Возвращение Остапа Крымова - Катунин Василий. Страница 32

Не доверяя печать Фонда даже Крымову, Николай Казимирович лично ставил штамп своей фирмы на всех письмах. Его могучая рука без устали подымалась и опускалась, как могучий пролетарский молот. Равномерный стук доводил Нильского до зубной боли. Учитывая поточность производства и сжатые сроки, Буйный сделал факсимильную печать своей подписи, но ее тоже никому не доверял. Когда в очередной раз Жора заехал в офис за новыми мешками с почтой, Буйный, занеся руку для очередного удара штемпелем, обратил внимание на его старую потертую кожаную куртку, зашитую на рукаве.

Четвергов, где вы взяли деньги на покупку этой куртки? В свое время она, наверняка, стоила тысячу рублей.

Это подарок дедушки — красного командира. Портупею я уже обменял на бейсболку, — отшутился Жора, не желая вступать в диспут с идиотом.

Учтите, Четвергов, я не дам примазаться к моему Фонду всякому жулью, — грозно произнес Буйный, проколол Жору насквозь чекистским взглядом и опустил могучий молот с печатью.

Поскольку Крымов запрещал соратникам делиться своим мнением со вспыльчивым председателем Фонда, Жора просто обошел Буйного и показал его затылку поднятый средний палец руки.

Соратники работали просто на износ. Почты было столько, что вся комната была завалена конвертами и бумагой. Нильский с затемнившимися от бессонницы глазами часто ворчал:

Ничего у него не получится. Народ уже не тот, сейчас не поверят даже родной маме.

Остап, как-то услышав пораженческие слова президента, отечески похлопал его по плечу.

Плохой из вас психолог, Нильский. Еще месяц назад, когда избирателей вусмерть задергивали по радио, телевидению и живьем, они бы просто не распечатали письмо. А сейчас, заброшенные на четыре года своими избранниками, они могут клюнуть. Тем более, что халява всегда найдет своего любителя.

Крымов оказался прав. На пятнадцать тысяч писем пришло пять тысяч ответов с заявлениями о вступлении в Фонд.

Организованные «начканцем» Быкадоровым группы ходячих пенсионеров широким фронтом охватили аптеки города. Фармацевтам предлагалось пожертвовать просроченные лекарства, витамины и средства гигиены. Аптекарям выдавались справки от Фонда о пожертвованиях, при этом указывались максимальные цены. Окончательно сопротивление благодетелей было сломлено выпиской из служебной инструкции налоговой инспекции о том, что благотворители могут освобождаться от бесконечных поборов коммунальных служб города в фонды их развития. На третий день начала сбора стали поступать первые пожертвования. В арендованный школьный зал свозились просроченные витамины, аспирин без срока годности, военные аптечки1948 года, лишенная сертификата зубная паста, выдохшаяся настойка боярышника, женские пояса и вышедшие из моды старые одеколоны. На третий день сбора пожертвований в актовый зал явилась делегация, состоящая из ветерана-туберкулезника и двух крысоподобных старушек-Шапокляк. Это была комиссия, выбранная новоиспеченными членами Фонда и направленная для контроля за фактами злоупотреблений и хищений со стороны руководства. Общественную комиссию, которая явилась с самыми грозными намерениями, Остап, чтобы она не путалась под ногами, поставил у дверей актового зала для охраны.

Боже мой! Как я знаю эту страну! — восклицал Крымов, печально качая головой. — Не успели организовать благотворительную раздачу, а уже ее же участники организовали народный контроль. Кстати, по моим подсчетам, скоро должны пойти письма в прокуратуру, так что у нас остается мало времени. Когда безвинного Буйного привлекут к ответственности, то представляю, как он будет жалеть, что не украл хотя бы полпачки заветрившегося масла.

Сам же Буйный от нервного переутомления попал в больницу с диагнозом «острое умственное истощение». Совет Фонда, созданный Буйным за неделю до этого, созвал экстренное совещание, на котором была принята резолюция и отправлена в письменной форме в больницу. В ней говорилось: «Совет Фонда путем голосования принял постановление о том, что двадцатью голосами против семи желает вам скорейшего выздоровления».

Остапу до завершения подготовительного периода нужна была массовая акция, и ее день настал. После обзвона всех членов Фонда наступили суббота и воскресенье, когда «солидарны» выстроились в очередь у актового зала школы. Строгая ревизионная комиссия пропускала внутрь по двадцать человек, выделяя по пять минут на ознакомление со списками и десять минут на выбор. Над шумящей толпой одиозной фигурой возвышался Буйный, громче всех требующий тишины. Откуда-то взялись пресса и телевидение. Николай Казимирович давал интервью, заранее предупреждая корреспондентов, что за каждый вырезанный кадр они ответят перед народом.

«Солидарны» размели все, включая просроченные женские тампоны «Флора», вопреки утверждениям Жоры, что такими сейчас уже не пользуются. Всего было обслужено полторы тысячи человек, но те, кто не пришел по своему неверию и занятости, вечером уже знали, что Фонд заработал на полную катушку. По рядам членов Фонда кругами пошло здоровое возбуждение, и на адрес штаб-квартиры поступило полторы тысячи дополнительных заявлений о приеме. В райисполкоме, где недоумевали по поводу происшедшего, царила растерянность. Акция была проведена настолько скрытно и молниеносно, что исполком не успел к ней примазаться, и начальнику орготдела был объявлен выговор. Председатель хотел вызвать руководителя Фонда, но узнав, что это — Буйный, отказался от этой затеи.

Акция «Солидарности-18» получила широкий резонанс в городе. К Остапу посыпались заманчивые предложения. Бывший казначей городской еврейской общины Петр Молох обратился к Остапу с предложением принять на свой Фонд пять тонн маргарина, присланного американскими хасидами для евреев Харькова. Молох был назначен уполномоченным по распределению и уже три недели мучился, не зная, как получше организовать хищение. Маргарин начинал портиться, к тому же сведения о нем начали просачиваться в ряды членов общины. Увидев по телевидению интервью с Буйным, Молох понял, что за этим помешанным стоит чья-то умная голова. Молох вышел на Крымова и первым делом поинтересовался, есть ли среди членов «Солидарности-18» евреи. Узнав, что таковые имеются в достаточном количестве, Молох напрямик предложил Остапу за тридцать процентов натурой списать на свой Фонд всю партию маргарина. Остап обиделся:

Вы попали не по адресу, голубчик. Я соглашаюсь принять деньги только тогда, когда мне их дают добровольно. За всю свою жизнь Крымов не украл ни копейки. Несмотря на всю заманчивость вашего предложения, я посоветую вам поискать жулика в другом месте.

После этого, по просьбе Крымова, Жора спустил Молоха с лестницы, добавив от себя лично пинок в зад. Провожая взглядом убегающего бывшего казначея, Жора подумал о том, что лично ему вариант Петра Израильевича Молоха очень понравился. Но с субординацией на фирме было очень строго, и Жора должен был подчиниться указаниям начальника.

Во вторник Остап собрал утомленную недельной напряженной работой бригаду. Буйный уехал на областное радио выступать, как пошутил Крымов, в прямом «кефире». «Начканц» Быкадоров развозил остатки «Флоры» по надомницам. Остап обвел Нильского и Жору усталым взглядом.

Самое тяжелое уже сделано. Через неделю у нас будут приличные деньги. Даю вам день отдыха и приступайте к следующему разделу нашего «Великого пути». Остальное — это уже мое дело.

Когда Нильский с Пятницей, довольно посмеиваясь и подбадривая друг друга толчками, вышли из комнаты, Остап придвинул к себе личные дела судящихся кандидатов в Верховную Раду. Раскладка сил была самой благоприятной. Первый тур выиграл коммунист, секретарь районной партийной ячейки Федор Бойко. Всего на пятьсот голосов от него отстал банкир Сергей Ашотович Петросянц. За ним ноздря в ноздрю шел либерал Нанайцев и замыкал лидирующую группу профессор Юридической академии Пинский. Остальные кандидаты, безнадежно отставшие, не представляли для Остапа интереса, за исключением Александра Гугиля, независимого кандидата, руководителя общественной организации с длинным названием «Фонд возрождения и развития исторических памятников Харькова». Занявший десятое место Гугиль после выборов в сердцах собрал свои вещи и уехал на ПМЖ в Израиль.