Ненависть и ничего, кроме любви (СИ) - Романова Любовь Валерьевна. Страница 70

При упоминании о Толике тошнотворные позывы усиливаются, а голова особенно сильно отдается болью в затылке.

— Не переживай, он тебя больше беспокоить не будет.

— Что это значит? — спрашиваю настороженно.

— Его задержали, и сейчас он, наверное, уже сидит в СИЗО. Вера, — произносит Марк тихо, — расскажи мне что случилось.

Я натягиваюсь, как струна при одной лишь мысли, что придется объяснять. А что подумает обо мне Марк? Что я намеренно соблазняла отчима? Так ведь сам Толик высказался.

— Вера, — зовет Марк, но я старательно избегаю смотреть на него, — Вера, послушай. Я лишь хочу знать, как действовать дальше. Доверься мне, я клянусь, что поверю любому твоему слову. Тебе нечего бояться.

Марк говорит так вкрадчиво, так убедительно, что в голову закрадываются мысли: «А может быть рассказать? Попытаться еще раз?». Перевожу взгляд в его сторону, а он сидит и молчаливо смотрит, и ждет от меня хоть чего-нибудь. И я решаюсь.

— То, свидетелем чего ты сегодня стал, на самом деле началось достаточно давно. Этого Толика мама притащила к нам домой и объявила, что он — ее новый муж, — вспоминая это, невольно кривлюсь, но продолжаю, — мы не поладили. Он мне не нравился, не нравились его повадки, и взгляд этот… В общем жили-не дружили, но и в активные конфликты не вступали. А однажды вечером, когда мамы дома не было…

Черт, а рассказывать многим сложнее, чем мне казалось. Едва подошла к главному, непрошенные слезы навернулись на глаза и дыхание начало сбиваться, от чего к пульсирующей боли в затылке добавились спазмы во лбу.

— Ничего не бойся, — повторяет Марк мягко.

— Сейчас… секунду, — прошу я, пытаясь успокоиться. Делаю пару глубоких вдохов и продолжаю, — он зашел в мою спальню и попытался… — произношу на одном дыхании и все же срываюсь на последнем слове. Не могу!

— Так это о нем ты говорила тогда? Что у тебя уже был… — Марк замолкает, когда я киваю его предположению.

— Его прервала мама. Она некстати вернулась раньше, и он отпустил.

Как больно вспоминать, словно сама себя ножом по сердцу полосую.

— Ты ей рассказала?

— Толик приказал молчать, иначе убьет, — настало время еще одного признания, — но я рассказала. Выбежала в коридор и начала кричать, что ее муж пытался меня…

И вновь не получается. Слово поперек горла встает.

— Следом пришел Толик, сказал, что я вру, что я ему угрожала, что хочу его выгнать из дома, что это детская обида и все такое, — протараторила я, — и мама поверила ему. Сказала, что доверяет своему мужу, что хорошо его знает, и, что он бы никогда так не поступил. Что мне должно быть стыдно за свое поведение, и, что она разочарована во мне. Я собрала вещи и ушла ночевать в гостиницу, а потом позвонила папе и сказала, что хочу переехать обратно. Домой пришла, когда никого не было, собрала вещи и документы и вернулась сюда.

Марк молчит, и судя по его отсутствующему взгляду, он о чем-то думает. А я, содрогаясь всем телом, жду его вердикт.

— Почему ты не рассказала отцу? — спрашивает он.

— Я испугалась, что и он мне не поверит. Самый близкий человек сказал, что я врунья и клеветница. Если бы и папа так поступил, куда бы я пошла? Я решила постараться забыть и жить дальше.

— Представляю, что ты чувствовала, когда я тебя впервые поцеловал.

— У меня не сформировалось стойкой неприязни ко всем мужчинам, и я не шарахалась от каждого представителя мужского пола, — объясняю твердо, — я четко знаю, что произошло, и кто это сделал.

— Что произошло сегодня? — вновь спрашивает Марк.

— Сегодня… Мама приезжала с просьбой подписать документы на квартиру, которую купил папа и оформил на меня. Это квартира в Москве. Этот Толик каким-то немыслимым образом убедил ее, что квартиру необходимо продать и купить больше, и, как вершина айсберга, зарегистрировать новую жилплощадь на него.

Марк усмехается, а потом и вовсе смеется, только смех этот какой-то ненастоящий, будто вымученный.

— Я отказалась, — продолжаю рассказывать не дожидаясь, пока Марк успокоится, — и выразила свою позицию очень уверенно и твердо. И вот сегодня пришел Толик, чтобы… — прерываюсь, пытаясь найти подходящее слово, — выбить из меня эту подпись, — заканчиваю мысль, а дальше скороговоркой договариваю, — я отказала, а что потом было ты сам знаешь.

Ну вот и все. Кажется, даже легче немного стало. Поглядываю на Марка из-под опущенных ресниц, потому что не решаюсь заглянуть ему в глаза — боюсь услышать его вердикт.

— Вера, — зовет он, — посмотри на меня, — вдыхаю поглубже и поднимаю взгляд, — ты большая молодец, — говорит Марк твердо, — ты правильно сделала, что все рассказала.

— Ты… Ты мне веришь? — недоверчиво уточняю я.

— Каждому слову, — кивает Марк, — и теперь я сделаю все, чтобы он больше никогда не появился в твоей жизни. У нас в компании работают прекрасные юристы — они все решат. Сейчас главное тебе написать заявление и дать показания.

— Нет! — качаю головой, — нет, Марк, я не могу.

— Верочка, — говорит он ласково, — я понимаю, как тебе тяжело. Но чтобы этот моральный урод не избежал наказания, тебе необходимо заявить на него. У нас есть доказательная база: мои показания, свидетели в лице медперсонала, которых сейчас опрашивают, даже показания твоей матери.

— Она…? — бормочу, едва веря услышанному.

— Она согласилась их дать, — подтверждает Марк. — И теперь я знаю, что именно она будет говорить. Как раз сейчас следователи опрашивают всех очевидцев по очереди. Потом я приглашу их сюда.

— Марк, я не могу, — повторяю сквозь слезы, — они будут смотреть на меня, как на девицу легкого поведения. Толик ведь скажет, что я его соблазняла, а потом решила оклеветать. И об этом узнают столько людей… И все будут осуждать. Скажут, что сама виновата!

— Успокойся. Его слова ничто, и они ничего не значат! Он сядет, не сомневайся. Доктор уже готовит справку о вреде здоровью.

Он говорит так уверенно, что хочется верить, но, Господи, как же страшно.

— Что если мне будут тыкать пальцем в спину и шептаться, что я…

— Не будут. Ты не преступница, а жертва подонка. Доверься мне, Вера, — в который раз повторяет Марк, я всегда буду рядом.

Глава 36

В палату заходят родители. Забавно, но они делают вид, будто ничего не происходило за этой дверью, будто вовсе не они только что ругались. Марк отпускает меня, встает и отходит, уступая место отцу. Папа снова мнется и явно не может найти слов.

— Мы уже поговорили с Верой о том, что ей предстоит написать заявление, — вовремя вступает в диалог Марк. Он обходит кровать и встает рядом с другой стороны, — наш юрист уже едет, будет в ближайшее время, и в его присутствии Вера даст показания.

— Хорошо, — кивает папа с облегчением, — как ты себя чувствуешь? — обращается он ко мне.

— Уже лучше, — отвечаю, улыбаясь.

— Мы с папой тоже можем поприсутствовать, — говорит мама, напоминая о себе, — если ты хочешь, — добавляет она.

— Со мной будет Марк, — отвечаю твердо.

Я хочу, чтобы рядом был тот, кто верит мне безоговорочно.

— Марк — так Марк, — заключает папа.

— А вы уже познакомились? — спрашиваю, резко припомнив, что еще не представляла их друг другу.

— Не волнуйся, дочка, Марк меня встретил и рассказал, что произошло, — отзывается папа, — мы успели познакомиться. Правда, мне так знакомо его лицо, но никак не могу понять, где я мог его видеть, — добавляет он с легким смехом.

У меня проскакивает нервный смешок, но Марк держится достойно.

— Я говорил, что мы учились вместе, — говорит он, улыбаясь.

— Но я уже забыл всех твоих одноклассников, — объясняет папа.

— И я, — добавляет мама, вновь обращая на себя внимание.

— Так пить хочется, — говорю, после того, как сглотнув, почувствовала резь в горле.

— Я принесу, — тут же реагирует мама и почти выбегает из палаты.

— Ну а я, пожалуй, пойду куплю тебе что-нибудь съедобное, — говорит Марк, — еду из местной столовой я уже успел оценить.