Люди огня - Волховский Олег. Страница 69

— Что я должен делать?

Господь победно улыбнулся.

— Не мне тебя учить. Ты же знаешь историю инквизиции.

Я возвращался к себе и думал о том, что римским кесарям тоже было все равно, во что верят их подданные, — лишь бы поклонялись статуям императора. Сравнение неприятно кольнуло. Как резкий звук набатного колокола.

Мы с Матвеем сидели за столом, поставленным на ступенях алтаря церкви святого Франциска Ксаверия — самого большого католического храма Токио. Никакой местной специфики в архитектуре не чувствовалось: Возрождение и Возрождение — такие же своды, такие же витражи.

Перед нами проходили сотни людей, обходили алтарь, двигались к выходу. На выходе им выдавали специальные пропуска, свидетельствовавшие о подлинности Знака Спасения. Матвей смотрел на проходящих во все глаза. Иоанна я отослал работать в тюрьмах. Даже не потому, что он был мне несимпатичен — просто здесь было довольно одного, способного различать Знаки.

Пятнадцать дней, объявленных мной в качестве Срока Милосердия, благополучно миновали. Но это не значило, что эти две недели мы бездельничали. Я обещал простить всех, кто явится добровольно, но не обещал сидеть сложа руки.

Дневник Сугимори, к сожалению, пока не расшифровали. Зашифровано было по книге, по какой — неизвестно. Пришлось действовать иначе.

С первого дня в аэропортах задерживали всех монахов христианских орденов, пытавшихся вылететь на материк. Я решил не ограничиваться одними иезуитами. Кроме того, я приказал выяснить все связи Луиса Сугимори, особенно касающиеся его религиозной деятельности. Задержанных прибавилось. Тюрьмы постепенно заполнялись.

Явившихся добровольно сначала было немного. Но с распространением слухов об арестах их число прибавилось. Впрочем, не попадалось ничего интересного. Неприсягнувшие. С них взяли присягу и отправили по домам.

Я пытался сделать Инквизицию такой, какой ее хотели бы видеть святые первых пяти веков христианства — решительной, но милосердной. Инквизиции как таковой тогда не было, но преследования еретиков уже начались. Тем не менее смертная казнь еще ужасала.

Журналюги потребовали у меня объяснений. Я выступил по телевидению и попросил не волноваться. Никто по будет наказан без вины. Если задержанный невиновен — ему не о чем беспокоиться. Это только превентивная мера.

Что-то часто я в последнее время поминал превентивные меры.

Но никого с фальшивым Знаком мы пока не обнаружили. Выловили нескольких монахов без Знака, но никто из них не отказался от присяги Эммануилу.

Я склонялся к тому, чтобы их выпустить. Но Господь остановил меня.

— Задержи хотя бы тех, кто занимает в орденах видное положение, и знакомых Сугимори.

— Бесполезно, Господи. Их допросы ничего не дали.

— Допроси их по-другому.

Я посмотрел на него с безграничным удивлением.

— Успокойся, Пьетрос. Я не призываю тебя к средневековым жестокостям. Ну есть же наркотики!

— Наркотики отнимают свободу воли. Это не по-христиански.

Он вздохнул.

— Пытки тоже отнимают свободу воли. Однако инквизиторы их применяли.

— Это было признано ошибкой.

— Да! В спокойную эпоху лени и религиозного равнодушия. Но если бы восемь веков назад Инквизиция не проявила решительности, от христианской церкви ничего бы не осталось. Еретики всевозможных толков — манихеи, богомилы, павликиане, катары, вальденсы — поглотили бы ее полностью. Некому было бы нести Свет Христов. Сейчас мы стоим перед таким же выбором. У нас слишком мало времени, Пьетрос. То Царство Будущего Века, которого чаяли все христиане, наступит не более чем через год. Вот срок, который нам остался! И в этот срок мы должны спасти многие и многие души, чтобы миллионы достойных вошли в Царство Божие вместе с нами. Тогда я обниму тебя за плечи и проведу под хрустальные своды Неба. Но разве наше счастье может быть полным, если кто-то останется за порогом? Это твоя аскеза, Пьетрос. Помни, что строгость — только форма христианской любви, а жалость — одна из страстей, ничуть не лучшая, чем все остальные.

В тот же день я поручил Марку связаться со Службами Безопасности разных стран по поводу нетрадиционных методов ведения допроса. Мне казалось, что он лучше меня умеет общаться с этими людьми. Марк удивился, но послушался.

Нам прислали специалистов, но я медлил. Очень хотелось обойтись без этого.

Пока я начал с другого конца. Приказал явиться в церковь святого Франциска Ксаверия всем руководителям предприятий, главам общин и монастырей независимо от вероисповедания и приходским священникам. Этих людей надо было проверить прежде всего. Потом они сами должны были заняться своими подчиненными и приказать им принести присягу, пусть даже во второй раз. Плевать! Не крещение.

При корпоративной системе Японии этот выход казался самым разумным. Правда, присяга из сакральной превращалась в гражданскую… Ну и ладно. И так работает.

Сколько всего влиятельных людей в городе? Около одного процента? Или больше? Население города — несколько миллионов человек. Значит, мы должны проверить несколько тысяч. И это только Токио. А если виновные покинули город?

Я не мог закрыть Токио. Экономика этого не выдержит. К тому же было время буддистского поминовения усопших. Праздник О-Бон. Японцы потянулись на кладбища. Впрочем, посты на выездах усилили, у всех въезжающих и выезжающих проверяли Знаки. Да что толку! Обычный полицейский не отличит поддельный Знак от настоящего.

Отловили еще пару сотен неприсягнувших. И то дело! Если они соглашались принести присягу и принимали причастие Третьего Завета — их отпускали. Если нет оставляли в тюрьме.

Я уныло смотрел на проходящих перед нами людей. Количество их удручало. Мы с Матвеем парились здесь уже третий день.

— Бесполезно, Матвей! Тот, кто виновен, ни за что сюда не явится, — шепнул я.

— Ошибаешься, — медленно проговорил мой коллега. — Эту проверку просто не воспринимают всерьез. Я ведь даже рук не смотрю.

— А как ты это делаешь?

— Просто чувствую.

— А что же Сугимори не почувствовал?

— Не пытался. Здесь надо настроиться.

— Ладно, молчу.

Уставал Матвей страшно. В конце каждой такой проверки мне приходилось отпаивать его коньяком. Работали по десять-двенадцать часов в день. Я сам спал часа по четыре. К тому же мне надо было отдавать приказы об арестах и следить за тем, что происходит в тюрьмах.

То, что я отказывался пытать других, оборачивалось пыткой для меня самого. Но ничего! Потерпим. В Средние века считалось, что мучения грешников в аду должны доставлять радость праведникам. Увы! Я родился в другое время. Мне это не доставит радости. Лучше я не посплю, чтобы грешников в аду было поменьше.

— Третий от второй колонны, — шепнул Матвей. — В сером костюме.

Здесь каждый второй в сером костюме! Однако я проследил за взглядом Матвея. Средних лет японец, ничем не примечательный. Я кивнул охранникам, стоявшим у колонны. Японца без лишней грубости взяли под руки и подвели к нам.

— Покажите руки, пожалуйста.

Знака не было. Чего и следовало ожидать.

— Угу, — устало сказал я. — Вы задержаны.

На сегодня пятый. Всего-то! Как же это меня достало!

Я вынул сотовый и позвонил Марку:

— Марк, слушай… Я даю добро. Да, на это. Пусть ребята поработают. Только ласково, без передозировок. Чтоб все были живы! — Последние две фразы я добавил в порядке самооправдания. — Я сейчас приеду.

Аскеза так аскеза! Если я обрекаю людей на это унижение — я должен видеть последствия собственных приказов. Иначе я просто трус.

ГЛАВА 5

Было около девяти вечера, когда я вошел в здание токийской городской тюрьмы. Здесь не было отдельной инквизиционной, пришлось потеснить воришек и их следователей.

У лестницы я нос к носу столкнулся с Марком.

— Четвертый этаж, — коротко сказал он.

— А ты?

— Домой. Я солдат, а не ищейка.