Строптивая сиротка для Айсберга (СИ) - Верта Мила. Страница 26

— Близнец?! Офигеть. Вас, что как в индийском кино разлучили в детстве? — хихикает, но встретив мой взгляд, замирает. — Не может быть, я что угадала?!

— Да, его увезли в Америку в пять лет. Родная тётка по матери усыновила, фамилию поменяли. Теперь он Даллас.

А дальше я рассказываю всё подробно и с деталями, которые все до одной кажутся мне важными.

Что Миша часто и сложно болел, про смерть отчима, про алкоголизм матери.

Что я был хулиганистым и непослушным, а Мишка паинькой. Про бездетную Лену, про крутые каникулы, что она нам устроила перед отъездом в Америку. Про аттракционы и коробки шоколада, про красивую одежду и странные вопросы Мише.

Сейчас понимаю, что это были примеры, которые Лена выписывала ему на листок, а Миша их щёлкал как орешки. Про пожилую соседку — учительницу Ивану Карловну, которая периодически сидела с нами, когда мать ещё работала. Она жалела нас, подкармливала и учила Мишку математики. Говорила у него талант. Меня, конечно, тоже пыталась учить, но ничего из этого не вышло. Пока Миша решал задачки, я гонялся за её одноглазым котом, по кличке Пират.

Рассказываю, как она штопала наши застиранные штаны и рубашки. Как мы втроём часто пили чай с вишнёвым вареньем, и как она тайком рассовывала конфеты нам по карманам. Это были дешёвые карамельки, но тогда, казалось, нет ничего вкуснее.

Маша слушает, разинув рот, периодически начинает грызть подушечку большого пальца от эмоций. А я всё говорю и не могу остановиться, оказывается, у меня тоже была потребность поделиться.

Чтобы убедиться, всё это мне не приснилось. Всё действительно так и было. И Миша был. Рассказываю, как после отъезда брата, мать совсем слетела с катушек и начала пить по-чёрному, про бесконечный шалман в нашей квартире, пьяные разборки, мать в синяках, мои ночёвки по друзьям.

Как одним днём появился отец и забрал меня в Москву. Я был рад, не понимая до конца, что меня ждёт. После жизни с пьющей матерью мне казалось, что хуже быть не может.

Я стал самым сильным разочарованием Алексея Снежинского. Всё во мне было не так, как ему хотелось. Тупой, неспортивный, несговорчивый, хотя поначалу я ему в рот заглядывал и очень старался понравиться и угодить. Адаптировался к новому городу я сложно. Друзей у меня не было. Учился средне, без особых талантов.

Он всё время сравнивал меня с Мишей, про которого ему периодически писала Лена. Про Мишины успехи в школе, про выигранные олимпиады по математике, про то, как быстро и легко он освоил английский. Идеальный сын. Именно такого и хотел Алексей Снежинский, а получил меня — противоположность.

И разочарованию его не было предела, мы не ладили, я перестал быть удобным и больше не старался ему угодить, так как понял всю тщетность этих попыток. А он никогда особо и не искал ко мне подход. Уживались мы плохо, в доме были постоянные скандалы и потасовки, устав быть «мальчиком для битья», я занялся боксом и через время смог дать отпор. При очередной ссоре сломал ему нос.

На следующий день мои вещи перевезли в квартиру, которую он мне купил, с тех пор мы ни дня не жили под одной крышей. Алексей Вячеславович дал мне свою фамилию, крышу над головой, образование и безлимитную мастеркард, но семьи из нас не вышло.

Порой, кажется, он терпит меня, потому что уже третья жена не смогла осчастливить его другим наследником. Бесконечные выкидыши и замершие беременности. Отец менял любовниц и жён, но никто так и не смог ему родить.

Мы с Мишей единственные его дети. А своими бесконечными упрёками и сравнениями, он фактически лишил меня брата. Сначала Миша не горел желанием общаться, не хотел никаких напоминаний о прошлой жизни. Потом я ненавидел его за, то какой он прекрасный, талантливый, идеальный сын.

За то, что Алексей Снежинский хотел именно такого сына, как он. И не стеснялся выговаривать это мне при каждом удобном случае. Разочарование — стало моим вторым именем.

Замолкаю, снова переживая сказанное. До сих пор горит.

— Вы с братом так и не общаетесь? Ведь сейчас вы уже взрослые и можете сконектиться без посредников? У тебя же есть его контакты? Адрес?

— Есть, общаемся, но очень редко. В основном по электронке. По праздникам.

— Почему? Может вам созвониться? Миша говорит по-русски?

— Говорит. Столько лет прошло, сложно нам, практически нет общих тем. Да и времени нет. У меня работа, Миша тоже работает и бесконечно где-то учиться. — сглатываю противный ком в горле.

— Какие-то курсы, тренинги. Такой весь успешный, умный, талантливый. На его фоне я просто тупой качок.

— Не говори глупости, ты самый лучший. — Герда забирается на меня и хаотично целует в лицо, шею. — Добрый, заботливый, щедрый, сильный. У тебя красивое тело, а твой пресс и задница вызывают у всего женского населения Земли повышенное слюноотделение.

— Хорошо, что ты у меня есть. Повезло мне, а? — щурюсь, как сытый кот пока Маша ёрзает голой жопкой по моему животу.

— Повезло, конечно. И мне с тобой повезло. Я так рада, что ты со мной поделился. Всегда мне всё рассказывай. Я умею слушать и слышать. И никогда не ври, ладно? — Маша сползает ниже, целуя грудь и живот, мгновенно каменею от её языка.

На душе становится так же тяжело, как, в паху, до которого Маша добирается и начинает щекотать меня волосами. Убеждаю себя, что не вру, просто умалчиваю. Сейчас такой светлый момент между нами. Любовь. Гармония. Доверие.

Ну, кому станет лучше, если я вывалю туалетную историю с Кариной? Зачем ей знать? Исправить сделанное я не могу, как бы не хотел. А ещё боюсь потерять.

И стрёмно за тот поступок. За время болезни мы стали ещё ближе, роднее. Не могу я тебя потерять. Никогда больше ни к кому не прикоснусь. Мне нужен этот второй шанс. Нам нужен. Я же заслужил его, родная? Я всё для тебя сделаю.

Маша поднимает глаза, улыбается. Счастливо вздыхает и кладёт голову мне на живот, осторожно перебираю шёлковые пряди. Но горечь вины не проходит. Сейчас я чётко понимаю, что это была измена. Я ошибся. Пока ты болела, я бухал и трахался в туалете. Я принёс эту грязь в наш дом.

Сцепив зубы, глубоко дышу, прогоняя через себя осознание произошедшего и возможные последствия. Пусть их не будет. Ну не могу я сказать. Вот такой я эгоистичный мудак.

Подвисаю в моменте.

Поймав волну откровений, Маша шепчет мне в живот.

— Кай, а почему у тебя не было серьёзных отношений? Что за история с моделью, про которую шепчутся в офисе?

Садится, прижимает колени к груди, готовая слушать. Я не люблю об этом вспоминать, но Герда имеет право знать.

— В восемнадцать начал встречаться с девушкой. Она была старше, ей было двадцать два, зовут Надей. Познакомились банально в кино, сразу переспали. И она предложила встречаться. Я согласился по дурости. Если коротко она оказалась весьма истеричной и властной. Скандалы, запреты, ультиматумы. Через пару месяцев, я сдулся. Меня уже тошнило от слова «отношения». Я с ней расстался. На радостях что Добби снова свободен, напился и переспал с её подругой. Та всем растрепала. Надя тоже узнала, звонила, шантажировала, требовала извинений и, чтоб я к ней вернулся. Я не повёлся, она наглоталась таблеток. Откачали. Но на следующий день вся Москва знала про эту грязь. Надю родители увезли за границу. Меня ещё полгода прессовали её друзья, брат и бывший парень. Потом улеглось как-то.

— Ничего себе. Вот это замес. Неудивительно, что после такого ты не хотел отношений. Ты, конечно, ужасно поступил, но и её реакция далека от нормальной.

Маша хмурится, закусив щёку.

— Я пытался позже извиниться, но так и не смог узнать, где Надя и что с ней. Вся эта ситуация давила мне на мозги, я замкнулся, стал агрессивным. Отец настоял на терапии.

— Серьёзно? Ты обращался к мозгоправу? — Маша выглядит крайне удивлённой.

— Было дело.

И не раз, но Герде об этом знать не обязательно. Выдыхаю, пялюсь в потолок.

— И не вздыхай так, всё пройдёт и это тоже! — шепчет Маша, укладываясь мне под бок.