Железное сердце Вайолет (ЛП) - Барнхилл Келли. Страница 8
Вайолет проснулась как раз в тот момент, когда замок рухнул.
Ее отец, с другой стороны, вообще не спал. Он по-прежнему сидел у камина, и его мрачное сердце тревожила тревога. Измученный и растерянный, король вместе с Деметрием и остальной компанией на следующее утро вышел в свежий, влажный мир, когда раннее солнце осветило их путь тонким, прохладным светом. Прежде чем замок скрыться из виду, он остановился, повернулся и посмотрел на свой дом, на место всего, что было ему дорого.
Инстинкт заставил его поднять руку и помахать, хотя он не видел, чтобы кто-нибудь на парапете махал ему в ответ… он был слишком далеко. И все же он чувствовал, что ему машут, а он скучает. И в этот момент у него мелькнула мысль развернуться и отправиться домой.
Свет нежно освещал камни, мох и безлистные лозы, и он мог поклясться, что заметил что-то твердое, яркое и блестящее вдоль основания замка. Как тысяча драгоценных глаз. Он дважды моргнул, и оно исчезло. Рывком каблуков и быстрым свистом он направил коня вперед, к горам, и тугой узел тревоги скрутился вокруг его сердца.
Глава 10
День рождения Вайолет отмечали и праздновали в дни, предшествовавшие отъезду отца, и, хотя в то время она чувствовала себя счастливой, довольной и любимой, девочка наблюдала за удаляющейся фигурой короля и его свиты (включая эту крысу Деметрия, язвительно подумала она. Предатель!) с нарастающей пустотой. Она стояла с матерью на вершине северной стены, когда лошади охотничьего отряда с грохотом пронеслись по широкой дороге и скрылись в лесу. Королева положила руку на плечо дочери, и с ее плотно сжатых губ сорвалась тихая колыбельная.
— Я не хочу показаться неблагодарной, — сказала Вайолет, не сводя глаз с леса, который только что поглотил ее отца, тщетно надеясь, что он передумает и вернется домой.
— Я знаю, любовь моя, — сказала королева.
— Дело не в том, что мне нужно что-то еще, — продолжала Вайолет. — Потому что не знаю. И у меня был чудесный день рождения, честное слово.
— Я знаю, Вайолет, — сказала королева, все еще напевая себе под нос. Вайолет узнала эту песню. Это была та самая колыбельная, которую мать пела ей в детстве. В то время ей и в голову не приходило удивляться этому. — Хочешь поиграть в сказки, любовь моя? Это так часто поднимает настроение. Мы могли бы начать с прекрасной принцессы, крадущейся из дома глубокой ночью, отправляясь в отчаянное путешествие.
Вайолет закусила губу.
— Нет, спасибо, мама, — сказала она. «Прекрасная принцесса», — подумала она, и сердце ее чуть глубже сжалось.
— Просто… — Вайолет колебалась. — Просто он будет отсутствовать так ужасно долго. И ради чего? Глупый дракон. Я не понимаю, почему он думает, что это так важно.
— И все же он так думает. Твой отец не из тех, кто перестает учиться. И он не из тех, кто стоит в стороне, когда есть те, кто нуждается в его помощи. Это часть того, кто он есть, — в голосе королевы послышалась дрожь.
Вайолет ничего не заметила.
— Просто… — Она снова замолчала, указывая на пустую дорогу, как будто отсутствие отца и друга имело смысл и вес. Каждое отсутствие ощущалось осязаемым и сокрушительным. Ужасная тяжесть. Подарок пошел не так. — Это просто гнилой подарок на день рождения, вот и все. — Она отстранилась и поспешила вниз по истертым каменным ступеням, не оглядываясь на мать.
Если бы она остановилась, если бы оглянулась, то заметила бы слезы в глазах матери. Если бы она обернулась, то заметила бы бледность лица матери, или недавнюю тесноту платья на животе, или углубляющиеся морщины беспокойства вокруг рта.
Но Вайолет не обернулась. И не заметила.
У подножия лестницы стояло зеркало в массивной полированной деревянной раме. Оно было в два с половиной раза выше самой Вайолет и в четыре раза шире. В верхней части зеркала было вырезано изображение дракона с широко раскрытой пастью, каждый зуб блестел инкрустированным перламутром. Скрюченные когти обвились вокруг верхнего края, а два глаза-бусинки из граненого стекла поблескивали сверху. По краям зеркала мастер вырезал не менее трехсот (Вайолет подсчитала) крошечных ящериц, таких гибких и нежных, что их деревянные тела, казалось, постоянно находились в движении. Зеркало было старым — более пятисот лет, говорили люди, — и бесконечно очаровывало Вайолет с тех пор, как она была совсем маленькой.
Она стояла перед зеркалом, лицом к своему отражению — ее разноцветные глаза, непоследовательная кожа, слегка перекошенное лицо. Обычно Вайолет не слишком любила смотреть в зеркало.
— Я уже знаю, как выгляжу, — нетерпеливо говорила она. И она знала, что уродлива. Никакое количество зеркальных взглядов не изменит этого, никогда. Но в этот день отражение привлекло ее внимание, задержало на месте. Она смотрела на сочащиеся слезы, стекающие по щекам, на хмурые губы.
Эгоистка, подумала она.
Скучная, снова подумала она. Она закрыла глаза, ее сердце разрывалось между желанием быть достаточно полезной, чтобы быть приглашенной на экскурсию отца, и желанием быть достаточно умной, чтобы убедить его остаться.
Она открыла глаза и уставилась на свое отражение.
«Недостаточно хорошенькая», — прошептал голос в глубине ее сознания. «Недостаточно для настоящей принцессы», — еще тише произнес он. Эта мысль в последнее время часто всплывала на поверхность. Вайолет пожала плечами.
— Да, — сказала она, ни к кому конкретно не обращаясь. Она посмотрела на свое отражение. Ее отражение не смотрело в ответ. — Я настоящая, — никто не ответил. Она закрыла глаза, отвернулась и поспешила по коридору.
Вайолет не заметила, что в ее отражении в зеркале было что-то… странное. Если бы она была внимательна, то могла бы заметить, что ее отражение — как это обычно бывает — не отражает ее движения и не исчезает в пределе зеркального пространства.
Нет, ее отражение осталось.
Она осталась.
И когда Вайолет — настоящая Вайолет — дошла до конца коридора, вытирая слезы, отражение в зеркале — не та Вайолет — растянуло губы в жестокой ехидной усмешке.
Глава 11
Охотничий отряд ушел на двойную фазу Малой Луны, когда то, что когда-то было известно лишь немногим избранным, стало известно всем: королева — наша дорогая, прекрасная и мудрая королева — ждала еще одного ребенка. Учитывая печальное завершение других ее беременностей (помимо чудесного рождения Вайолет) и растущую опасность для ее жизни и здоровья, мы беспокоились за нее. Каждая дышащая душа среди нас.
Тем не менее, весь замок был под строгим приказом не просвещать короля… даже когда послали команду снабжения, чтобы пополнить истощающиеся запасы охотничьего отряда.
— Король не должен знать, — сказала она.
— Он искал дракона с тех пор, как я его знаю, и, возможно, у него никогда не будет другого шанса, — рассудила она. — Зачем давать ему повод для беспокойства? Либо ребенок будет жить, либо нет, и король ничего не может с этим поделать.
И, возможно, это было правдой. Но как же мы волновались! И хотя она делала вид, что не понимает, королева тоже.
Вайолет, со своей стороны, стала для матери как тень. Она ходила туда, куда ходила королева, ела, когда ела королева, спала, когда спала королева. Она принесла напитки, еду и книги. Она присутствовала на собраниях, слушаниях и советах… даже на самых скучных и утомительных.
Королева потворствовала этому, называя Вайолет «моя маленькая ученица».
— Помни, дорогая, — серьезно сказала она, — чем утомительнее встреча, тем лучше подготовка к ней. Хотела бы я сказать тебе, что скука становится приятной с возрастом, но, увы, не могу.