белыми вкраплениями, широкие шляпки. Мухоморы. Только вот росли они необычно, образуя правильную широкую окружность метра два в диаметре.