Френдзона: Выход (СИ) - Волкова Дарья. Страница 27

— Поехали, — отец кивнул на машину.

— Куда?

— Ну как куда? Шушукаться.

Марфе почти удалось сдержать вздох. Если они куда-то поедут, то, значит, скорее всего, в ресторан. В один из ресторанов отца. Вероятнее всего, в «госТИНцы», который отец любил больше всех других своих заведений. Марфа, кстати, тоже. Она с детства обожала удивительную сказочную атмосферу этого места. А за годы своей работы оно стало по-настоящему культовым для столицы, не растеряв при этом какую-то свою неповторимую атмосферу. Одновременно и сказочную, и домашнюю. И какую-то еще свою. Одно слово — «госТИНцы»

Марфа была уверена, что отец этим рестораном вписал свое имя в историю столицы. И была горда этим. Но даже перспектива управлять «госТИНцами» не могла заставить Марфу смириться с мыслью, что ей придется работать под началом отца. Она просто очень боялась, что рано или поздно они не сойдутся во мнениях. И схлестнуться. И будет конфликт.

Ну а какой может быть конфликт с любимым папой? Это неправильно, так нельзя. Но молча выполнять, что скажут, Марфа не умеет. Только вот как это объяснить отцу?!

По стеклу дворники развозили редкие капли и последние облетающие круглые и желтые как монетки листья. В машине тихо играл джаз, которому отец тоже долгие годы не изменял. Услышав очередную композицию, Марфа не смогла удержаться. Эту песню знают все, даже те, кто о джазе никогда не слышал. Марфа отбивала по подлокотнику ритм, подпевая великому Сачмо, который обращался ни много, ни мало к Моисею.

Может, его голос подскажет и ей путь? Марфа вдруг подумала о том, что, каким бы ни будет итог разговора, а Ромке гостинцев из «госТИНцев» Марфа привезет. Надо будет спросить у отца, что там сейчас у них самое вкусное. Марфа повернула голову. Отец смотрел на нее и улыбался.

Но они ехали не в «госТИНцы» — это Марфа поняла довольно быстро. И не в «ТинЪ». И вообще — куда-то совсем в другую сторону, в непонятном направлении. Она не стала спрашивать. Но поняла, что начинает волноваться.

— Приехали.

Машина отца припарковалась прямо напротив солидного, отделанного темно-серым керамогранитом офиса, расположенного на первом этаже жилого дома. Над входом, на серой полированной поверхности золотистыми буквами значилось «НОТАРИУС».

— Мы приехали к нотариусу? — Марфа повернулась к отцу.

— Ну.

— А… зачем?

— Ты не хочешь на меня работать. Значит, будешь работать на себя.

— Папа, я не понимаю…

— Я отдаю тебе «госТИНцы». Дарю. Совсем. Полностью. Будет это твой ресторан, и там сама себе будешь хозяйка.

Марфа несколько секунд смотрела на отца. Он сказал что-то невозможное. Немыслимое. Она не могла поверить в услышанное. Она не могла это осознать! Она так и хотела сказать — что этого не может быть, что она не верит.

Но поймав выражение глаз отца, вдруг поняла — правда. И вместо слов — каких угодно! — Марфа разрыдалась.

— А ну прекрати! — отец завозился, щелкнул ремнем безопасности. — Да что ж за машина тесная такая, для лилипутов! — он кое-как перегнулся, притянул к себе Марфу и неуклюже обнял. — Прекращай реветь, кому говорю!

— Не могу! — прохлюпала Марфа, утыкаясь лицом в отцовское плечо.

— Нет, вот ты ревешь — и я сейчас начну, — отец стиснул ее крепче. — А мне нельзя.

— Почему?

— Религия не позволяет! И вообще у меня это… сердце. Давление. Дифтерит. Аппендицит. Малярия и бронхит! Не нервируй отца!

Марфа рассмеялась — и вытерла слезы об отцову куртку. Потом коротко сама обняла папу — и отстранилась. Ему наверняка неудобно обнимать ее вот так, извернувшись со своего водительского сиденья.

— Пап… Но это же твое любимое детище… Как ты можешь его просто так взять — и отдать?

— Ой, Марфа, я все равно уже ни черта успеваю, — отмахнулся отец. — Работы административной до хрена. «ГосТИНцам» давно нужна новая хозяйка.

— Пап… — Марфа поверила. Сердцем поверила. Что это правда. Что отец всерьез собирается подарить ей свой самый любимый и дорогой ресторан. И теперь включился мозг. — Папа, это же такой мощный актив… А ты его мне… в одни руки.

— Тебе, тебе, — закивал отец. — Бери, не сомневайся, и правда хороший актив.

— Папа, я не про то, — Марфа заговорила серьезно. Она вдруг снова ощутила, что это ее дурацкое состояние отступает. Сначала оно было вытеснено ребенком. Теперь… теперь — другим… подарком. — Я же не единственный член нашей семьи, чтобы дарить мне такие баснословно дорогие подарки.

— С матерью я посоветовался, она одобрила, — у отца, кажется, были ответы на все ее вопросы.

— А Петька? А Паша? Как они отнесутся к тому, что ты раздаешь в том числе и их наследство?

— Ой, не говори мне про них! — снова отмахнулся отец. — Они свой путь сами выбрали, вот пусть по нему и чешут, и шишки набивают, и успеха добиваются. Ну а в крайнем случае без куска хлеба не останутся, не переживай. Да и вообще… — отец облокотился на руль. — Чего это ты, Марфа Тихоновна, про наследство вдруг разговор завела? Рано еще наследство делить! Имей в виду — я долго жить собираюсь!

— Это здорово! — Марфа подалась вперед и сама снова обняла отца. И прошептала ему на ухо. — Я люблю тебя, пап.

— Скажи мне то, чего я не знаю, — притворно проворочал отец, похлопывая ее по спине. — Слушай, у меня плечо подклинивает, протяни руку, достань с заднего сиденья папку с документами, которые Ромка подготовил.

Марфа замерла, так и не дотянувшись до папки.

— Так Рома в курсе?!

— Рома в курсе! — фыркнул отец. — Рома не просто в курсе, Рома сам все это затеял и провернул. Знаешь, Марфут, — отец потянул у нее из пальцев папку, которую она все-таки машинально взяла. — Вот я всегда подозревал, что Ракитянский рано или поздно отожмет у меня ресторан!

— Папа, — беспомощно выдохнула Марфа. Она только-только одно потрясение пережила, а тут… уже следующее.

— Пошли, — отец постучал пальцем по циферблату наручных часов. — Нотариус ждет.

— Значит, «госТИНцы» теперь мои?

Они снова стоят у темно-серого гранитного крыльца с надписью «НОТАРИУС». Только теперь у Марфы в руках папка с документами, которые утверждают, что это именно так. Но все равно — и верится, и нет.

— По крайней мере, так написано в этих бумажках, — деланно равнодушно пожал плечами отец, поднимая ворот куртки. Снова стал накрапывать дождь.

— И я… я могу делать там все, что захочу?

— Хозяин — барин. А хозяйка — барыня.

— Вот прямо совсем… все-все?

— Да хоть шест для стриптизерш поставь, — хмыкнул отец. — Ну или для стриптизеров. Говорю тебе — твоя это вотчина, и только твоя. Вот сейчас съездим в «госТИНцы», я тебе все покажу, дела сдам — и ноги моей там больше не будет. Ну если только сама не пригласишь.

Марфа некоторое время стояла и молча смотрела на отца. А потом крепко обняла. Она знала точно — так и будет. Потому что Тихон Тихий — человек слова. Раз так сказал — значит, так и сделает.

Отцовы руки крепко прижали ее — и отпустили.

— Все, хорош, Ромео своего обнимай. А нам ехать надо, дел еще сегодня — гора.

У Марфы дрожали руки. И даже, кажется, слегка тряслись колени, когда она ходила с отцом по служебным помещениям «госТИНцев». Какая-то — лучшая, наверное! — часть мозга профессионально отмечала все детали, на которые обращал внимание папа, а руки по привычке даже делали пометки в блокноте. А какая-то другая часть, меньшая и абсолютно невменяемая — дурниной вопила: «Это мое! Это все мое! Я тут хозяйка! И я отвечаю за это здание, за этих людей, за будущее этого чудесного места». Ну и как в такой ситуации не дрожать коленкам?

— Рома! — она влетела в квартиру.

— Да? — отозвался он из кабинета. А потом и сам появился в дверях, с авторучкой в руках. — Что случилось?

Она стояла, слегка запыхавшись, и смотрела на Романа. Ты знал. Папа сказал, что это была твоя идея. Что мне теперь делать? Что мне сейчас тебе сказать?!