Кровь и туман (СИ) - Усович Анастасия "nastiel". Страница 17

— Прям рэпчик, — довольно хмыкает Даня.

Правда, его радостное настроение никто из присутствующих уже не разделяет.

Прошлое обрастает фактами, знать о которых я совсем не горю желанием. Конечно, кое-что для меня не новость: Бен уже успел рассказать почти обо всех ребятах из штаба, чьи жизни изменились кардинально, чтобы я, в случае чего, не наломала дров своими неуместными комментариями. Поэтому о том, что Лиза здесь — оборотень не только по факту рождения от альфы одной из главных стай, но и по полному набору генов: от когтей и до нечеловеческой силы, я осведомлена.

Как и о том, что стражем она не стала, выбрав отца, свою стаю и младшего брата Тая. В свою очередь Амадеус умудрился в какой-то момент выбрать Ольгу — куратора команды «Альфа» и женщину, с которой он планировал связать свою жизнь. К сожалению, не всем членам стаи такая затея пришлась по душе. Развязалось восстание, в результате которого погиб Амадеус, а отношения между стражами и оборотнями накалились до абсолютного предела.

Теперь это — одна из тех политических проблем, которые в ежедневнике Дмитрия помечены красным маркером.

— Дмитрий боится войны, — произносит Ваня на тон тише, однако для меня эти три слова звучат словно гром среди ясного неба.

— Дядя Дима ничего не боится, — поправляет брата Даня, кривя губы.

— Ты знаешь, что я имел в виду.

— И всё же. Дядя Дима не хочет, чтобы всё повторилось… Миры не станут давать нам второго шанса, — под недовольные взгляды Марка, Даня закрывает тетрадь, где остаётся недоигранная партия в морской бой. — Вспомните, что было после Кровавого пира, и какой ценой пришлось потом восстанавливать связь с некоторыми из народов и рас.

Все ребята по очереди, так или иначе, соглашаются с Даниными словами: кто-то качает головой, кто-то кивает, кто-то молча переводит задумчивый взгляд в сторону. Я же решаю нарушить паузу, продолжить беседу. Пока есть возможность узнать побольше о творящейся ситуации, нужно действовать.

— Значит, Тая искать не будут? — уточняю я, обращаясь к Лене.

Она отрицательно качает головой.

— Его — нет. Но вопрос о том, кто же его выпустил, всё ещё волнует Дмитрия.

Внутри меня всё холодеет. Я гляжу на Бена, он одними губами просит меня успокоиться.

«Всё нормально», — это даже не шёпот, что-то ещё тише, беззвучнее.

Но я слышу. И стараюсь выдохнуть.

— Видео с камер наблюдения смотрели? — спрашивает Даня.

— Смотрели, только нет там ничего, — отвечает Лена. — Причём буквально ни-че-го. Таймлайн показывает — кто-то подчистил запись.

Собственное поведение кажется провально выдающим во мне того, кто знает больше, чем говорит. Руки дрожат, когда я скрещиваю их на груди.

Кто-то подчистил запись… О том, что я сделала, знает только Бен.

Я снова бросаю на него вопрошающий взгляд, но в ответ опять получаю лишь одно:

«Всё нормально».

У кого? Точно не у меня!

— Доступ к камерам имеют только Анита и миротворцы, — Даня хмурит брови.

— Это сужает круг подозреваемых, — добавляет Ваня.

Так как я всё ещё таращусь на Бена, от меня не утаивается его быстрое перемигивание с Марком.

Он рассказал ему?

— Тебе не кажется, что подозревать своих же — это как-то по-свински? — спрашивает Даня, оглядывая брата.

— По-свински — это выпускать преступника из-за решётки без разрешения вышестоящего руководства.

— Боже мой! — Даня хлопает себя по лбу. — Если закрыть глаза, тебя с такими речами от Дмитрия не отличишь! Ты точно не его сын? А, Слав? Ты не в курсе?

Услышав своё имя, я вздрагиваю.

— Что?

— Забей, — вместо Дани отвечает Ваня. И тут же меняет тему, подмечая: — Ты сегодня какая-то рассредоточенная. Всё нормально?

— Да, просто… — врать бесполезно, поэтому я решаю выбрать наименее безопасную из правд. — Новый куратор и эта его полоса препятствий… Немного вывело из колеи.

Ваня сводит брови к переносице, явно ожидая пояснений.

— Антон сегодня устроил им проверку на вшивость, — к разговору присоединяется до этого отмалчивавшийся Марк. — Сказал, что все предыдущие результаты не будет учитывать и соберёт оперативников заново, на общих условиях.

В подтверждение его слов я киваю. Ваня принимается шевелить губами, ничего не произнося вслух. Выглядит странно, но от этого зрелища у меня дежавю. Я уже много раз лицезрела что-то подобное, когда сидела у Филоновых дома. Так Ваня думает, размышляет. Пытается поднять в голове какие-то факты, старые знания. Сравнивает, вычисляет и только потом выдаёт конечный результат — обычно, правильный.

— Мда, — Ваня цокает языком. — Это не нарушает никаких правил.

— К тому же, Татьяна сама дала ему на это добро, — добавляет Бен.

— Блин, — Ваня выпячивает челюсть. Стол облетает в секунду, протискивается между Леной и Тильдой, обходит Бена и занимает свободный стул слева от меня. — Меня не радует перспектива того, что ты можешь оставить нас с Даничем на произвол судьбы. — заявляет Ваня и хлопает меня по плечу. — Так и как ты себя показала?

— Лучше тебе не знать, — наконец можно показать своё расстройство во всей красе, тем более после того, как Ваня озвучил главную возникшую передо мной проблему — я могу потерять связь между мной и близнецами в плане нахождения нас в одной команде.

— У неё был один-единственный шанс на то, чтобы не опозориться, и она опозорилась, — вставляет Даня.

— Скажи мне то, чего я не знаю, — фыркаю я.

— Приблизительный возраст Огненных земель — два с половиной миллиарда лет, если ориентироваться на самую древнюю найденную там породу, — задумчиво произносит Ваня.

— Вы ещё и издеваетесь? — я прячу лицо в ладонях.

Голоса ребят переплетаются в сумбурном диалоге. Одни возвращаются к беседе об оборотнях, другие — о предстоящих занятиях, третьи — о чём-то стороннем, своём. Я пытаюсь делать всё сразу: и слушать, и абстрагироваться. В итоге не выходит ни того, ни другого, а голоса вокруг и вовсе превращаются в сплошной белый шум.

После возвращения из прошлого моими вечными спутниками стали не только апатия и чувство сосущей пустоты, но и нечто, что диагностировать мне ранее не удавалось. Оно появлялось раньше предыдущих двух: возникало яркой вспышкой, а затем пропадало, уступая место желанию лечь и больше не подняться.

Теперь я внезапно понимаю, что это. И от этого лишь грустнее.

Смирение.

За несколько недель я успела свыкнуться с тем, что жизнь больше никогда не будет такой, как прежде; что всё валится из рук; что мои друзья и моя семья — это лишь тени того, что я когда-то имела и чем когда-то дорожила.

Раньше мне казалось, я чувствую боль потому, что всё ещё не могу смириться. Как оказалось, всё куда прозаичнее: я сдалась.

— Слав, — зовёт Бен. Я поднимаю на него глаза. — Нам нужно разобраться с домашкой по военной топографии, помнишь?

Нехитрый код, за которым Бен предложил маскировать дела, не касающиеся других ребят, но зато всегда действующий — все не понаслышке знают, каким суровым у нас является преподаватель по этому предмету.

— Да. Пошли.

Наше дезертирство, разумеется, ни от кого не скрыть. Ребята замолкают, стоит нам с Беном только встать со своих стульев.

— Вы куда? — спрашивает Ваня.

— Нас ждёт домашка по военной топографии, — враньё с губ Бена срывается легко и непринуждённо даже во второй раз. — Геннадьевич сожрёт меня с потрохами, если я не разберусь с цветовым оформлением.

— Ну вот чего там разбираться? — Даня закатывает глаза. — Леса и сады — зелёным, водные объекты — синим, элементы рельефа — коричневым, автострады — оранжевым, грунтовые дороги — жёлтым.

— Слышь, Пикассо, — Бен тычет в Даню указательным пальцем. — Тебя никто не спрашивал.

Даня продолжает перепалку, демонстрируя Бену средний палец. Может, они и дальше что-то друг другу объясняют с помощью жестов, но я уже ухожу прочь. Покидаю столовую, преодолеваю коридор. На главной лестнице поднимаюсь наверх. Между комнатами «Альфы» и «Дельты» выбираю первую. Близнецы не обладают тактичностью Марка, способного, если что, и Тильду на пороге придержать, пока мы с Беном разговариваем по душам.