Иллюзия преданности (СИ) - Близнина Екатерина. Страница 47

— Неспящий пользу приносит. Его глаза…

— А что, если Карьян догадается дать своей пташке его глаза? — сердито перебил друг. Почему-то он смотрел не на Терри, а куда-то поверх его головы. Почти без перехода он повысил голос и весело сказал: — Привет, Вария. Поужинаешь с нами?

Девушка с подносом в руках в нерешительности остановилась возле их столика. Терри отвел глаза, внезапно заинтересовавшись причудливым рисунком напольной плитки. Арри толкнул его ногой под столом.

— Слышала, брюзга Сэтер ногу сломал? — чрезмерно жизнерадостно спросил Арри. — Я кое-как выцарапал у него проходной балл на первом курсе, а он взял и сам ногу сломал, каково а?

Вария огляделась и все-таки поставила поднос на их столик.

— Вроде ничего страшного с ним не стряслось. А вы двое опять Карьяна обсуждаете? Никак не оставите его в покое? — она бросила недовольный взгляд на Терри, но тот предпочел сделать вид, что напрочь оглох на оба уха и заработал временное косоглазие.

— Восхищаемся его Неспящей птичкой, — миролюбиво объяснил Арри. — Неспящие птички выгодно отличаются от живых тем, что не сгорают в барьере, не правда ли?

Вария только-только взяла ложку, а после этих слов с отчетливым стуком отложила ее в сторону. Уставилась на Арри тяжелым немигающим взглядом. В тени ее миндалевидные темные глаза на смуглом лице потеряли искру и выглядели неживыми.

— О чем ты? — спросил Терри, отвлекшись от созерцания растительного узора на плитке.

— До того, как ты пришел учиться, мы с Карьяном были приятелями. У нас схожая история, мы оба нацелились стать лучшими. Это, знаешь ли, сближает, — хмыкнул Арри. — Но была у Карьяна какая-то блажь, которую я так и не смог понять. Он не хотел мириться с тем, что в Академии не живут птицы. Проносил их тайком и выпускал.

Терри застыл с распотрошенным куском хлеба в руках. Воображение мигом нарисовало живописную картину, как какая-нибудь вольная коноплянка, ничего не подозревая, летит вперед и внезапно оказывается в барьере. Его ведь почти не видно, тем более глупым пташкам, привыкшим к свободе…

— Вам не понять, — дрогнувшим голосом сказала Вария. — Вы даже не можете понять, почему для него это так важно…

Арри внимательно посмотрел на нее.

— Да я, собственно, так и сказал. Я этой милой забавы так и не понял, и приятелями мы в какой-то момент быть перестали. Он ведь не одну птицу выпустил.

Подперев кулаком подбородок, Терри стал смотреть в окно. Сгущались сумерки. В тёмном стекле отражались светильники и двоился его задумчивый профиль. Пустой день наводил тоску. Все, чем удалось его заполнить, казалось бессмысленным, как серые голыши с пляжа. «Время вышло» — эти слова ощущались как тяжелые гири, привязанные к кандалам на ногах. Как вообще можно к чему-то стремиться, если чуть что — на тебя наденут такие и дальше хоть с головой в барьер как карьяновы птицы!

Арри с Варией продолжали обсуждать Карьяна или проблемы с живыми птицами под смертельно опасным куполом — Терри перестал слушать после предложения создать стеклянную оранжерею.

«Пустая болтовня, — подумал он. — Под куполом слишком мало места, чтобы разводить птиц в оранжереях. Да и кому это нужно?»

Мимо равинтолы по улице шли люди в темных рабочих куртках: техники, конструкторы, энергетики, отладчики — все возвращались в свои тесные квартирки, чтобы упасть в кровать и уснуть, а назавтра опять повторить тот же путь в обратном направлении. У них тоже давно вышло время. Все сожрала основная работа и масса мелких дел вроде обязательных дежурств. Магистрам, прожившим под куполом не один год, уже недосуг было думать о птичьем пении. В лучшем случае они размышляли о том, как взять несколько медных пластин или серебряную проволоку, чтобы смастерить замену тому, чего им не хватало.

— Они все равно не смогут петь, — неожиданно для самого себя сказал Терри, отняв руку от лица. — Неспящие птицы не поют.

— Но это не значит, что они абсолютно бесполезны, — резко возразила Вария. Металлический звон в ее голосе говорил о том, что девушка уже была на взводе из-за спора с Арри. Тот, если хотел, умел вывести из себя кого угодно буквально парой уточняющих вопросов. — Ты еще увидишь, однажды его птицы будут повсюду. Может быть, не только в Академии, но за куполом. И никто не скажет, что они бесполезны, потому что не поют.

— Даже не сомневаюсь, — с рассеянной учтивостью, которая так злила Варию, отозвался Терри, глядя ей прямо в глаза. — Если наш лучший студент поставит перед собой такую цель, то наверняка заменит своими полезными Неспящими птицами живых и певчих.

— Я вовсе не это имела в виду.

— Он добивается всего, что только пожелает.

— В тебе говорит зависть.

— О нет, вовсе нет, радость моя. Это он мне завидует. Поэтому ворует у меня.

— Ты мог бы перестать носиться со своим раненым самолюбием! Оно уже не во всякую повозку влезет, до того распухло!

Терри сощурился.

— Он и на тебя глаз положил по той же причине.

— Что-о? — потрясенно выдохнула Вария. На её скулах расплылись пятна румянца.

— Мне следовало догадаться, что он захочет увести ещё и мою девушку.

— Т-ты… ты хоть соображаешь, что несешь? — разъяренно прошипела Вария, опершись ладонями о стол. Она оглянулась и, наклонившись ниже, приглушила голос до срывающегося шепота. — Я говорила с лекарем о твоих вспышках гнева, если хочешь знать! Он сказал, что тебе следует соблюдать технику безопасности при работе с кристаллами, иначе тебя скоро доставят в лечебницу в смирительной рубашке.

Терри сжал челюсти так сильно, что заныло где-то в области затылка.

— Как мило с твоей стороны, — процедил он. — Такая забота…

— Я беспокоюсь за тебя! — воскликнула Вария, и все в равинтоле повернули головы. Под любопытными взглядами Терри сгорбился, поставил локти на стол и закрыл голову руками. Все лицо горело как при лихорадке, и опять отовсюду к нему поползли гибкие черные щупальца. Во рту появился кислый металлический привкус.

— Просто уходи, Вария, — попросил он. — Ты делаешь только хуже.

— Ты сам себе делаешь хуже! И если не остановишься прямо сейчас, тебе уже нельзя будет помочь.

Терри порывисто встал, подхватил ремень сумки и накинул на плечо.

— Тогда я уйду.

Арри тоже встал, чтобы выпустить друга из-за стола, и взял свою тарелку. Поставил на поднос. Руки у него дрожали так, что ложка звенела о каемку. Девушка осталась сидеть, прижав ладони к щекам. Ее длинные ресницы склеились от слез. Арри кое-как собрал посуду, едва не опрокинув на скатерть полную тарелку нетронутого острого супа.

— Вария, если ты продолжишь помогать ему так, как сейчас это делаешь, ему конец.

* * *

Прохладный воздух на улице был даже приятен после душной равинтолы. И тишина после невнятного гомона… Правда, когда Вария начала кричать, все замолкли, но то была опасная, внимательная тишина. В такой тишине звучат слова, которые запомнят все, и станут обсуждать потом. Кроме того, в равинтоле было слишком светло. А вот на улице можно было опустить козырек фуражки пониже, позволив сумеркам скрыть лицо.

Выражение лица.

Терри улыбался. Вынужденно, вымученно, будто через силу заставлял себя, хотя на самом деле не мог прекратить. Мысленно он продолжал разговор с Варией, называл ее своей радостью, объяснял, что Карьян не сможет ее ценить, как человека, ведь ему важен только факт победы. Воображаемая Вария умела слушать и не перебивать. Её можно было убедить. И это делало ситуацию ещё смешнее с точки зрения Терри. И тогда он улыбался ещё шире.

Но не смеялся. Засмеяться — значит впасть в истерику, а это недостойно человека, который носит родовое имя, начинающееся на благородную приставку «ри». Терри изо всех сил старался соответствовать. Как тонущий хватается за спасительный кусок плавника, так и он вцепился в воспоминания о том дне, когда его мать судили и изгнали. Ее лишили всего, но она сохранила достоинство. Терри вспомнил ее отстраненное лицо и покрасневшие глаза за темными линзами очков и запретил себе убиваться по тому, что у него отняли.