Бабочка (ЛП) - Л'. Страница 33

Слова застряли в моем сдавленном горле. Моя спутница положила одну тонкую, покрытую венами руку на мою, а другой смахнула слезы.

— Ты, mon chérie, так напоминаешь мне ее. Ты вернула свет в жизнь Романа.

Я слегка улыбнулась, а она налила себе еще чаю.

— Сегодня десятая годовщина смерти моей дочери и внучки. Они собирались назвать ее Майей.

Внезапно я поняла, почему Роман вел сегодня себя так. Так неуправляемо. Он был поглощен чувством вины и печали. Подавлен чудовищем, которым он себя считал. Меня гложило чувство вины и раскаяния. Они цепко впились когтями в мое сердце. Я чувствовала себя ужасно и сбежала от него, когда должна была быть рядом с ним. Держать его в своих объятиях, как он делал это для меня. Я склонила голову от стыда, затопившего меня. И прикусила нижнюю губу.

— Софи, моя дорогая. Посмотри на меня.

Со слезами на глазах я выполнила ее просьбу.

— Ты нужна ему. Пожалуйста, будь рядом с ним сегодня вечером. — Она достала сумочку. — Здесь ключ от двери. А ты — ключ к его сердцу.

Глава 31

Софи

Ты нужна ему. Пожалуйста, будь рядом с ним… Ты — ключ к его сердцу.

Последние слова мадам Дюбуа кружились у меня в голове, как танцующие скелеты, когда я стояла перед запертой дверью детской. Темнота поглощала меня. Держа в трясущейся руке старинный бочковой ключ, я приложила ухо к двери. Тишина. Затем, на очередном тяжелом вдохе, услышала приглушенное бормотание, и почти одновременно с ним прозвучал резкий свист. Мое сердце подпрыгнуло, а затем я вздрогнула от следующего звука. Стон, глубокий, болезненный и гортанный.

Последовательность продолжалась. Череда бормотаний и свистов, а затем бурчание, стоны и шипение. Меня одолевали дурные мысли. Мой желудок скручивался от страха. Какое право я имела вторгаться в личное пространство Романа? Возможно, мне не понравилось бы то, что я там могла бы увидеть. Может, мне лучше было бы просто уйти? Стук моего бешено колотящегося сердца заглушал пугающие звуки за закрытой дверью.

Прозвучал еще один резкий удар, на этот раз сопровождаемый воем. Громким, мучительным и диким. Как вопль раненого животного. Опасения, которые я испытывала, испарились, их сменило беспредельное беспокойство. Поэтому дрожащими пальцами вставила длинный металлический ключ в замочную скважину, повернула его. И, когда дверь приоткрылась, последовало еще одно ужасающее сочетание звуков, от которых кровь стыла в жилах. С некой нерешительностью и дрожью я шире распахнула дверь и сделала шаг внутрь, сначала один, потом другой. Сладкий аромат гардений сразу же проник в мои чувства.

В отличие от сегодняшнего дня, когда цветочная комната была освещена солнечным светом, сейчас здесь царствовала почти кромешная тьма. Шторы были плотно задернуты, и только пламя ароматической свечи, которую оставила мадам Дюбуа, освещало комнату. Даже в темноте нетрудно было заметить Романа, и его внушительную тень, мелькающую на задней стене. Меня он еще не видел. Херст стоял на коленях на ковре, с голой грудью, в одних черных шелковых пижамных штанах и держал в руке небольшой темный предмет. Я застыла в дверном проеме, когда тот перекинул его через плечо и нанес удар по спине. Бах! Предмет ударился о кожу с треском, от которого заложило уши, его голова откинулась назад, и мужчина вскрикнул от боли.

— Боже мой, Роман! Что ты делаешь? — Меня пронзила волна боли, и я помчалась к нему, когда он снова ударил себя по спине. Еще один вопль. Громче. Еще больнее.

Я упала на колени рядом с ним и теперь видела, что он сжимал в руках флоггер²⁷. Зная об этом только по фотографиям, я попыталась удержать его руку, прежде чем Роман нанес бы себе новый удар. Но он был слишком силен. Слишком решителен.

Удар! В воздухе раздался треск кожи о плоть. Зажмурив глаза, он поморщился.

— Пожалуйста, Роман! — умоляла я. — Пожалуйста, остановись! — Мой голос был хриплый, переполненный эмоциями.

Я отчаянно попыталась вырвать плеть двумя руками. Тянула и дергала изо всех сил.

— Уходи! — Херст с силой оттолкнул меня свободной рукой.

Бицепс его мощной руки напрягся, когда он снова хлестнул себя плетью. Потом еще и еще. Из его нутра вырывались стоны, его лицо было так измучено, что мне нестерпимо хотелось расплакаться.

— Пожалуйста, Роман, — продолжила умолять я, мой голос срывался от слез. — Ты должен остановиться! — Я не могла вынести того, что он делал с собой, его боль, причиненная самому себе, становилась моей болью. Его мучения — моими мучениями. Его душа — моя душа. Я не могла позволить ему делать это! Я не могла! Не могла!

— Уходи! — прорычал Роман, но я не сдавалась. Он снова ударил себя плетью.

Пришло осознание. Тут сила не сработает. Из-за его огромной силы мне никогда не удастся вырвать флоггер из его рук. Нужен был другой подход.

Одной рукой нежно коснулась его плеча, жар его кожи обжег мои пальцы. Другой рукой — нежно поглаживала большим пальцем его запястье, чуть ниже священного золотого браслета, который подарила ему Ава.

— Роман, я знаю, что произошло. Мадам Дюбуа рассказала мне. — Мой голос был таким же мягким, как и мои прикосновения.

Его тело обмякло, как безвольная марионетка.

— Я убил их! — всхлипывал он. — Это все моя вина!

— Роман, это был несчастный случай. Ужасный, странный несчастный случай. Но это не твоя вина.

К моему огромному удивлению и облегчению, мои слова подействовали как бальзам. Он отпустил флоггер, и тогда я увидела, как тот упал на ковер. Истертые кожаные нити были окрашены в багровый цвет от крови. Затем, словно в замедленной съемке, он лег на пол ниц, по иронии судьбы в позе ребенка. И впервые я смогла подробно рассмотреть его спину. Связки его мышц. Повреждения. Кровь. Его громкие, захлебывающиеся рыдания заглушили мой судорожный вдох. Россыпь кровавых рубцов смешивалась с паутиной розовых и белых шрамов, создавая абстрактное полотно мучений и страданий. Сколько раз этот бедный человек причинял себе подобную боль? О, какую вину и горе нес этот человек в своем сердце! Неприкрытое сострадание, которое я испытывала к нему, пробило дыру в моем сердце. Когда его плечи вздыбились, а его рыдания стали неудержимыми, мои собственные слезы потекли по щекам. Я вытерла их, пока они не упали на его спину и не добавили соли в его открытые раны.

На стене появилась еще одна тень. Мой взгляд переместился к дверному проему. Там оказалась мадам Дюбуа, держащая в руках поднос. Высокая и непоколебимая. Мягко ступая в своих прочных туфлях на резиновой подошве, она приблизилась к нам и поставила поднос рядом со мной.

Поднявшись, она посмотрела мне в глаза, и я поняла, что она словно пыталась прочитать мои мысли. Что мне делать?

— Оставайся с ним. Позаботься о нем. Ты нужна ему.

И с этими словами ушла, оставляя меня наедине с Романом.

Его рыдания стихли, я смочила тряпицу в миске с теплой водой и осторожно проложила ее к его раскаленным рубцам. Он зашипел и вздрогнул, но вскоре подчинился моим прикосновениям. Несколько раз я споласкивала тряпку, чтобы смыть кровь, и когда, наконец, убедилась, что кровотечение остановилось, нанесла бальзам. Алоэ вера.

Роман выдохнул «аах». Наполовину вздох. Наполовину стон.

Жар его открытых ран обжигал кончики моих пальцев. Даже в таком израненном состоянии, я не могла не восхититься его широкой скульптурной спиной, силой, которую она излучала. Каким-то образом его шрамы делали его более впечатляющим. Больше похоже на бога.

— Это приятно, — пробормотал он себе под нос. — Ты же знаешь, что задолжала мне массаж спины.

Секунду я все никак не могла сообразить, о чем он говорил, но потом вспоминала, как Херст сказал это в маникюрном салоне. Я выдавила самую слабую из улыбок.

— Да. — Просто это не то, что я имела в виду на самом деле. — Давай-ка, уложим тебя в постель.

Мне удалось помочь ему подняться. Всего несколько недель назад я опиралась на него. Теперь же этот большой, красивый, сложный мужчина опирался на меня. Роман обнял меня за плечи, перенеся свой вес на меня, пока мы, пошатываясь, шли по коридору к его спальне. Его сердце тяжело стучало в груди, словно на нем лежали все грехи и горести человечества.