Сергей Павлович Королев - Ребров Михаил. Страница 23

Бригаду особого назначения формировал генерал А. Ф. Тверецкий на базе 92-го гвардейского минометного полка. С нее-то и началась новая профессия ракетчиков-испытателей, людей особого склада ума, особых умений и знаний, особой ответственности. Знания и умение приобретались по ходу дела, стараниями, желанием постичь технику века, научить ее летать, попадать в цель. Да простят меня капьяровцы всех поколений, что не могу назвать их поименно, — в короткой главе это просто невозможно. Но хочу склонить голову перед всеми, кто строил полигон, кто испытывал ракеты, кто их пускал по «программным заданиям».

С Василием Ивановичем Вознюком Королеву приходилось общаться почти ежедневно. Генерал сразу понравился ему. Человек волевой, завидного организаторского таланта, прошедший войну в частях гвардейских минометчиков, мужественный, умеющий вникать в сложные технические проблемы, он нес этот тяжелый груз многие годы, стараясь не вызывать гнева главных конструкторов, промышленников, кураторов из ЦК и ведомства Берия. Только можно ли примирить тех, чьи «интересы» порой ох как расходились. И подозрения были, и угрозы, и недовольство старших начальников, которые радели о внешнем лоске перед прибытием «гостей и комиссий».

Сроки для подготовки и проведения первого пуска предельно сжатые. Но эти сроки установлены Центральным Комитетом партии и правительством, потому мысли об отсрочках или переносах не приходили в голову. Работы организовывались, как сейчас говорят, по-фронтовому. Да и большинство тех, кто был послан в эти приволжские степи, были бывшими фронтовиками.

Сохранилась фотография: Королев, Пилюгин, Воскресенский, Смирницкий… В полигонных куртках и шлемах, молодые, разгоряченные, улыбающиеся. Еще один пуск прошел успешно.

Удачный пуск, потом неудачный. Снова удачный… Сколько их было! К истине шли методом проб и ошибок, через победы и разочаровывающие тупики, теряя товарищей и укорачивая свои жизни.

Осень 1947-го. Первые испытания баллистических ракет. В стороне от стартового стола, за бугорком, «панцерваген» — так называли бронемашину управления. В ней — как сельди в бочке, ни повернуться, ни продохнуть. Николай Пилюгин, командир отделения стартовой команды, прижат к своим приборам. Для кого-то он инженер-конструктор со стажем, а для тех, кто в броневичке, рядовой оператор. Королев должностью постарше, но пыхтит за спиной товарища.

Раннее утро. Небо отливает желтизной. Ракета на стартовом столе как свеча посреди степи. Поначалу было тихо, потом началась суета. Время торопило, да и начальство из Москвы нагрянуло. К назначенному часу все поутихло. Ждали. Что-то сейчас будет?

— Готовность одна минута…

— Зажигание…

— Пуск!

Когда двигатели запустили — сразу огонь, дым, клубы пыли и грохот ужасный. «Свеча» стоит. Неужто случилось что-то? Нет, пошла. Сначала тихонько, медленно, а потом все быстрее и быстрее… Все выбежали из землянок, из спрятанных в аппарелях машин, стали поздравлять друг друга. Королев стоял поодаль ото всех. Слеза катилась по щеке, и он смахивал ее тыльной стороной ладони. К нему подошел Вознюк:

— С днем рождения, Сергей Павлович.

— Спасибо, Василий Иванович, спасибо. Такие дела начинаем, такие дела… — Королев улыбнулся и поднял голову к небу. — Ушла, родимая…

Потом — второй пуск, третий, четвертый… Из «панцервагена» не выходили — выскакивали. Жадно глотали свежий воздух, закуривали, шумно обсуждали результаты. Позднее построили специальный бункер. С аппаратурой, перископами, линиями связи, контрольно-измерительными приборами, индикаторами телеметрии. Народу в нем заметно прибавилось, а вот отвечали за подготовку к пуску и сам пуск немногие. Среди них — Б. Е. Черток, Л. А. Воскресенский, Н. А. Пилюгин, Н. Н. Смирницкий. Ну и конечно же Королев.

Были у Эс-Пэ и свои суеверия, или традиции, — не знаю, как точнее назвать. Но эти своеобразные «ритуалы» главный конструктор соблюдал неукоснительно. Ни один пуск не проводился без оператора на старте — капитана Смирницкого (потом он станет генерал-лейтенантом, начальником Главного управления ракетного вооружения). Как-то Королев резко спросил, появившись на «площадке»:

— Где Смирницкий? Он что, не знает распорядка дня?

— Сергей Павлович, он болен, — объяснил Вознюк.

— Чем?

— Экзема, на руки смотреть страшно, я его отпустил.

— А меня вы спросили, кого отпускать, а кого нет? Срываете работу, срочно пошлите за ним.

Смирницкий прибыл через полчаса. Руки держал за спиной, доложился, попросил прощения.

— Покажите ваши руки, — потребовал Королев, а когда увидел, сник, смутился. — Это ты меня прости, Николай Николаевич, не то я сделал, лечиться тебе надо, прости. Понимаешь: не могу я без тебя. — Вздохнул и добавил: — Садись в мой «газик» и поезжай в санчасть.

— Я уже там был, Сергей Павлович. Врачи говорят, что виноват климат. Пройдет. Давайте пускать…

А еще такая была традиция: у стоящей на стартовом столе ракеты справляли малую нужду — «иначе не улетит».

Начинали со стендовых испытаний. Огромный по тем временам стенд (сорок пять метров в высоту!) соорудили на краю оврага. Поодаль было несколько землянок, в одной из которых заседала Госкомиссия. Когда начали прожиги, многие впервые увидели мощь пламени, выброшенного двигателем ракеты. Слепящая и ревущая струя рвалась вдоль бетонного желоба и уходила метров на четыреста, поднимая удушливую пыль, заслонившую полнеба. Шестьдесят долгих секунд длился прожиг. «Королев ходил королем», — говорили очевидцы. Стенд выдержал, двигатель — тоже, а вот бетон выгорел до арматуры. Но это было мелочью. Главное то, что все поняли: ракета родилась.

В «монтажках» ни выходных, ни сменной работы не знали. Королев торопил. Без грубого нажима, без упреков и угроз — своей добротой. И тем, что сам не знал отдыха, работал по ночам, разве что баньку не пропускал. Вознюку и другим покоя не давал. «Людей обустраивать надо», — повторял каждый день, а в ответ слышал от генерала: «Надо, очень надо, только скажите об этом в Москве, пусть хоть досок и фанеры пришлют».

Первый пуск прошел удачно. 18 октября 1947-го вошло в историю как день рождения ракет дальнего действия. Казалось — дело пошло. Но при новом старте ракета взорвалась. Еще один пуск, и снова неудача… На стартовой площадке «запасное изделие». По команде из пусковой кабины, переделанной из ильюшинского штурмовика, ракета взмывает, набирает высоту, точно ложится на курс и попадает в расчетный район. Народ ликовал — ведь всего-то год прошел. Тяжелый, изнурительный, но всего год. Не радовался лишь главный виновник успеха. В тот же вечер в своем вагончике Королев скажет ближайшим соратникам: «Нужна новая ракета, у этой нет будущего».

Альтернативный вариант был. Во второй половине 1946 года по предложению Королева и Глушко были выполнены проработки новой ракеты, названной позже Р-2. На стенде были вскрыты резервы двигателя и показаны возможности его значительного форсирования. Главный параметр нового изделия — его дальность вдвое превосходит возможности «Фау-2». В работе помимо В. П. Глушко активное участие приняли Н. А. Пилюгин и М. С. Рязанский. Эскизный проект Р-2 был защищен Королевым в апреле 1947 года на научно-техническом совете НИИ-88, в работе совета участвовал и министр вооружения СССР Д. Ф. Устинов.

Первые послевоенные ракеты Р-1 и Р-2 были одноступенчатыми (так же, как и созданные на их базе геофизические высотные В-1А и В-2А). В 1951 году была спроектирована новая, Р-3, со стартовой массой более семидесяти тонн. Собранные в пакет три такие ракеты уже тогда могли вывести на орбиту небольшой спутник. У ракетчиков Капьяра свой довод — связка надежности не даст, а всяких сложностей добавит. Тогда и решено было Р-3 не запускать в производство, а сразу начать разработку более мощного носителя.

Уже в те годы конструкторы и ученые рассматривали ракеты не только как средство обороны, но и как мощный инструмент научных исследований. Не было ни одного экспериментального полета, чтобы на борту ракеты не стояли приборы, созданные различными научными центрами страны. Так зарождался «ракетный флот» Академии наук. Академические ракеты стартовали с Капустина Яра на высоту 100, 200, а позже 500 километров. На этих ракетах поднимались на космические высоты и животные.